Дитя среди чужих - Филип Фракасси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или, может, дело вообще не в этом.
Чего Генри никак не ожидал, особенно после того, как его вытащили с урока всем известным розовым пропуском, так это увидеть пустой класс.
Свет был включен, и единственная дверь, ведущая в кабинет и из него, не была заперта, но мистера Годинеса внутри не было. Что еще более странно, не было никаких признаков того, что учитель вообще туда заходил. Ни полупустой кофейной чашки на столе, ни кожаной сумки, перекинутой через спинку стула, в которой всегда лежали две-три книги, которые мужчина читал и иногда предлагал ученикам, гордо и взволнованно хвастаясь любым романом или потрепанным томом по науке или философии, что поглотили его сознание.
Генри молча стоял у учительского стола, думая, постоять ли еще или вернуться к мисс Джонсон, но тут из коридора донесся странный звук, такое повторяющееся эхо с внешней стороны стен кабинета.
Скряб… скряб… скряб… скряб… скряб…
Генри поискал источник звука, пока тот удалялся по коридору, изучил стену, отделявшую класс от этого шума – за первыми рядами парт, за большой доской объявлений с надписью «САМЫЕ ЛУЧШИЕ!», под которой висели эссе, которым мистер Годинес поставил высокие оценки. Генри на мгновение задумался, будет ли эссе, которое он сдал несколько дней назад, первым на доске, но затем быстро забыл об этом, когда неуловимый звук – этот странный, повторяющийся скряб-скряб-скряб – внезапно затих.
Прямо за дверью кабинета.
Генри отошел от стола, борясь с внезапным желанием спрятаться от того, что находилось в коридоре, от этой странной шумной штуки, что стояла по другую сторону тяжелой коричневой двери с крошечным окошком, которое по неизвестным Генри причинам было покрыто черными полосками. В этот момент мальчик пожелал – всем сердцем,– чтобы прозвенел звонок, и в коридорах зазвучали детские голоса, создавая желанный, нормальный, дружественный шум.
Генри подумал, что, может, за этой дверью скрывался монстр… существо, которому нужны его мозги и кровь… или просто мистер Годинес (что более вероятно, признал Генри) опоздал на встречу с Генри? Сейчас он будет улыбаться и извиняться.
Дверь открылась, и Генри, который вдруг понял, что задержал дыхание, заставил себя выдохнуть, когда увидел, что в класс зашел совсем не монстр.
Но и не мистер Годинес.
В дверной проем въехала большая ржавая металлическая тележка. Генри моргнул. А потом чуть не рассмеялся.
Да это же тележка уборщика. Он узнал большой серый мусорный бак, желтый рабочий халат, свисающий сбоку, метлу и совок для мусора, торчащие из середины, словно мохнатая антенна.
Тележка медленно въехала в класс, и Генри теперь понял, что это было за скряб: ржавые колеса старой тележки. Он слышал их миллион раз, но по какой-то причине не вспомнил. Теперь, увидев тележку и услышав знакомый скрип, он почувствовал себя самым большим плаксой на земле. Подумать только, он испугался мусорного бака на колесах.
Потом он увидел Фреда. Улыбаясь, он зашел в класс с тележкой впереди, не сводя больших глаз с Генри. Как будто знал, что тот будет здесь молча стоять у стола и ждать его.
Какое бы облегчение ни испытал Генри, оно сразу испарилось, а вместо него плечи и шею сковало странное напряжение. Нелогичное, ведь он знал Фреда, они же вместе прошли через «то дерьмо» (как Генри несколько истерично окрестил тот инцидент), но мальчик все равно почувствовал, как тело сжалось при виде широко улыбающегося здоровяка в сером комбинезоне; его глаза были прикованы к глазам Генри, а это чертово колесо так и продолжало визжать скряб-скряб-скряб, пока тележка катилась все глубже в класс.
Дверь за Фредом закрылась с тихим щелк, и Генри внезапно почувствовал себя – без всякой на то причины – в ловушке.
– Ну привет, Генри,– сказал Фред, и Генри непроизвольно сделал шаг за стол, будто тот был щитом между ним и любой опасностью, которая могла таиться в тележке уборщика со скрипучими колесами.
Или в самом уборщике.
– Привет, Фред,– ответил Генри, а затем добавил: – Я должен был встретиться с мистером Годинесом, но его здесь нет.
Фред кивнул и достал из кармана связку ключей. Пока Генри ошеломленно молчал, Фред повернулся, вставил ключ в замок над дверной ручкой и повернул его.
Генри даже услышал тихий бам задвигаемого засова.
– Зачем вы это делаете? – прошептал Генри, горячо выдыхая слова. Он как будто слегка отделился от реальности, словно поток ледяной воды хлынул по его венам в мозг, замораживая все инстинкты – способность быстро мыслить, реакцию бежать.
– Ты этого не знаешь,– небрежно бросил Фред, потянувшись в один из многочисленных карманов грязно-желтого халата на боку тележки, такой мешочек, где обычно хранятся чистящие спреи, щетки и маленькие инструменты,– но в это время дня в кабинетах с 12 по 16 нет занятий. Весь этот конец коридора? – Фред пожал плечами.– Почти пустой.
Какая-то часть мозга Генри (медленно возвращавшаяся к работе, будто выключатели один за другим методично щелкали в положение ВКЛ) заметила что-то необычное в голосе Фреда. Он говорил не так, как обычно. Этот заторможенный, заикающийся, застенчиво-недалекий голос сменился на другой. На уверенный. На хитрый и опасный.
«Черт»,– подумал Генри; наконец, включились все переключатели, или, по крайней мере, большинство, и мальчик больше не думал о мистере Годинесе, который может спасти его и обсудить потом эссе об «Изгоях». Большой черный паровоз мыслей мальчика готов был с шумом протащиться по совершенно новым железнодорожным путям, а на бумажном билете, который пробил кондуктор, большими жирными буквами был проставлен штамп с одним и только одним пунктом назначения:
ПОБЕГ.
Фред медленно подошел к Генри, стратегически преграждая ему путь к двери. Генри заметил, что парты на его пути выглядели по сравнению с габаритами этого человека игрушечными,– безделушками, которые он мог легко отбросить, если Генри бросится к ним, чтобы добежать до двери, а жирные фиолетовые буквы на плакате теперь, казалось, выкрикивали Генри предупреждение: «САМЫЕ ЛУЧШИЕ, ГЕНРИ! ПОШЕВЕЛИВАЙ ЗАДНИЦЕЙ, ИЛИ ОКАЖЕШЬСЯ САМОЙ ЛУЧШЕЙ ЖЕРТВОЙ, ПАРЕНЬ!»
Фред дошел до первого ряда парт, и Генри теперь увидел, что мужчина вытащил из кармана желтого халата.
«Шприц»,– понял он и на
