Веселая поганка - Людмила Милевская

Изумленный Колян стоял, ничего не предпринимая. Он ясно видел, что я с «братаном» связана уже определенными отношениями и не решался в эти отношения встревать. Сам же «братан» на дальнейшие отношения очень настроился, думаю как раз с помощью моего ботинка. Как только судороги спали с бедняги, он завопил:

— Сука, убью! — и схватил меня за горло.

Ох, потемнело у меня в глазах! Хрипы вырвались из чрева. Следуя советам американца, я начала предаваться Богу и…

Услышала шум приближающейся к мосту машины. «Братан» тоже глухотой не страдал и насторожился. Натужный рев двигателя тяжелого автомобиля надвигался с неотвратимостью рока. «Братана» этот факт от моей шеи несколько отвлек — хватка его ослабла.

Я передумала предаваться Богу и начала лихорадочно размышлять, изыскивая способы малость погрешить еще на этом свете. Тут-то и въехал на мост здоровенный тягач, то ли МАЗ, то ли КРАЗ. Не теряя времени я повторила свой коронный финт: лягнула «братана» в промежность носком ботинка. Жестоко травмированный, он взмахнул руками, судорожно дернулся и непроизвольно выстрелил.

Пуля угодила в кабину грузовика. Водитель испугался, рванул руль и въехал точнехонько в корму джипа, заработанного нелегким бандитским трудом. «Братаны» окаменели. Им стало не до американца и даже не до меня.

Секундой позже с возгласом «уроем, козлина!» они рванули к осевшему на джип грузовику, напрочь забыв о своих служебных обязанностях по отношению к нам с американцем. Но кто решился бы бросить в них камень, — дело-то неотложное!

Я принялась оплакивать незадачливого водителя грузовика и соболезновать малым его детушкам, считай, лишившимся своего кормильца. К этому процессу мне захотелось подключить и американца. Но он, бездушный иноземец, бросился распутывать вторую мою руку, которую вытащить из веревок я так и не смогла.

— О, спасибо, спасибо, — залепетала я, польщенная таким галантным порывом.

Когда упала с меня последняя веревка, американец нежно взял меня за талию, осторожно приподнял над землей и…

И швырнул с моста прямо в ледяную воду. Я даже не успела сопротивления оказать. Какое вероломство! Какое коварство! Я полетела… Полетела… и…

Водичка приняла меня, как родную, хотя (заметить должна) и не стала теплей. Уже через несколько секунд после первого всплытия на поверхность я выяснила, что чуть не свалилась на голову американцу. Как ему удалось прилететь быстрей меня — это загадка природы, которую у меня не было времени разгадывать: приходилось энергично бороться за жизнь. Но как бы там ни было, американец уже был в воде и, боюсь, ни ему, ни мне это никак не шло на пользу.

Удрученная неудачами, я приготовилась уже тонуть и повторять всплытие, как это было в прошлый раз, но выяснилось, что в этом нет необходимости. Куртка моя раздулась и отлично держала меня на поверхности.

«Нет худа без добра, — подумала я, — даже не подозревала о столь ценных ее качествах. Так бы и провисела эта куртка в моем шкафу, никак себя не проявив, если бы не подвернулся подходящий случай.»

Я-то болталась в куртке, как в спасательном жилете, а вот американцу приходилось несладко. Он погружался и всплывал, погружался и всплывал. Я подплыла и милостиво дала ему возможность за себя уцепиться, уже предвкушая как будет он меня согревать своим сильным горячим телом…

Грешить, видимо, вредно даже в мыслях. Американец тут же затопил меня вместе с моей плавучей курткой. Пока я, судорожно хватая воздух, кляла себя за излишнюю гуманность, силы мои иссякли. Вода сомкнулась над головой и последнее, что Бог привел увидеть, была физиономия американца. Вполне приятная, но…

Очнулась я, по несчастью, не на берегу и не в горячих объятиях американца, а все еще в ледяной воде, которая уже и ледяной не казалась. Температура воды уже решительно не имела никакого значения: я одеревенела и не ощущала своего тела.

Моя непотопляемая куртка несла меня по течению. Американец плыл рядом, мерно взмахивая руками, и время от времени подправлял мой курс. Плыл он, как в бассейне: легко и свободно, хотя по всем законам природы мокрая одежда должна была ощутимо тянуть его ко дну. Холода, похоже, был ему нипочем.

Тогда мне было не до юмора, а сейчас могу сказать: складывалась идиллическая картина: ночное купание джентльмена. Если бы не интенсивный пар над бритой головой американца и не дыхание его, вырывающееся изо рта мощными и ровными клубами, совсем как у кита, с паром и брызгами, картина была бы прям-таки курортная. Тогда же мне курортных ассоциаций в голову не приходило. Впрочем, какие ассоциации вообще могут прийти к обледеневшему полутрупу.

От американца не укрылось мое агональное состояние и он решил подбодрить меня.

— Потерпите немного, — не нарушая ритма дыхания, сказал он, — скоро будет поворот речного русла. Там и выйдем на берег. Я помогу вам согреться.

Вспомнив о способе, которым он помогает согреваться, я даже не обрадовалась — так безнадежна была. В голове господствовала одна лишь мысль: «У меня будет крупозное воспаление легких и менингит. Второго раза мой организм не вынесет.»

Я где-то читала, что в Сибири переохладившихся мужчин обкладывали женскими телами. Вроде бы у женских тел подходящее свойство отдавать тепло с необходимой скоростью. Насчет же того, чтобы переохладившуюся женщину обкладывали американцами, я не слышала ничего, но из опыта своего уже знала, что это тоже помогает, даже если американец всего один. Однако на этот раз я была совсем плоха. Даже на американца своего уповать перестала. Сказать честно, сомнения одолели: достаточно ли я жива для мер спасения. Практически, почти уже Богу предалась.

— Не бойтесь, я вас спасу, — словно угадав мои мысли, сказал американец и еще более энергичными толчками погнал мое тело к берегу.

Я поверила ему и даже начала ловить за хвост надежду, но как раз в это время у моей куртки кончился запас плавучести. Вода залила мне и нос и рот. Сразу как— то захотелось жить, с этим желанием я и стала кричать, звать на помощь не знамо кого. Звать на помощь — сильно сказано: из горла вырывались только хрипы и пузыри. Мой рот уже не расставался с водой. Однако, американец прекрасно меня понял. Он бодро залепил мне в лоб, после чего тут же схватил за шиворот. Видимо не забыл, как я в прошлый раз ему в глаз засветила и решил принять заблаговременно меры. После мер этих я утратила способность следить за развитием событий, потому что рассталась с сознанием.

Очнулась я, как и в прошлый раз, обнаженная в шалаше и в горячих объятиях американца. Очнулась, прислушалась к себе и с удивлением констатировала:

ничего не болит.

Американец, учуяв, что я пришла в себя, любезно поинтересовался:

— Как вы себя чувствуете?

— Я себя чувствую, — философски сообщила я, — и это прекрасно. Было бы еще прекрасней, если бы вы убрали свою руку с моей груди. Тяжело, — на всякий случай пояснила я, чтобы американец не перестарался.

Он руку убрал и тоже пояснил:

— Вынужден по частям вас греть, поскольку не хватает объема моего тела. На этот раз вы слишком переохладились. Боюсь, что вы мерзнете.

Опасения его были напрасны. Мне не было холодно. Напротив, тело мое горело, что даже настораживало.

— Вы ничего не чувствуете? — спросила я.

— Что именно?

— Потрогайте меня, потрогайте.

Он послушно потрогал и спросил:

— И что?

— Вам не кажется, что у меня жар?

— Нет, не кажется.

— Странно, — удивилась я и тут же закричала: — О, беда! Так и есть! Вся горю! Умираю!

— Да нет же, — успокоил меня американец. — Это не жар. Вы действительно горите, потому что мой ведический эликсир прекрасно действует. Он с такой скоростью гонит по жилам кровь, что температура тела действительно повышается, зато опасность заболеть сводится к нулю.

— Здесь вы правы, — согласилась я. — Состояние такое, что хоть бери и снова ныряй в воду. Не удивлюсь, если при этом она зашипит.

Я пошутила со всей очевидностью, но американец слова мои воспринял очень серьезно и испуганно воскликнул:

— Не надо нырять в воду.

— Надеюсь, мои вещи вы уже сушите? — озабоченно осведомилась я.

— О, да, конечно, — заверил он.

В душе моей сразу к нему нежность проснулась. Ну что за мужчина! И от «братанов» меня спас, (сама бы я никогда с моста прыгнуть не решилась) и от ледяной реки спас, и от простуды спасает и даже вещи уже сушит. Разве не стоит его за это отблагодарить?

Я подумала, что стоит конечно же и тут же дала ему это понять. Бедняга повел себя неадекватно.

— Что вы делаете? — воскликнул он, убирая мою руку.

Раз он не понимает, я решила исключить всякую двусмысленность и обозначить свое намерение однозначно, после этого американец подскочил, как ужаленный, и закричал:

— Это безобразие!

— Вы голубой? — поинтересовалась я, скрывая обиду. — Слышала, у вас в Америке это сильно развито. И нас потихоньку срамотой заражаете.