Середина земли - Артур Кинк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А чего они тогда в тех домах живут? – спросил я. Я не мог заставить себя поверить в подобную жуткую сказку, но другого объяснения мозг не желал искать.
– Наши, местные всегда там жили. Ещё до революции, тут, пленных японцев держали. В бараках. А те жуткие засранцы были, как прабабка рассказывала. В штаны, не снимая срали. А где помои там и подъямыши. Бараки снесли. А место они уже облюбовали. Они переселяться не любят, да и ни к чему им. Люди всегда придут и нагадят.
– А люди почему поднизшие? – возмутился я, но Тихон махнул рукой и налил ещё. Чем больше я пил, тем спокойнее мне становилось. Главное не вспоминать те отвратительные силуэты. Тех существ, как бы они не назывались, что были, страшнее самого дьявола. Залить всё это спиртом и сидеть с отупленным лицом, лишь бы не видеть. Лишь бы не знать. Я бы всё отдал, чтобы забыть сегодняшний день. Чтобы получить амнезию.
– Значит знаш уже. А чего спрашиваш тогда? – прищурился Тихон и разлил остатки.
– Где Антон? Мой друг, с которым я сюда приехал.
– Да знаю я, с кем ты сюда приехал. Ты толи дурак, то ли косишь под дурака.
– Я дурак. – коротко ответил я и выпил.
Голова гудела, то-ли от выпитого, то ли от информации, которую на меня вывалил Тихон. Высшие, низшие, твари, что питаются отходами. Это бред. Бред пьянчуги, мозги которого уже не первый год плавают в спирте. Но существа, что я видел. Отвратительные, немыслимые. Что могло породить их, не представляется в здравом уме. Стоило мне представить те тёмные потаённые бездны, которые не сравнились бы даже с адом, как я начинал задыхаться. Перед глазами плясали черные мухи. Я не мог понять, где я. На улице, в халупе Тихона или все ещё в той вонючей клоаке. Я взглянул на Тихона, когда тот выхлёбывал оставшиеся капли самогонки из бутылки. Его красная морда с отметками синдрома фетального алкоголизма и пастозное тело в царапинах, синяках и расчёсах. Грязные потные обноски. Я вспомнил строки своего, похоже, уже безумного друга, про Арктурцев. Их любовь к выпивке и полное безразличие к организму и телу, в котором они живут.
Изменения, что претерпели тела всех местных жителей не списать на хронический алкоголизм, низкий уровень жизни или кровосмешение. Подобное однообразное вырождение не свойственно обычным людям. Это не уродство, не отсталость в физическом или умственном развитии. Это проявление не человеческой, инородной природы.
Всё не ясное и противоестественное отталкивает людей. Это один из тех инстинктов, что мы не можем побороть. Борясь с затуманенными деревенской ханкой мыслями об арктурцах и причинах особенностей жуткого вида местных и самой земли, на которой они обитают, я взглянул на задремавшего во хмелю Тихона. Он был безобиден и беззащитен. Он не проявлял в мою сторону никакой агрессии, наоборот, спас меня. Но всё же, чем больше я всматривался в его внешность, тем сильнее становилось чувство тревоги.
Собрав все свои силы, я покинул дом тем же путём, через окно.
Часы показывали девять вечера, но на улице была уже непроглядная тьма. Ни фонарей, ни жёлтых окошек.
Немедленно убираться – трезвое, ясное как божий день решение. Вернуться на службу, попить таблеток и забыть об этом месте и его жителях. Но такое решение означало бросить здесь Антона.
Неужели я и правда лицемер. Неужели я готов помогать каждому незнакомцу, которого вижу в первый и последний раз. Тому, кто никогда не скажет спасибо, но брошу лучшего друга в этом рассаднике монстров и вырожденцев.
И я до сих пор не знаю, вернулся бы я, или заставил себя убежать. Тьму разорвал яркий фар, приближающегося автомобиля. Меня ослепило дальним, и я уже был готов броситься на встречу машине, как она начала тормозить. Но что-то подсказало мне, что остановка эта не для того, чтобы спросить дорогу или отлить, и не найдя лучшего решения, я упал ничком в грязь рядом с кучей гнилых досок.
Из машины вышли четверо, но из-за чёртовых фар, я не мог разглядеть их лиц. Это были мужчины. В сумеречном мраке, один из пассажиров походил на Андрея. Он громко тараторил на местном диалекте и размахивал руками перед другими двумя людьми в чёрных одеждах. Четвёртый отошёл от машины, сделал несколько шагов, остановился, повернулся в мою сторону и посмотрел прямо на меня. Сердце замерло. Глаза человека невозможно увидеть в такой тьме, а глаза этого, кем бы он не был сияли желтым свечением, как у кошки. Я плотно сжал губы. Без лишних движений просунул руку вдоль туловища и проверил травмат в кармане. Желтоглазая погань вглядывалась в место, где я схоронился, несколько секунд. Может с минуту. Время тогда для меня застыло, а кровь застучала в висках, заглушая все звуки. А потом существо развернулось лицом к посёлку. Белое свечение фар хорошо очерчивало его фигуру, и я вновь пропустил вдох. Он был выше всех троих на полторы головы, с неестественно длинной шеей. Цепкие крючковатые руки, доставали почти до колен. Заострённые птичьи плечи, выступающие, словно наросты лопатки. Длинные и крепкие ноги, как у бегуна или велосипедиста. Только вот выглядели они, словно лягушачьи. Заточенные под прыжки на дальние расстояния. Ночь была холодной, но в отличие от всех он стоял в майке, и кожа его поблескивала, словно была покрыта чешуёй. Мозг сам начал рисовать детали. То, какой может выглядеть эта мразь в дневном свете, если конечно может на нём появиться. И какие злые силы послали это на нашу землю.
Пока Андрей распинался и продолжал уговоры незнакомцев, существо, безшумно шевелило губами, выставив руки перед собой, будто в них был какой-то объёмный предмет.
Андрей хлопал мужчин по плечами. Видимо они согласились. На что бы то не было. Они уже открыли двери и собирались вернуться в машину, как со стороны деревни послышался гул. Голоса, шаги, бряканье. Не жилые, словно брошенные и забытые дома загорелись светом и наружу повалили местные. На улице и у дома самогонщицы я видел одних их тех же пятерых мужиков. Но сейчас народу было больше, и я понял почему. Большинство. Нет. Почти все из них едва ли походили на меня или вас. Движения, очертания силуэтов не
