Чужая женщина - Мэхелия Айзекс

На самом деле она просто заходила в комнату Бена, чтобы проверить, как он спит. Бен был в порядке, и Сара вернулась в свою собственную постель... вернулась бы, если бы не Марк.

А что он делал в ее спальне?! Слабенькая получилась у него отговорочка насчет неоконченного разговора. Да и не разговаривать они собирались у пруда.

Вспоминать и думать получалось плохо. Эмоции перехлестывали. Тело горело и торжествовало в руках Марка, телу было абсолютно наплевать, что он может подумать... Тело жаждало любви.

Видит Бог, она боялась мужчин после истории с Диком. Она словно замерзала рядом с ними, боясь пошевелиться от отвращения и неловкости. С Марком все было иначе. Почему – ответа у нее не было.

Марк возбуждал ее, заставлял чувствовать то, чему никогда не было места в ее мыслях. Сара Джонсон, целомудренная тихоня, превращалась в дикую вакханку, кровь бурлила в жилах не хуже золотистого шампанского, и глаза затуманивались страстью.

Какое ей дело, будет ли он уважать ее или станет считать шлюхой? С ним она почувствовала себя женщиной, настоящей, полноценной женщиной, красивой, желанной и всемогущей, женщиной, любви которой добиваются, женщиной, чья красота способна толкнуть на безумства...

– Ты невероятна...

– Правда?

Она действительно не знала, что делать дальше, но вместо того, чтобы замереть и окоченеть, Сара Джонсон смело приникла к мужчине, успев подумать, что надо бы ему сказать, предупредить...

И не успела. Марк больше не мог сдерживаться. Он вошел в нее до конца, и Сара задохнулась от боли, счастья и удивления. Описать эти ощущения она не могла, только чувствовала удивительную легкость во всем теле. И еще – она больше не была одинока. Мужская плоть заполняла ее тело, Сара словно растворялась в Марке...

Боль была короткой и острой, но исчезла бесследно, а вместе с ней навсегда исчезли и все воспоминания о постыдном браке с Диком, о собственной неполноценности. Слезы текли по щекам Сары, слезы счастья и гордости. Она не могла сдержать крика, и, хотя в нем звучала скорее радость, нежели только боль, Марк в эту минуту окончательно убедился, что собственные ощущения его не обманули.

Возбуждение не спадало, и Марк машинально продолжал ритмично двигаться, но в черных глазах уже разгорался ужас, смущение и еще что-то... подозрительно смахивающее на чувство вины.

– Сара... почему ты не сказала... Господи, что же я наделал...

Она испугалась этого взгляда. Радость и гордость куда-то делись, остался только холодный, липкий страх. Она опять сделала что-то не так!

– Ты... разве ты поверил бы...

Она чувствовала, как пылают ее щеки, и молча отвернулась, увидев, как он медленно кивнул.

– Да. Ты права. Я и сейчас не понимаю... Ведь ты была замужем?

– Я рассказывала тебе.

Марк чувствовал себя полным идиотом. Их тела были все еще соединены, но возбуждение прошло, вытесненное слишком сильным потрясением и смущением.

– Черт, я все равно не понимаю... Прости, я не должен был...

Она со стоном прижалась к его груди. Ее надежда, ее единственная возможность стать нормальной женщиной, таяла на глазах.

– Разве что-то изменилось бы? Ты ведь сказал, что хочешь меня...

– Сара, Господи, должна же ты понять, что... О нет. Мой отец...

– Марк, я умоляю, не сейчас! Прошу, люби меня. Люби до конца. Поцелуй меня...

Она обвила руками его шею, словно тонкая лоза обвилась вокруг могучего дуба. Марк оставался безучастным ровно до того момента, пока к его губам не прижались нежные губки Сары.

И магия повторилась. Острое наслаждение пронзило обоих и пошло гулять в крови, пожаром разжигая страсть. Сара перестала дрожать и пугаться собственных чувств. Она смело дарила наслаждение и брала его полной мерой. Отдавалась и давала, любила и позволяла любить себя...

Марк не мог сопротивляться, да и не хотел этого больше. Он снова и снова брал ее, с каждым разом все более мощно и полно, ощущая, как радостно она принимает его любовь.

Такого еще не бывало с ним, хотя он считал себя опытным любовником, и Марк почувствовал, как возносится куда-то на небеса прямо по сияющей спирали, а вокруг больше нет ничего, только звезды и галактики, которых пока нет в мире, да и звезды эти еще не зажглись, но вот они здесь, и Марк с Сарой несутся к ним навстречу, превращаясь по пути в такие же звезды.

И была тьма, и был свет, и были розблески зарниц, и гроза, после которой дышится так легко, и был рассвет, потому что солнце зашло. И закат облил кровью небо, на которое всходило новое солнце. Все спуталось во вселенной, и ничто не имело смысла, ибо смысл был во всем, и не надо было слов, чтобы объяснить его, ибо в этом мире слова вообще не нужны, а нужны лишь руки и губы, глаза и слезы, тихий стон и громкий вскрик, небо, отразившееся от бездонного потолка, и потолок, превратившийся в небо без конца...

Они погибли и возродились одновременно, сжав друг друга измученными руками, оплетя друг друга из последних сил, поделив дыхание на двоих. А потом лежали, тихо лежали в первозданной тишине, и бесконечная ночь накатывала на них волны своего прибоя, баюкала разгоряченные тела, даря покой и полное, абсолютное растворение друг в друге и в темноте.

Сара лежала, чувствуя, как семя Марка теплой волной омывает ее лоно. Интересно, что он скажет, если она забеременеет?

Ребенок Марка. Ее ребенок. Ребенок...

– Миссис Сара! Миссис Сара! Пожалуйста, идите скорее сюда. Мистер Бен... ему очень плохо!

Ночь обрушилась сверкающим занавесом в никуда. Возвращение из рая было сродни выходу из невесомости – звон в ушах, тяжесть во всем теле и страх...

13

Марк стоял у постели своего отца. Госпиталь в Хьюстоне – не то место, где он хотел бы видеть папу. Лучше бы в жизни папы вообще не было госпиталя. Никакого.

Бену недавно стало лучше. Трубки от капельниц все еще змеились по телу старика, и аппарат искусственного дыхания мерно пыхтел в углу палаты, но доктора заверили Марка Рэндалла, что состояние его отца стабильно. Настолько, насколько это вообще возможно, учитывая, что его отец болен раком на предпоследней стадии.

Марк в отчаянии стиснул кулаки. Старый волк остался верен себе. Никто из семьи не знал, что еще в Эдинбурге врачи отказались делать операцию. Метастазы были уже везде...

Он потому и уехал в Европу, прекрасно понимая, что дома, в Штатах, родные все узнают от врачей. А Бену Рэндаллу было очень важно дожить до свадьбы своего младшего сына относительно здоровым человеком, а не жалкой развалиной, которую возят в колясочке и жалеют наперебой.

Марк чувствовал, как на глазах закипают слезы. Молодой дурак, он с охотой поверил в слова отца, единожды навестил его в госпитале и улетел, а потом открыл настоящую охоту на Сару...