Степень свободы - Антон Антонов

Каким-то совершенно неуловимым движением Введенский достал сигареты. Серафим непроизвольно дернулся.

— Неправильно! — резко осадил его детектив. — Рано реагируешь. Если он не профессионал высочайшего класса, то все будет происходить гораздо медленнее.

Он вернул сигареты обратно в карман и снова достал их — на этот раз обычным ленивым жестом.

— А это может быть профессионал высочайшего класса? — слегка испуганно спросил Серафим.

— Нет, — мгновенно ответил Введенский. — Но запомни правило: противника нельзя недооценивать. Кто бы он ни был, ты должен относиться к нему, как к профессионалу. Если он таковым не окажется — тем легче тебе будет его победить.

Следует быстрое, но не сверхъестественно быстрое движение. Серафим реагирует, когда черный зрачок пистолета уже смотрит ему в живот, а его неловкий отбивающий удар достигает цели еще позже, когда ствол оказывается на уровне лица.

— Минимум три выстрела, — констатирует Введенский. — Но уже лучше. Запомни. Ты сидишь справа. Если он не левша, то ты увидишь ствол или нож, как только он покажется из кармана. Бей в локоть и перехватывай оружие. Хватай за кисть и дави вот сюда, — он показал точку на тыльной стороне кисти и нажал на нее, заставив Серафима вскрикнуть.

— Дальше удар левым локтем в диафрагму и ногой на правую педаль. Машина резко останавливается, он стукается мордой об руль — и все. Инициатива в твоих руках.

Настоящий урок тентай-де занимает семь часов. Чарующая музыка чередуется с адским шумом, обнаженных танцовщиц сменяют дерущиеся мужчины, а ученик, оказавшись в центре безумного боя с применением всех видов холодного оружия, должен сохранять полную неподвижность, пока опасность не угрожает лично ему.

Первый урок тентай-де учит, как отличать настоящую опасность от кажущейся или надуманной. Первый урок — это искусство сохранять неподвижность и уклоняться от прямого удара.

Введенский отступил от канона, обучая Серафима ответным ударам. Но ведь он и не собирался делать мальчика тентаем — он просто хотел подготовить его к отражению реальной опасности.

— Машина остановилась — открываешь дверь и бежишь, куда глаза глядят. Если на шоссе — то в лес, если в городе — то в переулок. Делай как можно больше поворотов и все время следи — ты должен удаляться от машины. Когда доберешься до телефона — позвони Светлане.

Сказав это, Введенский стал повторять вопросы, которые Серафим должен задать шоферу.

— Запомни: это не допрос и ты не следователь. Болтай о всякой ерунде. Как бы невзначай вспомни про пионерлагерь. Ты был там четыре года назад. Теперь решил заглянуть — не работают ли там еще знакомые вожатые. А тебя шуганула охрана. Ты удивлен и обижен. И вполне естественно, тебя интересует, что за контора там обосновалась и почему такие строгости на входе. Уж не строят ли там новый космодром?

Левая рука Введенского в это время живет самостоятельной жизнью, как бы отдельно от практически неподвижного тела. Прикрытая туловищем от глаз Серафима, она вдруг появляется прямо перед ним. Пальцы сжимают выкидной нож, и лезвие с металлическим щелчком выскакивает почти рядом с шеей Серафима. Тот опять реагирует с большим опозданием.

— Неудовлетворительно, — говорит Введенский, отводя нож. А вдруг он левша.

— У меня ничего не получится, — обреченно произносит Серафим.

— Ничего подобного. Даже совершенно небоеспособный человек после однодневной подготовки способен вывести непрофессионала из строя на несколько минут — вполне достаточно, чтобы убежать. А у нас есть целых два дня.

Слушая это, Серафим старался не смотреть на голую Светлану, которая, сбросив халат в одном конце комнаты, продефилировала в костюме Евы в другой ее конец и теперь стояла перед шкафом, якобы выбирая, что бы ей надеть. Зеркало на внутренней стороне дверцы отражало ее во весь рост — 166 сантиметров. Королевский рост, королевские пропорции, да еще и натуральная блондинка — мечта любого мужчины.

Трудно отвести взгляд.

А тут еще Введенский незаметно для Серафима подал Светлане условный знак, и она повернулась к дивану лицом, забросив руки за голову, потянулась, привстав на цыпочки и разведя локти в стороны, причем проделала это с таким невинным выражением лица, что Введенский невольно улыбнулся. И тут же достал пистолет.

Серафим потом не мог сказать, каким образом он почувствовал опасность. Взгляд его был прикован к обнаженной девушке, слух его убаюкивала журчащая речь Бориса, а осязание и обоняние ничем не могли ему помочь.

Но он начал реагировать раньше, чем пистолет оказался направлен в его сторону.

Удар по локтю не получился, но перехват кисти оказался удачным. Серафим надавил на болевую точку, и пальцы Введенского разжались. Пистолет с глухим стуком упал на палас.

На самом деле Введенский подыграл Серафиму. Во-первых, демонстрация красоты нагого женского тела была слишком откровенной, чтобы оказаться случайной. А во-вторых, Введенский сделал несколько лишних движений, от которых заскрипел и чуть дрогнул диван.

Однако удачно проведенный прием вернул Серафиму веру в свои силы, а ради этого можно было пойти на небольшую хитрость.

Выкуп

По поводу выкупа за Марину, дочь Варяга, с агентством «Рюрик» по телефону говорил подросток. Всегда один и тот же, всегда из автомата и старательно маскируя голос. Он то старался басить по-мужски, то притворялся женщиной, однако манера речи выдавала его.

У звонившего было не только желание получить деньги за Марину. У него имелись доказательства того, что дочь Варяга действительно находится в его руках. Несколько раз он прокручивал по телефону короткие, секунд по десять-пятнадцать, реплики Марины, записанные на магнитофон. Варяг узнал голос дочери.

Сначала паренек потребовал миллион долларов. После этого с ним побеседовал лично Варяг, который сказал, между прочим, следующее:

— Ты, ублюдок, хоть знаешь, что такое миллион долларов? Да если я заплачу лимон баксов своим людям, они тебя из-под земли достанут и сотрут в такой порошок, что на Страшном суде костей не соберут. Вся страна на ушах стоять будет, пока тебя не приведут ко мне. Ты понял, урод?

После такого разговора паренек снизил сумму выкупа до ста тысяч, и тогда Варяг решил его проверить.

— Десять тысяч и ни копейки больше, — сказал он, выслушав очередной поток угроз убить Марину немедленно, если деньги не будут приготовлены к завтрашнему дню.

— Пятнадцать, — мгновенно среагировал пацан, но тут же поправился, сообразив, что можно поторговаться еще: — Не, лучше двадцать пять.

— Мы что с тобой, в бирюльки играем? Если я говорю пятнадцать — значит, пятнадцать, и больше никаких разговоров.

— Двадцать, — отрезал пацан и повесил трубку.

Этот разговор укрепил уверенность Варяга в том, что предположения, будто к похищению Марины имеет отношение Платонов или конкуренты из других мафиозных кланов — это чистая туфта.

После неудачного налета РУОП на платоновскую базу горячие головы из числа приближенных Варяга рекомендовали ему устроить свой налет и разнести бывшую «Бригантину» в клочья, до самого фундамента. Но Варяг не хотел большой войны и не верил, что Платонов может быть настолько глуп, чтобы похитить дочь сильнейшего из городских криминальных авторитетов.

Варяг всегда считал Платонова обыкновенным крупным бизнесменом, не имеющим отношения к организованной преступности. Естественно, с поправкой на российскую действительность, в которой некоторая связь бизнеса с преступностью практически неизбежна.

До Варяга доходили слухи, что некоторые убийства предпринимателей средней руки могли быть заказаны Платоновым — но это в нашей стране в наше время вполне обычное явление. А чтобы похитить дочь главаря мафии, надо быть сумасшедшим. Платонов же в безумных поступках вроде бы не замечен.

Правда, черный БМВ х315АР связывают именно с его фирмой. Но как-то странно связывают. Будто бы информацию об этой машине и о том, что она имеет отношение к «Плутону», исходит от журналистки Ирины Лубенченко, которая внезапно исчезла без следа.

Между тем, источники в милиции сообщают, что Ирина интересовалась этой машиной в связи с расследованием о превращении бывших пионерлагерей в публичные дома. Об этом недвусмысленно сообщил в приватном разговоре с сослуживцами (среди которых был и информатор Варяга) старший оперуполномоченный угрозыска ГУВД Сорокин.

Пионерлагерь, превращенный в публичный дом, на всю округу был один и принадлежал он отнюдь не Платонову, а группировке Варяга. Именно люди Варяга в свое время предупреждали редактора «Молодого Петербурга» Веру Попову, что с ее детьми могут случиться неприятности, если она не прекратит расследование Ирины Лубенченко о судьбе «Факела».