Темный мастер - Анна Степанова

Явившееся минуту назад подозрение разрослось, окрепло, клюнуло раздвоенным язычком и зашипело по-змеиному.

— Не знаю я этого мальчишку! — решительно заявил наставник, отбросив медальон так быстро, будто тот жег руку.

— Разве так бывает? — устало спросила Лая. — Меня тогда всего-то три дня не было. Возвращаюсь — а Эдана нет, и все как сговорились: не знаем, говорят, такого. Просто дьявольщина какая-то! Но не мог же человек вот так бесследно исчезнуть!

Подозрение превратилось в твердую уверенность. Наставник встал из-за стола, утирая капельки пота на лице, и поспешно указал девушке на дверь.

— Хватит мне голову всякой ерундой морочить! — как-то слишком тоненько и громко вскрикнул он. — Не приходи сюда больше!

Лая, однако, уйти и не подумала. Очень уж не понравилась ей неожиданная перемена в собеседнике.

— А ведь ты узнал его, господин наставник! — впилась в него злым кошачьим взглядом, перекрывая путь к двери. — Сам расскажешь, или помочь придется?

— Угрожаешь? — разозлился мужчина. — Дура! Ты ведь, если что, даже со двора выбраться не успеешь! Да что ты вообще можешь!

Девушка вроде призадумалась. Затем губы ее искривились вдруг странной, сумасшедшей ухмылкой.

— Тук-тук, — тихо проговорила она, прижимая ладонь к испуганно бьющейся груди наставника. — Тук-тук-тук…

— Ненормальная, — прошептал тот, безуспешно пытаясь отстраниться, и все больше ощущая всем телом неприятный, липкий зуд.

— Знаешь ли ты, господин наставник, как легко остановить человеческое сердце? Особенно, такое трусливое сердечко, как твое… Лишь коснуться самую малость… Тук-тук-тук…

Безграничный, ледяной страх овладел мужчиной. Девчонка говорила так уверенно! Будто и правда может сделать такое. Хотя, дьяволы ее, ведьму проклятую, знают! Не зря же о ней еще в ученичестве болтали всякое!

— Дружка своего ты все равно не увидишь больше! — панически выкрикнул он. — Эти следов не оставляют!

— Кто «эти»? — спросила Лая, и голос ее прозвучал отстраненно, почти ласково, а пальцы легко заскользили по ткани его рубашки, выписывая круги.

Ноги наставника потеряли чувствительность, голова наполнилась ватой, сквозь которую колотилось глухо: «Тук-тук-тук…».

— Приходят всегда, как стемнеет, — судорожно выдохнул он. — Раз в два года, весной… Глава каждой школы знает о том и ожидает их…

Он сбился на испуганный шепот.

— Уведут, кого захотят, — всхлипывал тихо. — И никто не вспомнит потом об их приходе…

— Кто они? — хрипло проговорила Лая, стараясь не смотреть в перекошенное, безумное лицо наставника, чувствуя растущее отвращение к самой себе.

— Сама подумай! — хихикнул тот. — Откуда, по-твоему, темные мастера берутся?

Лая вздрогнула, отшатнулась в ужасе. Что-то будто оборвалось внутри.

«Боги! Боги!» — тоненько завопило в голове. Стало трудно дышать. Она развернулась, пальцы оторвались от груди наставника, дернули бессильно засов на двери, потом еще и еще, пока тот не поддался со скрипом. Ноги сами вынесли в коридор, застучали по лестнице. А сзади подгонял тихий истеричный смешок…

В чувство ее привела ледяная вода, попавшая в сапоги. Девушка осмотрелась недоуменно и обнаружила, что стоит у знакомого брода, в полуметре от берега. Вернулась, устало опустилась на жухлую, потемневшую траву у воды. Глухая, отупляющая растерянность, с которой брела сюда от самой школы, не разбирая дороги, постепенно проходила, уступая место отвращению и острой горечи. Невидяще уставившись на воду, закусив до крови губу, Лая попыталась успокоиться, сплетая-расплетая дрожащие пальцы; затем вдруг схватила попавшийся под руку ни в чем не повинный камешек и яростно швырнула его в реку, потом еще один, и еще… Но это ничуть не помогало, и в конце-концов, она горько, совсем по-детски расплакалась, уронив на руки голову.

Лая не знала, сколько так прошло времени. Видимо, не один час. Ведь их разговор с наставником состоялся около полудня, а сейчас уже подступали блеклые осенние сумерки. Становилось холодно, особенно мокрым ногам. Нужно было подумать о еде и ночлеге — пока только о них, потому что о том, что делать дальше, думать совсем не хотелось.

— К дьяволам все! — яростно выругалась девушка, швыряя в реку последний камешек. Затем решительно поднялась, отряхнула плащ, обернулась…

И увидела темного мастера.

Глава седьмая, где смертельная схватка — не конец, а только начало

Весть о том, что в Оллан прибыл еще один темный мастер, разлетелась моментально, нарушив сонный покой обывателей размокшего под осенними дождями городишки. Мастер галопом влетел в городские ворота, разгоняя сцепившихся уличных торговок, и даже не заметив глазеющего со скуки по сторонам привратника. Его черная фигура, припавшая к серой конской гриве, произвела на грязных улочках настоящий переполох.

Еще бы! Одно дело — мастер Соня, дама желчная и весьма зловредная, но все же как-никак своя. Или стареющий подмастерье Долгопал, любовно прозываемый за глаза «мастер Долго-пил-много-спал», — тоже человек очень даже свой. И совсем другое — чужак. Да еще такой, которого явно стоит бояться. А как же иначе? Вон, мастер Соня перед ним по струнке ходит, даже губ не кривит брезгливо, как это у нее всегда заведено. А как он несчастного подмастерья в чувство привел? Ворвался в «Спиногрыз», где тот, по своему давнему обычаю, прикорнул за кружечкой эдак пятой пива, растолкал его бесцеремонно, шипя в ухо что-то угрожающее, так что бедняга даже протрезвел от испуга, и на дождь выволок. Хозяйку, опять же, напугал до полусмерти своей черной личиной и плащом проклятым: уж на что женщина решительная, а и та полдня потом в храме грехи замаливала. А что? Как знать, не от самих ли то владык преисподней? Тьху-тьху-тьху…

Хотя и затрещали некоторые беспутницы, что мол, неизвестно, как там с лицом, а так мастер очень даже из себя ничего — молодой, с дамами обходительный, одет элегантно и богато (это ничего, что черное, — ему даже идет!), и что неплохо бы вместо Сони, этой стервы высушенной, его к нам поставили. Но и те языки поприкусили, когда к новому мастеру водили самого господина Храша, начальника городской стражи, а тот по возвращении две недели пил без просыпу и из дому носа не показывал.

С Храшем же вот что случилось. Возвращался он как раз с банкета у градоначальника. Брел себе по лужам поступью не так чтобы твердой, но еще вполне внушающей уважение, встречным дамам мурлыкал что-то одобрительное, в общем — пребывал в самом благостном расположении духа. Как вдруг дорогу ему преградила мастер Соня, а за спиной нарисовался престарелый подмастерье.