Любимая мартышка дома Тан - Мастер Чэнь

Вот тут я, наконец, начал его слушать. Война войной, но я знал множество покупателей, которые за тяжелый и варварски роскошный шелк суйской эпохи готовы были отдать любые деньги. И покупатели эти жили вовсе не только в землях Поднебесной империи.

— Цвет? — поинтересовался я у чиновника. — Пурпур, как у высшего чиновника? Темно-синий, как у академика? Или красно-золотой, как у чиновника чуть пониже рангом?

— Не знаю, господин Мань, — озабоченно ответствовал он, глядя в землю и семеня за мной. — Но почему бы мне не заехать к вам завтра утром и не проводить вас в дом к этому человеку? Он долго хранил этот шелк, но сейчас ему зачем-то нужны деньги…

Длинноусому чиновнику — как его там звали, господин Ду? — явно хотелось получить комиссионные за эту сделку. Что, конечно, отнюдь не было преступлением. И я согласился, не видя в этом приглашении никакого подвоха.

Вот с чего началась цепочка совершенно неожиданных событий.

ГЛАВА 9

КАРАВАНЫ ДОЛЖНЫ ИДТИ

То, что господин Ду привел меня в какой-то очень странный дом, я понял слишком поздно.

Снаружи все дома в империи одинаковы. Стена и ворота под тяжелой крышей, никогда не угадаешь, что ждет тебя внутри. А внутри был большой и странно пустой двор, посыпанный, как и положено, песком — истоптанным и не очень свежим. А в глубине этого двора и по бокам его шли обычные галереи довольно скучного вида; вроде бы ничего странного, если не считать…

Запах. Вот о чем я мог бы догадаться сразу, если бы был настороже. Жильем этот странный дом не пах абсолютно. Ни женских духов, ни ароматических мешочков у пояса мужчин, ни аппетитных запахов из кухни в дальних галереях.

Зато тут угадывался запах пыли и туши. И редко стираемой, очень потной одежды — весьма мужской запах. И еще — металл. Металл очень даже пахнет, если смазывать его, как положено, маслом.

Все вместе, если не считать туши, — запах солдат. А тушь, рядом с которой маячат солдаты, — это… это вовсе не жилой дом, а нечто совсем иное.

Когда я все понял, было уже поздно. Господин Ду представил меня чиновнику, сидевшему на низкой галерее в дальнем конце двора, после чего без особых церемоний удалился, поднимая облачка песка.

— Я отвлек вас от важных дел, господин Мань, — сказал мне чиновник, — но извинением мне послужит то, что и у меня есть важные дела. И получилось так, что эти дела у нас с вами одни и те же.

Я мрачно поклонился ему, а мысли начали свой путь: мою любимую (в отличие от нервного ферганца) серую тохаристанскую Мышку уже, конечно, увели куда-то под уздцы, ворота сзади перекрыты, а если я сейчас полезу вот по этому дереву вверх на черепицу, то стрела достанет меня быстро и легко… И это помешает мне доставить себе удовольствие и свернуть серому господину Ду шею. Только представить себе — он перехитрил меня. Меня!

— Моя фамилия — Чжоу, — улыбнулся мне чиновник, показав желтые лошадиные зубы. — Можете называть меня Чжоу цзиньши.

Эта короткая фраза позволяла узнать о господине Чжоу очень многое. Цзиньши — высший ученый титул, присуждавшийся на императорском экзамене и означавший, что мой собеседник знает наизусть все работы Учителя Куна и множество его учеников и адептов, писал на темы их сочинений собственные трактаты. «Цзиньши» также показывало, что передо мной чиновник очень высокого ранга. И — раз он захотел, чтобы я обращался к нему именно по его ученому титулу, а не по чину, — это означало еще массу вещей. Например, что передо мной скорее всего коренной ханец, так и не научившийся воспринимать спокойно тюрок и полутюрок, включая — как это ни прискорбно, — принцев по фамилии Ли из правящего дома Тан. А это, в свою очередь, означало, что господин Чжоу хоть и крупный чиновник, но ему никогда не дослужиться до уровня, на котором можно запросто встретить во дворце какого-либо из принцев Ли и заговорить с ним, а не только поклониться.

Ну, и, наконец, внешность моего хозяина говорила о том же. Он был в подчеркнуто простой, никак не выдававшей его ранга чиновничьей твердой шапке с торчащими в сторону «ушами» и в черной одежде, широкими складками лежавшей вокруг сиденья. Брови его были подведены не очень аккуратно, и довольно грубые румяна на щеках тоже говорили о невнимании к собственной внешности. Бородка, каждый из очень толстых волосков которой рос как бы отдельно — и так по всем щекам, тоже явно намекала на прошлую эпоху, как будто не вошли в моду еще несколько лет назад аккуратные клинообразные поросли, росшие из нижней части подбородка, если не из шеи.

И еще — он выглядел очень статично, сидя под черепичным коньком галереи как статуя. И хотя вряд ли он был старше меня, а то и на несколько лет младше, но производил — старался производить — впечатление строгого старца. Перед ним стояла заслуженная и лишенная намека на изящество каменная тушечница, в глубине которой масляно поблескивала черная жидкость. Несколько кистей, чьи рукоятки носили следы его зубов, и желтоватая дешевая маньская бумага помещались рядом.

Мне было указано место напротив него, куда еле-еле попадала тень от крыши.

— Вам принести, может быть… стул? — с явным неодобрением к такому новшеству любезно выговорил этот ревнитель классических традиций.

— Я еще не привык к ним, — порадовал я его, и Чжоу удовлетворенно кивнул.

— Ну, а маленькое угощение, как я вижу, вам уже несут. Я все же пригласил вас как гостя и хочу вам сказать, что вы — очень уважаемый гость.

Тут здоровенный детина без тени мысли на лице — кроме как солдатом, он просто никем быть не мог, — возник у меня из-за спины (ненавижу сидеть так, чтобы за спиной кто-то находился или что-то происходило) и поставил перед моими подушками чашку с четырьмя половинками красного персика, залитыми густыми сладкими сливками из кобыльего молока. К угощению прилагалась маленькая фарфоровая ложечка.

Кроме этого детины и нас во всем большом дворе никого не было. Я, однако, прислушался и с мрачным удовлетворением уловил где-то за галереями еле слышный звон металла. Так звучат пластиночки брони, когда ее владелец садится.

— Да, вы весьма уважаемый гость, — повторил Чжоу, — хотя мало кто в Поднебесной знает, кто вы в действительности такой и до какой степени вы достойны почтения. Ну, а я знаю.

Я тяжело вздохнул — какая, в сущности, все это банальность! — но это не произвело на господина Чжоу ни малейшего впечатления.

— Самым удивительным для меня было то, что я узнал о ваших давних, очень давних предках. Этот великий воин, который пришел завоевывать ваш город много веков назад… Ведь говорят, что вы — его прямой потомок?