Скандал на Белгрейв-сквер - Энн Перри

Он несколько отступил назад, прямо глядя в лицо Питту.

— Возвращайтесь к мистеру Уимсу; скажите ему, что мне очень не нравится то, как он обращается с моим именем, и посоветуйте ему впредь говорить правду, или это плохо для него кончится. Я могу привлечь его к ответственности за попытку намеренно опорочить репутацию честного человека.

— Вы никогда не встречались с мистером Уимсом?

— Нет, сэр. — Голос судьи стал еще более резким; Карсуэлл начинал терять терпение и, похоже, более не испытывал прежней тревоги. — Мне кажется, я выразился достаточно ясно. Если это все, что вы хотели мне сказать, я попрошу вас дать мне возможность использовать остаток моего перерыва для отдыха. Мне надо собраться с мыслями, выпить чего-нибудь прохладительного…

Питт внимательно следил за лицом судьи, но увидел на нем лишь вполне справедливый гнев человека, чье время столь беспардонно использовали для того, чтобы бросить тень на его доброе имя.

— Мистер Уимс умер, — тихо сказал Питт. — Его убили неделю назад.

— О! — Карсуэлл был ошеломлен, но не испугался. — Прошу извинить меня, я не хотел говорить плохо об умершем. Но, боюсь, я ничем не могу вам помочь. Я также не знаю, каким образом и почему в его записях оказалось мое имя. По-моему, это сделано с умыслом. — Он нахмурился, и в его голосе снова зазвучала тревога. — Возможно, это какой-то заговор, мистер Питт? Вы говорили о ком-то, кто лжет. Сначала вы спросили, где я был, а теперь объявляете, что убит ростовщик. Вы считаете, что подозреваемый мог быть в это время в моем обществе?

Питт улыбнулся, но это была невеселая улыбка.

— Я, как и вы, предпочитаю не разглашать мои маленькие секреты, сэр. — Он постарался, чтобы это не прозвучало слишком невежливо. — Благодарю вас, что вы уделили мне столько вашего времени. Я сам найду дорогу. До свидания, мистер Карсуэлл.

— До свидания, — ответил судья, глядя на удаляющегося Питта. Голос его был тих, словно он о чем-то задумался.

С друзьями и коллегами Карсуэлла не было смысла беседовать. Это привело бы лишь к широкой огласке того, что полиция расспрашивает о судье. Сам же он решит, что его подозревают в убийстве Уимса. Карсуэлл был слишком искушен в таких делах, чтобы поверить, будто у Питта есть другая причина тратить на него свое время. Это, безусловно, насторожит судью и едва ли поможет Томасу. Надеяться на то, что кто-то из друзей судьи обмолвится о чем-то полезном для инспектора, не приходилось.

Итак, оставалась кропотливая и скучная слежка — день за днем, если понадобится, — чтобы изучить распорядок дня судьи, узнать, на что он тратит деньги, полученные от Уимса; выведать, наконец, ту тайну, из-за которой судью шантажировали, — или же убедиться в том, что ничего подобного нет и в помине. Последнее означало бы, что Карсуэлл знает об опасности и достаточно умен, чтобы скрывать свои слабости и пороки, — или же, наоборот, придется убедиться, что их у него нет. В таком случае Питт все равно должен будет выяснить, почему имя судьи значится в списке Уимса.

Томас был занят днем и ночью в течение недели. Карсуэлл весь день находился в суде, разве что в полдень отлучался на ланч. Питт, разумеется, не мог находиться в здании суда и проверять, с кем встречается судья. Он не хотел, чтобы тот заметил, что за ним следят, — это насторожило бы его и осложнило наблюдение.

Инспектор терпеть не мог, когда кто-то или что-то определяло за него его часы и место работы. Это было неприятным ограничением его свободы, от чего он счастливо избавился, получив повышение. Право самому решать, что делать, без докладов начальству, было теперь одним из завидных преимуществ его нового положения полицейского детектива. В душе Томас посмеивался над собой за то, что такая малость могла так угнетать его, и порой осуждал себя за это.

Карсуэлл, Урбан и Латимер были главными подозреваемыми, если исключить Байэма, о чем Питт пока старался не думать. Ему также ужасно не хотелось, чтобы подозрение пало на кого-либо из главного списка должников — на бедняков, доведенных до отчаяния голодом и горем, будь это женщины или мужчины. Если убийца окажется среди них, Питту нелегко будет удержаться от соблазна добиться, чтобы дело объявили закрытым. Ему не хотелось потом страдать от угрызений совести. Свое решение он мог бы оправдать состраданием и гневом против тех, кто наживается на горе других, отнимает у людей надежду, достоинство и оставляет лишь право выбора между смертью и голодом для себя и своих детей, а это ведет к насилию. Если заставить человека выбирать между физической гибелью и гибелью души, как можно обвинять его в том, что он сделал неправильный выбор?

Вот о чем думал Питт, сунув руки в карманы и низко опустив голову, поджидая, когда по окончании рабочего дня судья Карсуэлл покинет здание суда. Летом трудно следить за человеком. День длинный, темнеет поздно, часов в десять или еще позднее, погода жаркая, поэтому нелепо надвигать шляпу на нос и поднимать воротник сюртука. Летом трудно скрываться в тени. Туманы в это время года не так часты, да и дожди тоже, когда можно ускорить шаг и нагнуть пониже голову. Высокий рост тоже был помехой — Питт обычно на голову возвышался над толпой прохожих. Если бы Карсуэлл догадался, что за ним следят, ему ничего не стоило бы уличить инспектора.

Когда судья вышел, Питт без труда следил за ним до самой Керзон-стрит, где остался ждать до тех пор, пока не пришел час ужина. Тогда он решил, что Карсуэлл уже не покинет дом. С облегчением вздохнув и поежившись, инспектор вышел на перекресток, чтобы поймать кэб и отправиться домой, в Блумсбери.

И только ночью, лежа в постели и прислушиваясь к легкому дыханию Шарлотты, чувствуя тепло ее тела, Томас вдруг с чувством вины понял, что Карсуэлл вполне может покинуть дом, когда все уснут. Подлые дела совершаются под покровом ночи, когда никто не видит и никому ничего не надо объяснять. Именно в это время Карсуэлл мог нанести визит ростовщику — не вечером, а в полночь, в короткую летнюю ночь, длящуюся всего пять или шесть часов.

Сейчас уже поздно, но завтра Томас пойдет в полицейский участок в Кларкенуэлле и попросит по крайней мере еще одного человека себе в помощь. За Карсуэллом надо установить наблюдение и днем и ночью.

Питт повернулся и обнял спящую Шарлотту, легонько коснувшись ее теплого плеча и волос, пахнущих лавандовой водой, которую она так любила. Шарлотта пошевелилась во сне и придвинулась поближе к мужу.

Иннес продолжал вести опросы должников из первого списка Уимса. В маленькой комнатушке в кларкенуэллском участке он рассказал Питту о семи должниках, доведенных до полного отчаяния и не имеющих уже не только заклада, даже самого ерундового, но и крошки хлеба, гроша, чтобы заплатить за квартиру и одежду, кроме той, что была на них. Сержант запомнил их впалые воспаленные глаза, полные отчаяния и гнева. Никто из этой семерки не смог найти свидетелей, которые могли бы подтвердить, где каждый из них был в то время, когда убили Уимса. Иннес назвал Питту их имена, испытывая огромное огорчение. Он даже не скрывал того, что искренне хочет, чтобы виновником оказался кто-нибудь из «господ». Сержант стоял в комнатке, которую выделили в участке Питту, вытянувшись перед инспектором, распрямив плечи и с вызовом глядя на Томаса.

Никто из них не пытался выразить свое понимание ситуации словами. Их чувства были слишком глубоки и личны — и сожаление, что они не могут ничем помочь несчастным, и страх, что кого-то из них придется арестовать, судить и повесить.

— Нам придется следить за мистером Карсуэллом, — заключил Питт ровным голосом, глядя куда-то мимо сержанта. — Для этого нужен еще один помощник. Вы можете позаботиться об этом?

— Зачем судье было брать деньги у такой свиньи, как Уимс, сэр? — Иннес произнес это, не меняя своей напряженной позы. — Какой был в этом смысл?

— Он, возможно, не делал этого, — согласился Питт. — Думаю, его просто шантажировали.

— Как вашего джентльмена? — прямо спросил сержант, глядя на инспектора.

— Да, — так же прямо ответил Томас. — Но здесь нет состава преступления. Это была ошибка. Влюбившаяся в него женщина покончила с собой. Это могло грозить скандалом, неприятным для семьи.

— Не похоже, судя по всему, — сердито буркнул Иннес. Он продолжал стоять у стола. Питт тоже стоял, опершись рукой о спинку стула.

— Согласен. Поэтому я думаю, что он не убивал Уимса. Да и терял он не так уж много. Возможно, это сделал Карсуэлл.

— Я организую слежку за ним. — Сержант чуть расслабился. — Когда вы хотите заниматься этим, сэр? Или, может, послать сразу двух парней?

— Нет, одного хватит, — заверил Питт. — Днем я сам буду за ним следить, все равно мне больше делать нечего.

Иннес на мгновение забыл о субординации.

— А ваш этот джентльмен? Хотя он не очень боялся скандала, потому что платил Уимсу, но ему могло надоесть все это, и он решил избавиться от процентщика. К тому же тот мог от жадности все время набивать цену…