Том 4 - Василий Ян

Рыцари проезжали из селения в селение на крепких, откормленных конях, неразговорчивые и суровые, как и подобает служителям грозного Бога, кутаясь в длинные белые плащи с нашитым черным крестом на плече. Когда они откидывали плащи, под ними блестели железные латы.

— Нашей костяной стрелой такую железную рубаху не пробьешь! — вздыхали крестьяне и убегали в леса, завидя приближающихся меченосцев.

Тогда рыцари сжигали покинутые жителями селения и посылали в леса отряды, сопровождаемые большими черными и темно-рыжими собаками-ищейками с торчащими ушами. Они быстро отыскивали прятавшихся крестьян. Одних немцы тут же убивали, других, более крепких, отправляли для работы в Ригу. Уничтожали они также каменных и деревянных идолов, стоявших полукругом на лужайках под вековыми елями и березами.

Рыцари вели упорные бои с населением, которое с проклятьями притворно покорялось и только внешне соглашалось принять латинскую веру. В городе и крепости Риге, воздвигаемых леттскими рабочими, стали быстро возникать дома, узкие, в два-три окна, высокие, в несколько этажей. Некоторые крыши из красной черепицы имели острый шпиль и на нем жестяного петушка, который вертелся, показывая направление ветра.

Уже задолго до начала ярмарки на большой базарной площади, растянувшейся вдоль берега Двины, стали возводиться увеселительные постройки: балаганы, крытые парусиной, где показывали свои представления фокусники и веселые шуты; были также маленькие переносные театры кукол и зверинец с несколькими голодными волками, змеями, рысью и медведем. Строились также качели и карусель, где на невиданных зверях могли быстро кружиться веселые посетители. Высокие столбы, смазанные салом, приманивали колесом на верхушке, где были развешаны премии: новые сапоги, рубашки, шапки, женские платья, кольца колбас, жареные гусь и поросенок. Все это, заплатив небольшую сумму хозяину столба, мог получить ловкий удалец, сумевший взобраться по скользкому бревну до верхнего колеса. Но это было нелегко, и большинство самонадеянных юношей слетали вниз, уже почти достигнув цели, под громкий хохот довольных зрителей.

Накануне ярмарки разряженные в пестрые костюмы шуты с накрашенными лицами или в смешных масках ходили по узким улицам города и вдоль берега, зазывая горожан и моряков, прибывших на парусных шняках [61]и лайбах [62], посетить ярмарку, обещая показать пляски и проделки отчаянных смельчаков, ходивших по канату, туго натянутому высоко над толпой. Зрителей соблазняли также представления глотателей шпаг, огня, живых рыбок, лягушек и змей, которые невредимыми потом выскакивали обратно изо рта.

Моряков было много. Одни приплыли на больших лодках сверху по реке Двине из Полоцка и Литвы, другие — с холодного, сурового моря на крутобоких двухмачтовых кораблях с высоко поднятыми кормой и носом. Корабли привозили разнообразные ценные товары и богатых купцов в диковинных одеждах из германских городов Любека и Бремена и шведских Сигтуны и Висби. Часто приезжали и русские купцы из богатого Великого Новгорода.

Ярмарка начиналась с вечера. По всему берегу пылали веселые костры, возле них сидели и толпились люди всех национальностей в нарядных одеждах.

Слышалась разноязычная речь, распевались всевозможные песни, люди группами бродили по площади, многие в обнимку, останавливались возле лотков, где продавались всякие угощения и «древесные овощи» [63], привезенные из других стран, — яблоки, чернослив, изюм, винные ягоды, орехи. На других лотках были выставлены ковши с пивом, хмельной брагой, медом и рейнским вином. Повсюду красовались груды пряников, кренделей, пирожков и медовых лепешек с миндалиной посередине. Коптя и дымя, повсюду длинными цепочками горели глиняные плошки с топленым салом.

Веселый гомон толпы покрывался пронзительными переливчатыми звуками леттских и литовских волынок, сделанных из надутых цельных козьих шкур с двумя дудками, на которых, искусно перебирая пальцами и раздувая щеки, дудели вспотевшие усердные музыканты.

Сквозь расступавшуюся толпу медленно проходили важные немецкие рыцари, всегда группами по три-четыре человека, с высокомерными, суровыми лицами. Они сознавали себя чуждыми этой разряженной, веселой массе «второсортных людей», знатными гостями на простонародном пиру. Но и их невольно захватывало общее веселье, и когда стоявшие рядом волынщики при их приближении вдруг замолкли, один из рыцарей крикнул:

— Эй, дудельзаки! [64]А знаете ли вы нашу рейнскую песню «Рейнлендер»?

— Еще бы не знать!

Волынщики задудели изо всей мочи старинную немецкую мелодию народного танца.

Услышав знакомые звуки, подошли другие немецкие воины. Они растолкали толпу, очистили место, оттеснили зрителей в стороны и стали двумя шеренгами лицом друг к другу.

С той же важной надменностью, сохраняя суровую невозмутимость, они начали выделывать ногами коленца и выкрутасы, то приближаясь друг к другу, то расходясь. Иногда они делились на пары и, взявшись за руки, кружились на месте, затем опять расходились двумя шеренгами, лицом друг к другу, сохраняя такую же важность, как будто бы и тут они продолжали выполнять свое главное обязательство: распространять всеми способами власть германского кулака и «свет» католической веры.

В это время к танцующим быстро протиснулись сквозь толпу еще несколько молодых немцев, из купцов. С ними была стройная девушка в шелковом праздничном платье. Она невольно привлекала внимание красотой слегка разрумянившегося лица и темными горящими глазами.

— Фрейлейн, идите к нам! Ко мне! Ко мне! Нет, ко мне! — закричали танцевавшие.

Старший из них, пожилой рыцарь, высокий и тощий, подошел к девушке и, с важностью выставив ногу, снял шляпу с перьями, поклонился, взял ее за руку и крикнул волынщикам:

— Живее, дудельзаки! Живее! Получите на пиво!

Волынщики заиграли еще веселее и пронзительнее. Девушка, подобрав тяжелое шелковое платье, танцевала со всеми, переходя из рук в руки, кружась в беззаботном упоении радостной юности.

По окончании танца старый рыцарь снова склонился перед девушкой, взмахнул шляпой и пригласил ее посетить их пирушку, устраиваемую по случаю скорого выступления в поход против русских еретиков.

— Эти дерзкие русские медведи вздумали стать перед нами на победоносном пути нашего крестового похода на восток. Придите, фрейлейн, к нам; сегодня мы выпьем за нашу родину и нашу победу.

— К моему глубокому сожалению, — ответила девушка, — я не могу принять ваше любезное приглашение. Я должна своевременно вернуться к моей дорогой и доброй матушке! — И девушка, церемонно поклонившись, хотела скрыться в толпе.

— Нет, нет! Вы нас не покинете. Идемте к нам! Это недалеко!

Девушка со смехом стала метаться, стараясь убежать. Несколько рыцарей погнались за ней. Она бросилась в сторону, в темноту, и вдруг пронзительно закричала:

— Что это? Спасите!

Один рыцарь, высоко подняв факел, поспешил на зов. Показался ряд виселиц, на которых, склонив головы, висели десятка два леттов в лохмотьях, с босыми, напряженно вытянутыми ногами. Рыцари взяли под руки полубесчувственную девушку. Она, задыхаясь, говорила:

— Я ударилась лицом в босые, холодные, как лед, ноги, и мне показалось, что мертвец ударил меня в лицо ногой.

— Это висят лесные разбойники, самые отчаянные летты — дикари, безбожники. Они нападали на наших меченосцев. Мы их рядком и повесили, чтобы проучить дерзких леттов.

— Умоляю, отведите меня к матушке! Вот она уже идет сюда…

На площади появилась длинная процессия германских воинов в белых плащах с нашитыми на плече черными крестами. Воины высоко держали горящие факелы, сплетенные из просмоленных веревок. Факелы ярко пылали в клубах черного дыма, придавая всему окружающему зловещий вид. Воины грубыми, нестройными голосами пели мрачную песню меченосцев:

Вперед, тевтон!Сквозь плач и стонИди, как смерть, иди, как месть!Вперед, тевтон! Ийя-хо-хо!

Разноязычная толпа, собравшаяся на ярмарочной площади, в страхе расступалась перед мрачно шагавшими меченосцами и безмолвно слушала непонятную, но внушавшую страх немецкую песню.

Вся процессия направилась к угрюмой каменной крепости, возвышавшейся прочными башнями посреди города, еще шумного от праздничного веселья, криков и песен разгулявшихся рижских горожан.

Пирушка крестоносцев была веселой. Все ликовали, уверенные в скорой победе над русскими медведями и над плохо вооруженными упрямыми «лесными братьями» — леттами. Старый председатель пирушки ударил тяжелым кулаком по столу. Кружки и бокалы задребезжали. Все затихли.