Лед тронулся - Михаил Барщевский

Нынче Стэн проснулся с ощущением вчерашней заботы. Бывает такое: открываешь глаза и вспоминаешь — вечером не сделал что-то важное. Нет, не забыл, а не смог. И касалось это звонка из нью-йоркского офиса. А звонил Дэвид Строй… Все, вспомнил! Дэвид срочно летит в Москву, куда сумасшедший клиент, которого он обхаживает как невесту-миллионершу, вызывает его на встречу. Причем клиент летит из Парижа, а бедному Дэвиду прямым рейсом через океан. Так о чем же Дэвид просил? Точно! Он не смог заказать гостиницу. Их в Москве, как ему объяснили, приличных всего три, и номера в них давно забронированы. Надо позвонить Вадиму, пусть он что-нибудь придумает. Дэвид звонил в девять вечера, когда в Москве было пять утра. Будить Осипова так рано Стэн постеснялся, Господи! В этой отсталой стране кроме ядерного оружия ничего толком и соорудить-то не смогли, даже гостиницы! Надо надеяться, что Вадим при его мозгах и предприимчивости занимает там достаточно высокое положение. Что-то да устроит.

Стэн быстро умылся, включил кофеварку, нашел в электронной записной книжке телефон Осипова и набрал номер офиса. Сейчас в Москве половина третьего, самый разгар рабочего дня. Вадим должен быть на месте.

Таня Фомочкина, услышав в трубке английскую речь, бойко отвечала „One moment, please!“ и тут же звала к телефону Вадима или Леру. Конечно, мог бы ответить Игорь Стольник, но Таня его не любила. Он все время смотрел на нее жадными голодными глазами и придурковато улыбался. А ей нравился Вадим. Такой недоступный, серьезный, строгий… Он взял трубку и услышал:

— Это Стэн. Как дела, Вадим?

— Прекрасно! Готовлюсь ехать к вам в гости.

— О! А я надеялся — работать!

— Это если у вас хватит клиентов, которым нужна моя работа, — не растерялся Вадим.

— Вот по поводу одного такого сумасшедшего, который намеревается делать бизнес в Союзе, я тебе и звоню, — не остался в долгу Стэн.

— Он не сумасшедший, а дальновидный, — в Вадиме вдруг проснулся патриотизм. — А в какой сфере?

— К сожалению, не в гостиничной. Потому я к тебе и обращаюсь.

— Не понял, — совершенно растерялся Вадим.

Когда Стэн, наконец, объяснил, в чем причина его звонка, Вадиму легче не стало. Никаких реальных возможностей „организовать“ номер в „Национале“ или „Метрополе“ он не имел. Существовал, конечно, еще Центр международной торговли, но эта высота была абсолютна недосягаема. По слухам, туда могли запустить постояльца только с санкции КГБ. Не предлагать же американцу „Золотой колос“ на ВДНХ, где его поселят в одной комнате со знатными трактористами и передовиками-свиноводами?! Туг же выяснилось, что Строй прилетает завтра утром, и у Вадима от полной безысходности само собой вырвалось:

— Так может, он поживет у меня?

— А что, хорошая идея, — обрадовался экзотическому предложению благородный мистер Джонс. — Кстати, Дэвид сэкономит триста долларов в день. В нашей фирме такой тариф для деловых поездок: средняя цена пятизвездочного отеля в Европе.

Вадим собрался было сострить, что возьмет с Дэвида всего по сотне за раскладушку, но сообразил, что не знает, как ее обозвать по-английски. И от шутки отказался.

— Кстати, ему понадобится твоя профессиональная помощь. Не возражаешь, если твою работу мы будет тарифицировать клиенту по сто пятьдесят долларов в час? — будто угадав направление мысли Вадима, поинтересовался Стэн.

— Смотря сколько из этой суммы достанется мне, — Вадим уже привык, что с американцами надо говорить о деньгах безо всякого стеснения и излишней щепетильности.

— Разумеется, все! Правила адвокатской этики в Америке запрещают получать комиссионные за работу привлекаемых адвокатов, — Стэн произнес фразу так серьезно, что Вадим понял: у „америкосов“ своего патриотизма хватает с избытком.

Коллеги закончили разговор чрезвычайно довольные друг другом. Перед Вадимом замаячила перспектива заработать довольно кругленькую сумму, за два дня часов шесть-восемь набежит, а это около тысячи, „плюс-минус“ несколько сотен, а Стэн порадовался, что просьбу Дэвида выполнил, и теперь тот его должник.

Следующие два дня Вадим провел с Дэвидом. С утра до ночи. Не считая одного ужина с кем-то из посольства США, на который Строй отправился в одиночку. Осипов не расстроился, ему вовсе не хотелось светиться в ресторане с американским дипломатом. Наверняка, цээрушником. Теперь, правда, в райком партии за общение с иностранцами не вызывали, но все равно спокойнее было не привлекать лишний раз внимание КГБ.

Освободившись от гостя, Вадим прикинул свой профит. Если считать время, проведенное со Строем, он мог выставить счет за двенадцать часов в первый день (с момента выхода из дома и до возвращения) и девять часов за второй. Назавтра к десяти утра предстояло везти Дэвида в „Шереметьево“, к первому рейсу в Лондон, но за „работу таксистом“ брать деньги, по мнению Вадима, выглядело неприлично. Итак, получался двадцать один час. По сто пятьдесят долларов. Выходило 3150 долларов. Сумасшедшие деньги! А если считать только то время, что он действительно потратил на клиента Строя, то и здесь набегало немало: 11 часов по 150 баксов. Итого — 1650!

„Все-таки надо посоветоваться с Дэвидом“, — решил Вадим. Уж больно не хотелось ему прослыть рвачом. Да и черт его знает, как принято считать оплату у американцев.

Строй пришел из ресторана жутко довольный и слегка пьяненький. С ходу успокоил Вадима: надо выставить счет за все время и дать дисконт пять процентов Тогда радость клиента от получения скидки наверняка перевесит горечь расставания с кругленькой суммой. И Дэвид радостно загоготал. Так смеются только пьяные и только собственным шуткам.

У Лены от перспективы по приезде в Америку получить три тысячи долларов глаза стали квадратными. Машке пообещали сразу после прилета в Вашингтон купить Барби, — просьбами о кукле-мечте она уже проела родителям плешь. Словом, спать все члены семьи Осиповых отправились в радужном настроении.

Такого снегопада в Москве не было уже несколько лет, В половине восьмого утра Вадим стоял у окна и наблюдал, как в свете фонарей с неба на землю опускался белый дождь, отдельных снежинок видно не было, перед ним стояла стена. Живая, переливающаяся всеми красками света, мерцающая, бл и кующая, искрящаяся стена…

Однако Вадима занимала не красота необыкновенного московского утра, а угроза опоздания в аэропорт. Регистрация на лондонский рейс закончится в девять, выезд из дома запланирован на восемь, но при такой погоде за час до „Шереметьева“ можно и не добраться.

Что вскоре и подтвердилось. „Жигули“, „москвичи“, „Волги“ и редкие иномарки ползли по московским улицам, как улитки. Еще не отошедший от вчерашнего застолья, Дэвид безмятежно посапывал на заднем сиденье осиповской „семерки“. Вадим же метался из ряда в ряд в тщетной надежде сэкономить хотя бы несколько минут.

Около станции метро „Аэропорт“, в очередной раз взглянув на часы, Вадим четко понял — шансов успеть к самолету нет никаких. Было уже без пяти девять, а утренняя пробка ничуть не рассасывалась. Даже если допустить, что регистрацию закроют за сорок минут до вылета, а таможню и границу Строй как иностранец проскочит быстро, все равно в запасе оставалось всего двадцать пять минут. При такой скорости движения и такой погоде дай бог доехать до окружной!

Вадим включил поворотник и притерся к тротуару. Дэвид проснулся, как это всегда случается с задремавшим в машине, стоит ей остановиться.

— Ты куда?

— Позвоню министру, чтобы задержали самолет! — мрачно пошутил Осипов. Дэвид, не видя лица Вадима, да еще и спросонок, юмора не понял.

Вадим еле открыл заваленную снегом дверь кабины телефона-автомата.

— Ленк! Кажется, мы в пролете. Я опаздываю сгрузить нашего американского алкаша в самолет. И по-моему, больше сегодня рейсов на Лондон нет. Так что постельное белье его не стирай.

— Да я уже собрала, — растерянно отозвалась Лена.

— Не страшно. В „стиралку“ не клади. Я позвоню, — Вадим повесил трубку.

— Ну, что? — поинтересовался Дэвид, как только Вадим сел в машину и завел двигатель.

— Все необходимые распоряжения дал! — еще более мрачно ухмыльнулся Вадим.

С заднего сиденья раздалось сдавленное „Вау!“

Когда ровно в десять Вадим с Дэвидом ворвались в здание аэропорта, то первым, на что оба воззрились, было табло. Напротив лондонского рейса красовалось: 11–00. А еще правее — „Задержан“.

Молча оба бросились к таможенной стойке. Очередь, услышав, что они опаздывают на рейс, отступила без споров. Таможенник взял в руки американский паспорт и сразу потерял к пассажиру всякий интерес — пропустил окончательно протрезвевшего Строя, не издав ни звука. Дальше Вадим идти не имел права. Но дождался, пока не увидел, что пограничники тоже пропустили Дэвида без проблем.