Закон и жена - Уилки Коллинз

Сиделка, Христина Ормсей, снова допрошенная, повторила слова, услышанные ею от мистрис Маколан в то утро, когда та почувствовала себя дурно: она сказала ей в шесть часов утра, что приходил мистер Маколан примерно час тому назад и, видя, что ей не спится, дал успокоительных капель. Это случилось в пять часов утра, когда Христина Ормсей спала на диване. Далее сиделка показала под присягой, что она тотчас же посмотрела на склянку с лекарством и заметила, что после того, как она давала капли, в ней оставалось капель еще на один прием.

Передопрос служанки и сиделки привлек особенное внимание. Он обнаружил, какой будет характер защиты.

Допрашивая служанку, старшина адвокатов спросил:

— Не замечали ли вы когда-нибудь, убирая комнату мистрис Маколан, чтобы в умывальнике вода была черноватого цвета?

Свидетельница отвечала:

— Никогда ничего подобного я не замечала.

Старшина адвокатов продолжал:

— Не находили ли вы порошок под подушкой или в другом каком потайном месте в спальне мистрис Маколан или не находили ли вы книги или брошюры о лечении от дурного цвета лица?

Свидетельница опять отвечала: «Нет». Но старшина адвокатов настаивал:

— Не слыхали ли вы, что мистрис Маколан говорила что-нибудь о мышьяке как о средстве исправить цвет лица?

Свидетельница ответила: «Никогда».

Те же вопросы были предложены и сиделке, и опять прозвучали отрицательные ответы.

С этой минуты, несмотря на отрицательные ответы, для присяжных и прочей публики впервые прояснился план защиты. Чтобы предупредить возможность ошибки в этом серьезном деле, председатель, по удалении свидетельниц, обратился к защитнику со следующим вопросом:

— Суд и присяжные желают знать, с какой целью задавали вы эти вопросы служанке и сиделке. Не хочет ли защита доказать, что мистрис Маколан употребляла мышьяк, купленный ее мужем, для улучшения цвета своего лица?

Старшина адвокатов отвечал:

— Да, милорд, мы смотрим на дело с этой точки зрения и на этом основываем нашу защиту. Мы не можем оспаривать доказанного факта, смерти миссис Маколан от отравления. Но мы утверждаем, что она умерла от слишком большой дозы мышьяка, принятой ею по неведению, тайком в своей комнате, как средства для улучшения цвета ее лица, недостатка всеми признанного и доказанного. В показаниях подсудимого судье прямо сказано, что он покупал мышьяк по просьбе своей жены.

Председатель спросил тогда, не возражает ли кто-либо из присяжных против прочтения на суде показаний подсудимого.

На это старшина адвокатов отвечал, что будет рад чтению данного документа, так как он может подготовить умы присяжных к защите, которую он предполагает вести.

Лорд-адвокат со своей стороны был доволен тем, что может в этом случае исполнить желание своего ученого собрата. Так как показания подсудимого, ничем не доказанные, послужат скорее против него, чем за него, то он охотно согласился выслушать чтение этого документа.

Вследствие этого, показание подсудимого, заявившего судье о своей невиновности при обвинении его в отравлении жены, было зачитано. Привожу его:

«Я два раза покупал мышьяк по просьбе моей жены. В первый раз она сказала мне, что он нужен садовнику для оранжереи, во второй раз — что у нее попросил мышьяк повар, чтобы очистить дом от крыс.

Оба раза тотчас по возвращении домой я отдавал мышьяк жене. Мне он ни на что не был нужен. Обычно жена сама отдавала приказания садовнику и повару, всем распоряжалась она, а не я.

Я никогда не расспрашивал жену об использовании мышьяка, так как это меня совсем не интересовало. Я месяцами не заглядывал в оранжерею, так как я вовсе не охотник до цветов. Что же касается крыс, то я предоставил их истребление повару или кому-либо другому из прислуги, так как домашним хозяйством я совсем не занимался.

Жена моя никогда не говорила мне, что ей нужен был мышьяк для улучшения цвета лица. Я, конечно, был бы последним лицом, кому она открыла бы тайны своего туалета. Я просто поверил тому, что она мне говорила: что мышьяк нужен садовнику и повару.

Я положительно утверждаю, что у нас с женой были дружеские отношения, хотя и бывали между нами отдельные недоразумения, встречающиеся в семейном быту. Если я чувствовал разочарование относительно моего брака, то как муж и джентльмен я ставил себе в обязанность скрывать это от жены. Я был очень огорчен и поражен ее преждевременной смертью и глубоко сожалел, что недостаточно нежно заботился о ней при ее жизни.

Торжественно заявляю, что я так же мало знаю о том, как она приняла мышьяк, найденный в ее теле, как младенец в утробе матери. Я не виновен даже в помысле нанести какой-нибудь вред этой несчастной женщине. Я дал ей успокоительные капли, как они были в склянке, и подал ей чай, принятый из рук служанки, ничего туда не примешивая. Я не держал в руках мышьяк с тех пор, как отдал его жене. Я ничего не знал о том, как она использовала его или куда она его спрятала. Я призываю Бога в свидетели, что невиновен в ужасном преступлении, возводимом на меня».

Чтением этих искренних и трогательных слов окончилось заседание второго дня.

Я должна сознаться, что чтение отчета все более и более печалило меня, уменьшая мои надежды. Все свидетельские показания и улики второго дня были против моего мужа. Несмотря на то что я была женщина и пристрастна к нему, я не могла этого не видеть.

Беспощадный лорд-адвокат (я должна покаяться, что ненавидела его) доказал, во-первых, что Юстас купил яд; во-вторых, что причина покупки, объявленная дрогисту, была ложная; в-третьих, что у него было два удобных момента всыпать тайком яд своей жене.

Что же доказал старшина адвокатов со своей стороны? Ничего! Заявление подсудимого о своей невиновности не подтверждалось никакими фактами, как уже заметил лорд-адвокат. Не было представлено никакого доказательства в том, что жена его тайком употребляла мышьяк для улучшения цвета своего лица.

Единственным моим утешением при чтении отчета о процессе было то, что я открыла существование двух друзей, на симпатию которых я, по всей вероятности, могла рассчитывать. Безногий Декстер в особенности выказал себя горячим сторонником моего мужа. Моя душа исполнилась теплого чувства к человеку, который креслом своим хотел защитить бумаги Юстаса. Я тут же решила, что мистеру Декстеру первому сообщу свои намерения и надежды. Если он найдет затруднительным для себя содействовать мне, тогда я обращусь к адвокату, мистеру Плеймору, второму другу моего мужа, который формально протестовал против захвата бумаг Юстаса.

Несколько успокоенная и подкрепленная этой решимостью, я перевернула страницу и приступила к чтению третьего заседания.

Глава XVIII. ВОПРОС ТРЕТИЙ: КАКАЯ БЫЛА У НЕГО ПОБУДИТЕЛЬНАЯ ПРИЧИНА

На первый вопрос: от яда ли она умерла? — ответ был положительный. На второй: кто отравил ее? — предположительный. Теперь предстоял третий и последний вопрос: какая была у него побудительная причина? На это должны были ответить свидетельства родных и друзей покойной.

Леди Брайдгэвен, вдова контр-адмирала Джорджа Брайдгэвена, допрошенная мистером Дрью, показала:

«Покойная мистрис Юстас Маколан — моя племянница. Она была единственной дочерью моей сестры и жила у меня после смерти своей матери. Я была против этого брака, но мои доводы казались странными и сентиментальными ее друзьям. Мне очень тяжело говорить об этих обстоятельствах публично, но я готова принести эту жертву, если этого требует правосудие.

Подсудимый в то время, о котором я буду говорить, гостил у меня в доме. Однажды во время прогулки верхом с ним случилось несчастье: он серьезно повредил себе ногу. Нога же эта была уже у него прежде повреждена, во время его службы в Индии. Это обстоятельство серьезно ухудшало положение дела. Ему было предписано не вставать с дивана в продолжении нескольких недель. Все дамы, жившие в доме, взяли на себя обязанность по очереди сидеть около него, читать ему и разговаривать с ним. Племянница моя была первая среди этих добровольных сиделок. Она прелестно играла на фортепиано, а больной, к несчастью, очень любил музыку.

Последствия этих невинных отношений имели гибельный конец для моей племянницы. Она страстно привязалась к мистеру Маколану, но в нем не возбудила к себе взаимности. Я, насколько было возможно, старалась вмешаться в это дело, но племянница моя, к несчастью, отказала мне в своем доверии. Она настойчиво отрицала свое пламенное чувство к нему и утверждала, что лишь по-дружески привязалась к нему. Таким образом, я лишилась возможности разлучить их, не обнаружив настоящей причины, а это привело бы к скандалу, который мог навредить репутации моей племянницы. Муж мой был еще жив, и все, что я могла сделать тогда, я сделала. Я просила мужа моего тайно поговорить с мистером Маколаном и обратиться к его чести, чтобы выручить нас из затруднительного положения и не повредить репутации девушки.