Пятая женщина - Хеннинг Манкелль

— Нет, не загородил, — ответила Эбба. — Кстати, тебя искал Мартинсон.

— Где он?

— Скорее всего, у себя.

— Попроси Тирена подождать несколько минут, я перекинусь парой слов с Мартинсоном.

Когда Валландер вошел к Мартинсону, тот разговаривал по телефону. Но тут же закончил разговор. Валландер решил, что это, наверное, была жена. Она звонила Мартинсону по десять раз на дню. Неизвестно зачем.

— Я разговаривал с медэкспертами в Лунде, — сказал Мартинсон. — Уже есть кое-какие результаты. Жаль только, что самого главного они нам все равно сказать не могут.

— Когда он умер?

Мартинсон кивнул.

— Сердце остриями не повреждено. Артерии тоже целы. А значит, он мог довольно долго висеть на этих кольях, прежде чем умереть. Врачи говорят, что он вроде как утонул.

— Что значит «утонул»? — удивился Валландер. — Он висел на кольях в канаве. Как он мог утонуть?

— Врач сообщил мне уйму неприятных подробностей, — сказал Мартинсон. — Но суть в том, что в легкие попала кровь, и в какой-то момент ее стало так много, что Хольгер Эриксон захлебнулся. Как если бы он утонул. Я передам тебе их письменное заключение, как только получу его.

— Вот когда отдашь, тогда и будем разговаривать. У тебя тут уже и так целый склад.

Валландер не имел в виду ничего плохого. Он только в коридоре понял, что своей последней репликой, наверно, обидел Мартинсона. Но слово — не воробей, и Валландер направился в приемную, где его ждал Свен Тирен. Тирен сидел на диванчике, уставившись в пол. Он был небрит, глаза красные, воспаленные. От него сильно пахло мазутом и бензином. Валландер провел его в свой кабинет.

— Почему тот, кто убил Хольгера Эриксона, все еще не за решеткой? — спросил Тирен.

Тон его снова покоробил Валландера.

— Назовите мне его имя, и я лично прямо сейчас поеду и арестую его, — ответил он.

— Я не полицейский.

— А вот это я и без вас знаю. Были бы вы полицейским, не задавали бы таких глупых вопросов.

Свен Тирен хотел, было, возразить, но Валландер жестко остановил его.

— Сейчас вопросы задаю я, — сказал он.

— Вы меня в чем-то подозреваете?

— Нет. Но у меня есть вопросы. Вы должны на них отвечать. И больше ничего.

Свен Тирен пожал плечами. Вдруг Валландеру показалось, что Тирен нервничает. Его профессиональные инстинкты мгновенно обострились. Он задал Тирену свой единственный заранее подготовленный вопрос:

— Харальд Бергрен. Это имя вам о чем-нибудь говорит?

Тирен смотрел на него.

— Таких не знаю. А почему вы спрашиваете?

— Вы уверены?

— Да.

— Подумайте как следует!

— Нечего мне думать. Если я говорю: «не знаю», значит, не знаю.

Валландер пододвинул к нему фотографию. Тирен наклонился к столу.

— Посмотрите, нет ли на этой фотографии людей, знакомых вам. Смотрите внимательно, не торопясь.

Свен Тирен взял фотографию пальцами, испачканными в мазуте. Он рассматривал ее долго. Валландер уже начал было надеяться на успех, но тут Тирен положил фотографию на стол со словами:

— Я никогда никого из них не видел.

— Но вы долго смотрели на снимок. Вам показалось, что вы кого-то из них узнали?

— По-моему, вы сами сказали, чтобы я не торопился? А кто эти люди? И где они стоят?

— Вы уверены, что не знаете их?

— Я никогда никого из них не встречал.

Валландер понял, что Тирен говорит правду.

— Это наемники, — сказал он. — Фотография сделана в Африке больше тридцати лет назад.

— Иностранный легион?

— Не совсем. Но вроде того. Солдаты, которые воюют за того, кто больше заплатит.

— Жить-то ведь на что-то надо.

Валландер удивленно посмотрел на Тирена. Но не стал уточнять, на чьей он стороне.

— Вы когда-нибудь слышали о связях Хольгера Эриксона с наемниками?

— Хольгер Эриксон продавал машины. Сколько можно об этом говорить!

— Кроме того, он писал стихи и наблюдал за птицами, — возразил Валландер, не пытаясь скрыть раздражение. — Вы слышали или не слышали, чтобы Хольгер Эриксон когда-нибудь говорил о наемниках? Или о войне в Африке?

Свен Тирен, не отрываясь, смотрел на него.

— Почему среди полицейских так редко попадаются приятные люди? — спросил он.

— Потому что нам приходится заниматься неприятными вещами, — ответил Валландер. — Предупреждаю, что с этой минуты вы только отвечаете на мои вопросы. И ничего лишнего. Никаких комментариев, не относящихся к делу.

— А если они будут?

Валландер почувствовал, что, того и гляди, нарушит должностную инструкцию. Но ему было уже все равно. Человек, сидевший по другую сторону стола, вызывал у него безотчетную антипатию.

— Тогда я буду вызывать вас сюда для допроса каждый день. И кроме того обращусь к прокурору за разрешением на обыск в вашей квартире.

— Что вы там хотите найти?

— Это мое дело. Я вас просто предупреждаю.

Валландер понимал, что рискует. Свен Тирен мог разгадать его игру. Но, видимо, тот предпочел выполнить условия Валландера.

— Хольгер был мирным человеком. Правда, в делах не миндальничал, свою выгоду знал. Но про наемников никогда не говорил. Хотя ему наверняка было что сказать.

— Что вы имеете в виду? Что значит «было что сказать»?

— Насколько я понимаю, наемники воюют против революционеров и коммунистов? А Хольгер был по меньшей мере консерватором.

— Как это «консерватором»?

— Он считал, что наше общество катится ко всем чертям. И что, пока не поздно, нужно вернуть телесные наказания и смертную казнь. Если бы он сейчас был с нами, сказал бы, что его убийцу следует вздернуть на первом же суку.

— Он с вами об этом говорил?

— Он со всеми об этом говорил. Это были его убеждения.

— Он сотрудничал с какими-нибудь консервативными организациями?

— Откуда мне знать?

— Если вам известны его взгляды, почему бы вам не знать и этого? Отвечайте на вопрос!

— Не знаю.

— С неонацистами?

— Не знаю.

— Он сам был нацистом?

— Про это я ничего не знаю. Он говорил, что общество катится к чертям. Терпеть не мог социалистов и коммунистов. Народную партию, и ту признавал со скрипом.

Валландер взвешивал слова Тирена. В чем-то они дополняли, а в чем-то меняли образ Хольгера Эриксона, сложившийся у полиции. Похоже, он действительно был очень сложным и противоречивым человеком. Поэт и ультраконсерватор, любитель птиц и сторонник смертной казни. Валландеру вспомнилось стихотворение на письменном столе. В нем Хольгер Эриксон грустит об исчезнувшей птице. И он же считает, что убийц нужно вешать.

— Он когда-нибудь упоминал, что у него есть враги?

— Вы уже спрашивали об этом.

— Я знаю. Но спрашиваю еще раз.

— Напрямую он этого не говорил. Однако дверь на ночь запирал.

— Почему?

— От врагов.

— Вы их не знаете?

— Нет.

— Он не говорил, откуда у него враги?

— Он никогда не говорил, что они у него есть. Это говорю я. Сколько раз можно повторять одно и то же!

Валландер предостерегающе поднял руку.

— Если мне потребуется, я буду задавать вам один и тот же вопрос каждый день пять раз подряд. Итак, врагов нет. Но он запирался по ночам, так?

— Да.

— Откуда вам это известно?

— Он сам говорил. Иначе откуда же мне, черт побери, знать об этом? Я к нему домой не ездил замки проверять. Сегодня в Швеции ни на кого нельзя положиться. Это его слова.

Валландер решил, что продолжать разговор не стоит. Придет время, он снова пригласит к себе Свена Тирена. Этот человек, несомненно, знает больше, чем говорит. Но Валландер не хотел идти напролом. Однажды спугнув Тирена, будет сложно снова вызвать его на откровенность.

— Думаю, на сегодня достаточно, — сказал Валландер.

— На сегодня? Мне что — опять сюда приезжать? А работать за меня кто будет?

— Я вам позвоню. Спасибо, что приехали, — сказал Валландер и, поднявшись из-за стола, протянул Тирену руку.

Не ожидавший такой любезности Тирен опешил. Потом крепко пожал Валландеру руку.

— Найдете сами, где выход? — спросил Валландер.

Тирен ушел, а Валландер позвонил Хансону. Ему повезло: тот сразу снял трубку.

— Свен Тирен, водитель бензовоза. Ты еще говорил, что он был замешан в каких-то драках. Помнишь?

— Помню.

— Посмотри, что у нас на него есть.

— Это срочно?

— Так же как и все остальное. Не больше и не меньше.

Хансон обещал посмотреть.

Валландер взглянул на часы — уже десять. Сходил за кофе. Потом записал для памяти весь разговор с Тиреном. На следующем совещании им предстоит обсудить факты, которые выяснились в ходе беседы. Валландер не сомневался, что это важно для следствия.

Когда он закончил писать и захлопнул блокнот, ему снова попался на глаза исписанный карандашом листок, который он уже столько раз хотел вернуть Сведбергу. Надо наконец сделать это. Валландер взял листок и вышел из комнаты. Уже в коридоре он услышал телефонный звонок. Поколебавшись, Валландер вернулся и снял трубку. Это была Гертруда. Она плакала.