Запад против Востока. 2500 лет первой битве - Коллектив авторов

в мертвецах.

4.

А тот, кто все же спасся чудом,

Кто по прибрежным скользким лудам

Добрался до Силенских скал (3),

Бореем (4) напоен студеным,

Под чужеземным небосклоном

Созвездья Азии взыскал:

«О вы, мизийские разлоги,

Где чернолесья так растут,

Что златокованые роги

Запутывает месяц тут.

Вернуться б к вам, родные дебри,

Забыть о Греческой стране,

Где ветры рыкают, как вепри,

И рыщут от волны к волне.

Здесь вход в пещеру нереид,

Который день и ночь открыт:

Лежит без дна морская падь –

Мне до нее рукой подать.

Судьба, веди меня к пределу,

Откуда, не смутясь ничуть,

Ты вымостила через Геллу

Столь далеко ведущий путь.

Я б город Сарды не покинул,

С шихана Тмольского (5) не слез,

С размаха в эллина не ринул

Стальной персидский криворез.

А ныне, мыкаясь в беде,

Ищу убежища: везде

Лишь море синее шумит

Да эллинская сталь звенит.

Живу одной надеждой смутной:

Когда бы мог я наяву

Припасть к богине златокудрой,

Одетой в черную листву:

О Великая Горная Матерь (6), спаси,

В золотую мизийскую даль унеси,

Огради прегражденного в днях ты от сеч,

Да не срубит мне голову эллинский меч,

Да не сгубит мне плоть леденящий Борей,

Не размечет по синим отрогам морей;

Чтобы славил до смерти богиню мою,

Прикажи от меня отлететь воронью».

5.

Как повел не спеша

Ратоборничек в плен

Одного торгаша

Из богатых Келен (7).

Тот к коленам припал

И к поножам приник,

И Эллады язык

С азиатским мешал.

С уст срывая печать,

Он пытался кричать,

Но от страха икал

И лобзал острый меч.

Он на ощупь искал

Ионийскую речь:

«Я, мне, табе…

В чем дэло, друг?

Меня вел царь,

Я не хотэл.

Друг, никогда

Здесь воевать,

У Суз, у Сард –

Там буду жить

Я тыхо-тыхо…

Зевес – мой бог,

Свидэтель он!»

6.

А царь поверженной Персиды

Еще взирал издалека,

Как расточали нереиды (8)

Его блестящие войска.

Там мечники, на диво прытки,

В кривом бегу стремились прочь,

Прекраснотканые накидки

Перстами раздирая вклочь.

Там лучший лучник Экбатана (9)

Быстрее дротика летел,

Вышвыривая из колчана

Горсть обоюдоострых стрел.

Там копьемет из Вавилона,

Метнув куда-то копьецо,

Рысил, спасаясь от полона,

До слез царапая лицо.

И над ахейскою землею

Стоял такой великий стон,

Как будто Азией самою

Он был из неба извлечен.

И так смешалось все в округе –

Огонь и море, кровь и гарь,

Что очи отвратил в испуге

Великий азиатский царь:

«Дворец, и тот на гибель обречен,

Когда оградой он не защищен.

Сегодня греческие корабли

Персиды щит разбили и сожгли.

Где слава Азии? Где чудный цвет ее?

Где молодое воинство мое?

Иных пожрал огонь, а меч иных посек.

Плывут пустые струги на Восток.

Рыдай, Персида: скорбный час пришел.

Обратный путь и горек, и тяжел…

Немедля запрягать мне четверню!

Предать шатры поганому огню!

Сносить в повозки злато-серебро —

Не будет впрок им царское добро!»

7.

А греки, возвратившись к месту

И, сотворив по мертвым жаль,

В удел священному Зевесу

Воздвигли варварскую сталь.

А после, следуя закону,

Свершая праздничный обряд,

Воспели славу Аполлону,

Ногами ударяя в лад.

8.

Оставь Пифийское подворье,

Златокифарный ворожей,

Приди и окажи подспорье

Поэме звончатой моей.

А то иной знаток зловеще

Шипит из темного угла,

Что голосом своим бесчещу

Я лад святого ремесла.

Люблю друзей златокифарных,

Зато взашей гоню других –

Звукозаконников бездарных

И горлодеров площадных!

Когда-то в чародейной тяге

Орфей к узорной черепахе

Приладил семь крученых жил

И песню первую сложил.

Небесному вверяясь дару,

За ним Терпандр (10) взнуздал кифару,

Десницей натянув своей

Десяток золотых вожжей.

И вот, владея слухом верным,

Теперь пришел другой колдун,

Который чистым звукомером

Одиннадцать настроил струн.

Он отворил чертог согласья,

Где твой оберегался клад:

Голосники труда и счастья,

Любви волшебный звукоряд.

В священном городе туманном

Явись ты, вещий Аполлон,

Даруя мирным горожанам

Добра и красоты закон.

Примечания к ному Тимофея Милетского «Персы»

Сосна ладейных рук – весло.

Гелла – Геллеспонт, Дарданельский пролив.

Силенские скалы – скалы острова Саламин.

Борей – северный ветер.

Тмол – гора в Лидии, на которой персы воздвигли сторожевую башню.

Великая Горная Матерь – богиня Кибела.

Келены – город на юге Малой Азии.

Нереиды – морские нимфы.

Экбатаны – столица Мидии.

Терпандр (VII до Р. Х.) – древнегреческий поэт, создатель нома.

Фемистокл

Плутарх

Происхождение Фемистокла. – Молодость и воспитание. – Участие в государственных делах. – Вражда с Аристидом. – Постройка афинского флота. – Отрицательные черты характера Фемистокла. – Его заслуги во вторую Персидскую войну. – Сооружение афинских стен.

– Непопулярность Фемистокла среди афинских союзников. – Его изгнание. – Бегство из Арга в Керкиру. – Фемистокл в Эпире и Малой Азии. – Фемистокл при дворе Артаксеркса. – Жизнь в Персии. – Смерть Фемистокла.

– Почести, оказанные его потомкам.

1. По происхождению Фемистокл не принадлежал к аристократам: отец его, Неокл, из фреаррского дома леонтидской фиды, не мог назваться слишком знатным афинянином, по матери же он был незаконорожденным, что видно из стихов:

Меня зовут Абротонон, я фракиянка по происхождению,

Но горжусь, что родила грекам великого Фемистокла.

Фаний, напротив, говорит, что мать Фемистокла была не фракиянка, а карянка и что ее звали не Абротонон, а Евтерпой. Неант называет даже город, где она родилась, – Галикарнасс, в Карии.

Незаконорожденные собирались для гимнастических упражнений в Киносарге, гимназии за городскими воротами, посвященной Гераклу: он считался также незаконорожденным между богами, не чистой крови, как сын смертной. Фемистокл уговорил несколько законорожденных молодых людей ходить вместе с ним для гимнастических упражнений в Киносаргу. Хитрость удалась ему, и, вероятно, он сумел уничтожить различие между незаконорожденными и законными детьми.

Бесспорно одно – что он принадлежал к роду Ликомидов: когда флийский храм, составлявший собственность фамилии Ликомидов, сожгли неприятели, он возобновил его на свой счет и, если верить Симониду, украсил живописью.

2. Все говорят, что он еще ребенком был страстен, понятлив от природы и выражал желание свершить великое и принять участие в государственных делах, – в свободные часы, во время отдыха после учения, он не играл и не шалил, как остальные дети, напротив, его заставали за обдумыванием плана или сочинением какой-либо речи. В этих речах он выступал иногда в роли обвинителя, иногда в роли защитника кого-либо из детей, поэтому его учитель не раз говаривал ему: «Из тебя, мальчишка, выработается что-либо особенное – или замечательно хорошее, или замечательно дурное».