Повседневная жизнь Стамбула в эпоху Сулеймана Великолепного - Робер Мантран

Янычары и бекташи временами достигали столь полного единства, что в армии их оджак так и называли: Оджак-и бекташийе (оджак бекташей); когда новый баба (глава бекташей) вступал в должность руководителя ордена, то по прибытии в Стамбул он первым делом представлялся не великому визирю, а являлся в штаб янычарского корпуса, где ага увенчивал его голову тюрбаном бекташей (тадж) и только затем вместе с торжественным кортежем сопровождал его в резиденцию великого визиря; после этого протокольного посещения баба возвращался к янычарам и некоторое время гостил у них — вплоть до того дня, когда обязанности главы ордена призывали его в «материнский дом» бекташей, построенный около могилы Хаджи Бекташа в Анатолии между Кыршехиром и Кайсери.

Связь между янычарами и этими дервишами коренилась в том обстоятельстве, что те и другие были довольно близки к простому народу и исповедовали именно народный, то есть не вполне ортодоксальный, ислам, а также в том, что и те и другие служили ядром народных волнений и выступлений против правительства, причем выступления эти далеко не всегда имели религиозную окраску{203}.

Если в XVI и отчасти XVII веке, вплоть до кончины Мурада IV (1640), янычары, как правило, соблюдали воинскую дисциплину и в общем блюли верность правительству (за исключением той роли, которую они сыграли в свержении, а затем в насильственной смерти Османа II, а также мятежа, поднятого ими совместно с сипахи в 1632 году), то позднее упомянутые исключения становятся скорее правилом — янычары бунтуют неоднократно: в 1648-м, 1651-м, в мае 1655-го, в марте 1656 года. Еще позднее энергичное правление Кёпрюлю все-таки оказалось способным навести порядок и возвратить столице покой, но произошло это только в 1687 году в ходе подавления прямо-таки ужасающего бунта: тогда янычарская солдатня не остановилась перед разгромом и разграблением Сераля, а в Стамбуле творила такие бесчинства, что принудила население взяться за оружие — на этот раз для того, чтобы дать отпор насильникам. Война сначала с Венецией, а затем против альянса Австрии, Венеции и России потребовала значительного увеличения янычарского корпуса, и на этот раз набор в него производился скорее по принципу свободной вербовки, а не по системе девширме. Рекруты вовсе не блистали ни дисциплиной, ни моральным уровнем, ни желанием воевать. Если они чего и желали, так это принадлежать к привилегированному военному корпусу, который «умеет постоять за себя» — любыми средствами добиваться от правительства все новых льгот и подачек. Возможно, немалое число среди них успело в Стамбуле освоить некоторые торговые и ремесленные профессии. Похоже, янычары поставили под свой контроль даже отдельные корпорации — например, грузчиков, торговцев бёреками (род слоеных жареных пирожков с начинкой из мяса, лука и т. д.), торговцев овощами и фруктами. Фактически они не сами промышляют этими занятиями, а предоставляют их своим соотечественникам, родственникам, приятелям, знакомым, которым без таких покровителей в столице пришлось бы очень тяжко. Для них янычары добывают свидетельства принадлежности к своему корпусу и разрешения вести торговлю, им доверяют свои товары, а от них взамен получают какой-то процент с выручки{204}. Эти номинальные янычары (фактически же бродячие торговцы) или, по крайней мере, холостяки из них селятся в казармах группами, причем каждая группа занимает отдельную комнату, образуя тем самым своеобразную структуру «комнат холостяков» (бекяр одалары), которую упоминает, в частности, Эвлийя Челеби.

Налицо, таким образом, начало процесса проникновения янычар в ряд корпораций, которые принимают непосредственное участие в экономико-социальной жизни столицы. Перерождается в социальном отношении и сам янычарский корпус, что, уже в свою очередь, оказывает вторичное воздействие как на столицу, так и на Империю в целом, поскольку Стамбул служит примером для других ее больших городов, центров провинций.

Если к сказанному добавить, что в военное время корпорации должны посылать в армию какую-то часть своих членов, которые служат в ней в качестве вспомогательных войск{205}, то становится ясно, что между корпорациями и армией устанавливаются связи, еще не слишком прочные в конце XVII века, но укрепляющиеся и расширяющиеся вследствие событий следующего столетия. В конечном итоге у правительства нет причин радоваться долговременным последствиям присутствия военных в Стамбуле.

Религиозная жизнь: должности и деятели

Осада Константинополя турецкими войсками - армией султана Мехмеда II в 1453 году. Французская иллюминованная рукопись XV в.

Предпоследний византийский император Иоанн VIII Палеолог. Медаль, изготовленная А. Пизанелло во время подготовки Ферраро-Флорентийской церковной унии. 1437.

Константинополь. Гравюра «Всемирной хроники» Гартмана Шеделя, 1493.

Покоритель Константинополя султан Мехмед II. Медаль, изготовленная Б. ди Джованни. 1480.

Стены и башни византийского Константинополя, ставшие стенами турецкого Стамбула. Современные фото.

Султан Мурад. Рисунок из турецкой рукописи. 1579.

Вид Константинополя. Гравюра XIX в.

Великий князь Московский и всея Руси Василий III, сын Софьи Палеолог, внучатый племянник последнего византийского императора Константина XI Палеолога. Западная гравюра XVI в.

Максим Грек. Рисунок из русской рукописи XVI в.

Грамота Иерусалимского патриарха Досифея о прощении патриарха Никона. Константинополь, 1682.

Крест напрестольный, присланный с Афона патриарху московскому Филарету. 1619.

Византийская деревянная резная икона. XVII в.

Неудачная осада турецкими войсками Вены в 1529 году — перелом в турецкой экспансии в Европе. Немецкая гравюра XVI в.

Турок, уводящий восточноевропейских христиан в плен. Страница из немецкой антитурецкой брошюры середины XVI в.

Вид Вены. Гравюра из «Всемирной хроники» Гартмана Шеделя, 1493.

Султан Баязет. Портрет, приписываемый Веронезе. XVI в.

Султан Орхан. Портрет, приписываемый Веронезе. XVI в.

Храм Святой Феодосии, обращенный в мечеть. Фотография начала XIX в.

Храм Пантократора, обращенный в мечеть. Фотография начала XIX в.

Турецкие всадники. Немецкая гравюра XVI в.

Битва. Турецкий рисунок XVI в.

Султан Сулейман Кануни (Великолепный) на коне. Г. Эворт. 1549.

Битва при Лепанто, в которой соединенный флот во главе с венецианцами остановил морскую турецкую экспансию. 1572.

Итальянский парусник. Гравюра конца XV в.

Хайреддин-паша, по прозвищу Барбаросса, известный морским пиратством. 1580.

План битвы при Лепанто. Итальянская гравюра. 1572.

Ислам не воинствующий. Повседневная жизнь стамбульской мечети. Фотография первой половины XX в.

Среди жителей Стамбула, состоящих на «официальной» службе, выделяется совершенно особая категория людей, область обязанностей которых — религия. Категорию эту следует, конечно, отличать от всех прочих служб, прежде всего потому, что ответственные за выполнение религиозных публичных обязанностей никак не могут рассматриваться как «служащие» в современном значении слова или как должностные лица в области администрации или политики. Ислам в плане чисто религиозном (а не в своем религиозно-правовом аспекте — это обстоятельство следует подчеркнуть) не предполагает существования духовенства, сравнимого, скажем, с католическим клиром. У него есть, разумеется, иерархия, но она состоит в основном из лиц, занимающихся именно религиозно-правовой деятельностью. Это — отправляющие правосудие шейх-уль-ислам и кади, с одной стороны, и улемы, авторитеты в области права, и мударрисы, преподаватели медресе, — с другой. И те и другие — скорее знатоки в области религии, нежели духовенство. К тому же они не дают никакого обета, в частности обета безбрачия и целомудрия. Надо отметить весьма распространенный феномен перехода должности кади от отца к сыну, наличие судейских династий. Корпорация кади — это своего рода самовоспроизводящаяся каста интеллектуалов.