Грешница - Сьюзен Джонсон

Цветы доставлялись в распоряжение миссис Макаулай в Прайори Коттедж каждый день, в то время, когда граф и братья Челси были на скачках. В среду были фиалки с причудливой запиской, заставившей Челси улыбнуться. Редкие орхидеи — в четверг, привезенные из домашней оранжереи Синджина. Махровые тюльпаны — в пятницу, поставленные в голубую с белым китайскую фарфоровую вазу в виде тюльпана из фамильной коллекции. А в субботу, после окончания соревнований, когда очень поздно Челси зашла в свою комнату, раскрасневшаяся от победы и улучшения их финансов, она обнаружила желтые розы, изящные однолепестковые розы, цветущие за много недель до своего времени.

Маленький мешочек из белого шелка, чуть больше хрупкой розы, был прикреплен к горлышку вазы из севрского фарфора. Развязав шелковый шнурок, она открыла собранную верхушку. Внутри находился настоящий лиловый бриллиант, украшавший брошь в виде цветка чертополоха. Перевернув ее, она прочла маленькую надпись, выгравированную на гладкой золотой табличке: «Как глаза у шотландской красавицы…»

А на карточке, воткнутой глубоко в цветы, Синджин написал: "Мои гости уедут в воскресенье утром.

Приходи ко мне, когда сможешь".

Потребовались некоторые усилия, чтобы проводить гостей к утру в воскресенье. Беспрецедентное усилие, по сути, потому что развлечения в Ньюмаркете обычно продолжались еще несколько дней, а иногда и недели после завершения соревнований.

Поэтому, когда он после обеда в субботу вечером, когда убрали скатерть, объявил, что все экипажи будут готовы для путешествия к девяти часам, раздался многоголосый шум протестов и удивления.

Развалившись в кресле во главе стола, лениво поглаживая ножку своего винного бокала, дружелюбно посматривая, он терпеливо дожидался, пока стихнут возмущенные голоса.

— Для тех, кто находит ранние вставания непривлекательными, — мягко начал он, — мои люди сделали распоряжения в Ред Лаян и Рэм Ин для тех, кто предпочитает, чтобы их не будили утром.

Он уже приказал управляющему и экономке проследить, чтобы прислуга упаковала вещи гостей к вечеру, и девочки Хариет были извещены о новом расписании.

— Приношу свои извинения за изменения в планах.

— Кто-то из родственников умер, старина? — осведомился Фреди Арбустер со все еще поднятыми от удивления бровями.

— Никто из тех, о ком я знаю, — ответил Синджин с радушной улыбкой.

— В чем тогда дело? — спросил Ворвик. — Прекращаешь кутеж? Ты не страдаешь болезнью печени? — Он был не единственным из гостей, кто заметил, что Синджин уклоняется от веселья последние несколько ночей.

— Мое здоровье в полном порядке.

— Может быть, ты дьявольски расстроен. Проиграв столько скачек?

— Вовсе нет. — Его веселость была очевидна.

— Стареешь, старина? Не можешь вынести? — сказала одна молодая голова.

— Если вам нужно знать, — наконец сказал Синджин, — я утром уезжаю.

— Ты нам не нужен здесь. Мы тогда останемся, — сказал Фреди.

— Нет. — В мягком голосе Синджина прозвучала бесконечная властность.

— Почему нет? — спросил Фреди. Они были друзьями с детства.

— У меня на это есть свои причины, — спокойно ответил Синджин.

— Должно быть, женщина, хотя это не повод, чтобы держать нас в неведении. Только не говори, что ты стал осмотрительным. — Фреди был явно шокирован.

— Это не подлежит обсуждению. Я благодарю вас всех за то, что вы составили мне компанию в развлечениях на прошедшей неделе. — Он обвел взглядом всех сидящих за столом, — с мягкой улыбкой и непроницаемым выражением лица. — Сегодня вечером мы выпьем на прощание…

Челси в первый раз заговорила о возможном посещении своей двоюродной сестры Элизабет несколько дней назад, — вновь упомянув об этом вчера и выбрав благоприятный момент в субботу вечером после празднования победы в скачках, сказала:

— Поскольку путешествие с лошадьми на север займет некоторое время, я решила провести несколько дней с Элизабет в Апингеме. Я присоединюсь к вам в Йорке в следующий понедельник.

Они своими силами перевозили лошадей на соревнования, хотя большинство лошадей из-за трудностей дальнего путешествия между скаковыми полями оставались дома. Но репутация Ньюмаркета была такова, что в соревнованиях участвовало большее количество, чем во всех остальных скачках. Челси знала, какое время необходимо для переезда и полноценного отдыха лошадей. Если она приедет в Йорк через неделю после понедельника, у нее еще будет много времени, чтобы подготовиться к выступлениям.

— Ты всегда была достаточно равнодушна к Лиз, Чел, — заметил Нейл. — Помнится, ты всегда называла ее дурехой.

— Апингем практически по пути. Я помогу миссис Макаулай уложить все вещи после вашего отъезда завтра, у меня еще останется несколько дней, чтобы побыть с Элизабет. Ты знаешь, она присылает приглашения уже в течение двух лет.

— И от всех ты сумела отказаться.

Усмешка Данкэна, стоящего со стаканом в руках, вдруг напомнила ей Синджина, и она с ужасом подумала, что он разгадал ее уловку.

— Она, в конце концов, моя единственная двоюродная сестра по маминой линии. И я могу вынести ее легкомысленную болтовню день-другой.

— Твоя сестра много работала последние недели, Данкэн, — вставил отец. — Она заслуживает небольшой отдых. — Повернувшись к Челси, которая сидела на полу у камина, он проговорил с добротой в голосе:

— Останься подольше, — он усмехнулся, — если сможешь вытерпеть глупость Элизабет и ее тети Джорджины.

В ту же секунду острое чувство вины кольнуло Челси: забота и доброта отца еще больше отягощали ее обман. Но она считала, что пятьдесят тысяч, которые избавят отца от долга, служат достаточным оправданием для ее притворства. Она не позволила себе признаться в том, что притягательная сила Синджина Сейнт Джона превосходила значимость пятидесяти тысяч золотых гиней. Честность тем не менее вновь возобладала, когда она ответила:

— Я не думаю, что мое терпение выдержит более долгий визит, папа. Тетя Джорджина стремится сделать из меня настоящую леди, в память о маме, но она опоздала на много лет. И здесь нет ничьей вины, папа, — продолжала она, когда на лице отца неожиданно появилось беспокойство. — Мне очень нравится моя жизнь.

— Возьми с собой двух конюхов и миссис Макаулай, и старого Эндрю в качестве извозчика. И не езди ночью, — сказал ей отец.

Ее сердце так сильно билось, что она испугалась: а не услышит ли кто-нибудь. Поэтому она начала говорить о сборах, словно это было интересно кому-нибудь из членов семьи. Очень быстро тема сменилась на обычную, о лошадях, и она смогла откинуться в кресле и только прислушиваться к звуку мужских голосов и ударам своего сердца.