Что может быть лучше? (сборник) - Михаил Армалинский

Лет через пять я шёл по улице и заметил Аллу, идущую мне навстречу с какой-то мужеподобной женщиной, явно старше её. Алла была по-прежнему красива, о чём-то оживлённо говорила, скользнула взглядом по мне, не узнала. Я развернулся и пошёл следом за ними.

– Алла, – окликнул я её. Подруги оглянулись на меня, но не остановились. Я нагнал их: – Алла, ты не узнаёшь меня? Я – Владимир, мы с тобой слушали Дорис Дей у меня дома лет пять назад.

Алла посмотрела на меня узнавающе, грустно улыбнулась. И тут её подруга заговорила:

– Ну здравствуй, Володя! Уж не тот ли ты Володя, который хотел от нас Аллочку увести? – И она многозначительно хихикнула.

– От кого от вас? – спросил я, ничего не понимая.

Алла покраснела. Она смотрела в сторону, не желая встречаться со мной взглядом.

– От нас, девочек на БАМе, – наглым голосом пояснила женщина и по-хозяйски обняла Аллу за плечи.

– Пойдём, – устало сказала Алла. И подруги пошли, теряясь в толпе.

Постепенно мои неудачные эксперименты по сближению с Аллой начали укладываться в стройную, как сама Алла, теорию.

И даже американская песня, которая сопровождала мою тщетную любовь, полностью вписалась в русский язык: её название Stars fell on Alabama превратилось в свой российский эквивалент: «Пи́зды пали на Аллу БАМа».

Эта песня поселилась во мне в самом начале моего явления Америке.

У Барбары лукавая миловидная мордашка и огромная при таком небольшом теле грудь. Изо всей силы я сжимаю ей соски пальцами – так она просила. Видно, в груди столько мяса, что ощущения от лёгкой игры с соском не проходили бы сквозь эту толщу, и потому то, что для другой женщины с нормальной грудью было бы болью, для Барбары оказывалось в самый раз.

Я лижу ей клитор чуть ли не целый час – уж теперь его нахожу с закрытыми глазами. Но глаза у меня открыты, а Барбара всё не может кончить. У меня уж челюсти стали ныть. Она всё время балансировала на грани с оргазмом и скатывалась не в ту сторону.

Вчера на пути к ней домой Барбара захотела зайти в пластиночный магазин и купила штук двадцать пластинок. Одна из них с песней Easy Like Sunday Morning. Я тогда был свеженьким эмигрантом, еле сводившим концы с концами, и поразился, что можно купить сразу двадцать пластинок. И вот мы лежим, a Lionel Richie поёт нам чудо. Гитарный проигрыш впивается в самое нутро.

Когда я ехал к Барбаре, эта песня неслась из радио и, когда ехал от неё, опять. И действительно, наутро было беззаботное воскресенье, и мы собирались весь день провести в постели.

И вот утром, именно в момент, когда я ебу Барбару, стук в дверь. Я замираю с полупогружённым хуем. Барбара делает мне знак, чтобы я не волновался, и поддаёт, чтобы я тоже продолжал движение. Барбара рассказывала мне, что встречается с мужиком из Южной Африки, с которым она якобы не спит. А просто дружит, помогает устроиться в Америке. Барбара ободряюще шепчет мне: «Ты еби меня, не останавливайся», – а сама начинает переговариваться с незваным гостем томным голосом, стараясь выдать его за сонный. Барбара явно не волнуется, что пришедший вломится в квартиру или устроит под дверьми скандал.

– Уходи, – велит она гостю, прижимая меня за зад к себе и елозя клитором по моему лобку. – Я потом тебе позвоню, я плохо себя чувствую.

А сама – ух как хорошо себя чувствует. Вдруг она кончает и впивается в моё плечо зубами, чтобы не застонать и не всполошить южноафриканыча за дверью.

Повезло на мужика, он вякнул, что будет ждать её звонка, и послушно удалился.

– Надо же, – удивился я, – другая бы женщина никогда не кончила в такой напряжённой ситуации, с другим мужиком под дверью.

– А меня это только возбудило, – хихикнула Барбара, светясь мордашкой.

– Ну, тогда нужно его всё время под дверь приглашать, чтобы тебе легче было кончить.

– А я его нарочно для этого и пригласила, – сказала она рассмеявшись, оставляя меня в недоумении, шутит она или говорит всерьёз.

Барбара потянулась за включалкой, и экран телевизора одухотворился. Из него большеротый очаровательный Lionel Richie пел свой хит.

Я лёг на спину и с чувством исполненного долга расслабился, Барбара затрясла грудями, семеня на кухню – готовить для меня американскую яичницу с жареной ветчиной. Жизнь была Easy Like Sunday Morning[11].

Впервые я услышал эту песню в машине, едучи по Виннетке на юг, подъезжая к 55-му хайвею. Я направлялся к Джой. Песня эта потрясла меня, как поманившая из лимузина красавица, предлагающая себя не то что бесплатно, а ещё и с доплатой.

От неожиданности я сразу не разобрался в мелодии, она показалась несколько монотонной, но с потрясающими поворотами и ходами. Так происходит со мной всегда, когда я впервые слышу песню, в которую затем влюблюсь, – я испытываю состояние нечленораздельного шока от услышанного чуда. Я ещё не распотрошил анализом мелодию, не обмусолил слова, не понял, как и что, – но я однозначно и бесповоротно почувствовал: эта песня – Нечто.

Я не расслышал названия песни и не узнал, кто её исполнял. Но когда я вошёл к Джой, то после первого оргазма, который у нас свершался без всяких предварительных разговоров (мы просто бросались друг на друга добыть наслаждение: моё – спрятанное у неё, а её – у меня)… так вот после отхлынувшей с нас волны я сразу рассказал Джой о своём музыкальном потрясении и попытался напеть мелодию. Джой спрыгнула с кровати (ягодицы и груди её пришли в божественное движение), вытащила альбом R.E.M., который она купила на днях, поставила на проигрыватель и опустила иглу на нужную бороздку, склонившись так низко, что я снова захотел её.

Теперь я начал мелодию смаковать. Но Джой, видно, наслушалась до моего прихода или музыка её в данный момент не интересовала, и она стала жадно сосать мне хуй.

«Вот она, моя вера, – пронеслось у меня в голове, – только бы её не потерять».

Джой, добившись, что мой хуй надёжно затвердел, забросила на меня ногу, словно садясь на жеребца, направила пальцами головку в нужное место, плотно уселась на меня и стала двигаться не в такт песне. У Джой был свой ритм, да и песню уже она вряд ли слышала. А я наслаждался, глядя на её счастливое лицо с полузакрытыми глазами – она творила музыку своих сфер.

Когда песня Losing Му Religion появилась на MTV и я узнал ярко обшарпанные стены комнаты с окном, сделанные по фотографиям Яна Саудека[12], я ещё более воспалился душой, так как Джой подарила мне недавно на день рождения альбом именно его работ.

Я смотрел клип Losing Му Religion на своём видео, а Джой уже была далеко. Она мне виделась, задастая и грудастая, на фоне облезших стен в комнате, в которой делал свои странные, но зачаровывающие телодвижения Michael Stipe под стать своей чарующей песне.

Я скорбел о потере Джой, хотя в песне пелось:

Life is bigger,It's bigger than you[13].

Но в данном случае это было не так, ибо Джой стала соразмерна моей жизни. Во всяком случае, в тот период.

Джой позвонила мне неожиданно, сказала, что вернулась в город после того, как три месяца скрывалась от своего любовника-мафиози, который разыскивал её и которого наконец посадили в тюрьму.

Джой предложила встретиться в баре, где в былые времена мы часто обменивались свежими новостями и выпивали по кружке пива, прежде чем пойти к ней вкушать друг друга.

Когда я зашёл в дымный и шумный бар, я сразу увидел Джой за столиком с каким-то бородачом. Я подошёл к ним, и она меня представила своему другу. У неё таких друзей – полгорода. Но, видно, время, отпущенное Джой бородачу, истекло, и он через минуту встал и распрощался.

На столе стояло несколько пустых пивных кружек, Джой досасывала по меньшей мере вторую, а пьянела она быстро. Я подумал, что это к лучшему – будет проще склонить её к ебле.

Но Джой не склонялась. Всё твердила, что это наша последняя встреча, что она уезжает далеко и навсегда. Она два раза бегала в туалет пописать, и все мужики провожали глазами её статное тело со светящимся лицом. Мы вышли на улицу, завернули к стоянке за угол бара.

– Ты понимаешь, что мы видимся в последний раз? – спросила она меня с пьяным трагизмом.

Я обнял её, но она скинула мои руки и отшатнулась.

– Я не верю в последние разы, – ответил я браво. – Мы ещё с тобой не раз поебёмся!

– Нет, больше никогда, – сказала она со слезами в голосе.

На стоянку въезжала машина с опущенными стёклами на окнах, и изнутри голосил Michael Stipe: Life is bigger, It's bigger than you.

Джой повернулась и пошла к своей машине. А я – к своей, уверенный, что мы ещё когда-то окажемся друг в друге. Но с тех пор я больше не видел Джой и не знаю, где она. Однако жизнь действительно оказалась больше, чем Джой. Причём значительно.

Эта песня так меня забрала, что, когда мы подъехали к дому Сэнди, я должен был досидеть в машине и дослушать песню до конца. Сэнди даже слегка обиделась, что я не спешу забраться с ней в постель. Я спешил, но я был буквально загипнотизирован, причём не только пронзительным голосом Steven Tyler, но и словечками. Переводить их бессмысленно, так что верьте на слово или изучайте английский.