Ты, я и Париж - Татьяна Корсакова

Тина подошла к окну — да, баба Люба не преувеличивала, когда говорила про «монстру». Отец приехал в огромном черном автомобиле, угловатом и с виду очень агрессивном. Машины сопровождения и даже «Мерседес» дяди Васи выглядел на его фоне игрушечными и совсем несерьезными.

— Когда уезжаешь-то? — послышалось за спиной.

— Через полчаса, — Тина не удержалась, всхлипнула.

— А что это ты носом хлюпаешь? — баба Люба обняла ее за плечи. — Девонька моя, да у тебя ж теперь при таком папаше жизнь начнется, как в моих романах. Одной на миллион такой шанс выпадает, а ты нюни распустила.

— Страшно, — прошептала Тина.

— Страшно ей! — неожиданно разозлилась баба Люба. — Страшно, моя хорошая, когда жить негде и жрать нечего. Вот где страшно! И вообще, ты мне про страхи не рассказывай. — Она погладила Тину по волосам, сказала потеплевшим голосом: — Ты, Клементинка, столько всего натерпелась, что хуже уже не будет. Что тебе сидеть в нашем городишке? На меня вот посмотри, видишь, во что превратилась? — баба Люба горько усмехнулась. — Вот то-то и оно. А когда-то была, как ты, — умница и красавица, и ухажеров тьма-тьмущая. Эх, да что тут говорить! Было да быльем поросло! А ты, дочка, не повторяй моих ошибок, бери от жизни все что можно. Нечего от подарков судьбы отказываться.

Они постояли еще немного, а потом баба Люба сказала, теперь уже деловито:

— Ну, давай я тебе собраться помогу. Что с собой возьмешь? В папенькину «монстру» много добра влезет.

— Он сказал, чтобы много не брала, что все купит, когда приедем на место.

— Вот умный человек! — Глаза бабы Любы зажглись хитрым блеском. — И то правда — что ж с собой старье всякое забирать?! Тогда, это, может… — она смущенно замолчала.

— Да, забирайте все, что вам хочется, — Тина правильно растолковала ее заминку.

— Что, все-все, что понравится, могу взять? — осторожно уточнила соседка. — И из мебели кое-что?

Тина кивнула. Что ей теперь эта мебель? В отцовскую «монстру» она все равно не войдет, а в пустующей квартире без хозяйского присмотра придет в негодность очень быстро. Так уж пусть лучше достанется бабе Любе, единственной из немногих, кто с самого начала относился к ней по-человечески.

— А телевизор? — Баба Люба с нежностью погладила почти новенький «Самсунг», последнее приобретение деда, погладила и тут же отдернула руку, точно испугавшись собственной наглости. — Не, Клементинка, телевизор — это вещь ценная, ты его лучше продай.

— Баба Люба, забирайте все, что захотите. Сами же говорили, что у меня теперь начнется новая жизнь. Так зачем же мне там старый телевизор?

— Ты моя хорошая! — От неожиданно свалившегося на ее голову счастья соседка аж прослезилась. — Добрая ты душа! Ты, главное, Клементинка, не волнуйся — я за вещичками присмотрю. Ничего, слышишь, ничего у бабы Любы не пропадет. Вот те крест! — Она размашисто перекрестилась, чмокнула Тину в щеку. В дверь постучались.

— Открыто! — опередив Тину, заорала соседка.

В квартиру заглянул Иван, спросил с порога:

— Ты скоро?

— Еще пять минут.

Тина метнулась в спальню, побросала в дорожную сумку свои одежки. Вещей у нее было немного, поэтому в сумке оказалось полно места. Подумав немного, девушка подошла к книжному шкафу, взяла в руки тяжеленный анатомический атлас. Именно он заменил ей детские книжки. Вместо зайчиков, колобков и прекрасных принцесс она часами рассматривала непонятные, а временами страшные картинки. На триста двадцатой странице даже сохранился ее детский «автограф» — размашистый каракуль на пол-листа. Тина с нежностью погладила пожелтевшие от времени страницы, захлопнула атлас, сунула его в сумку. Вот и все сборы, она готова к новой жизни.

В прихожей нетерпеливо пританцовывала баба Люба, в дверях, опершись широким плечом о косяк, стоял Иван.

— Готова? — спросили они хором.

— Готова. — Тина встряхнула сумку, посмотрела на бабу Любу, сказала упавшим до шепота голосом: — Ну, я пошла?

— Эх, Клементинка, — соседка часто-часто заморгала, прижала ее к груди. — Эх, горемычная! Как же я тут одна? Совсем сиротинушкой останусь. — Оборвав причитания, баба Люба отстранилась, сказала теперь уже деловито: — Ну, с богом, дочка! И смотри мне там…

Тина улыбнулась, баба Люба никогда не была мастерицей говорить красиво, но от ее непутевого напутствия на душе стало теплее.

— Спасибо! — Она поцеловала соседку в щеку.

— Иди уж! Батяня, наверное, заждался, — проворчала та, украдкой смахивая набежавшую слезу. — Нет, стой! Присядь-ка на дорожку.

Тина покорно уселась прямо на сумку.

— Да хватит вам уже шарлатанством заниматься! — подал голос Иван. — Тина, босс ждать не любит, — он мягко, но решительно поставил ее на ноги, сумку повесил себе на плечо. — Пойдем уж, долгие проводы — долгие слезы.

— Постой! — баба Люба что-то забормотала себе под нос, а потом торопливо перекрестила Тину. — Все, теперь ступай. Я на улицу не пойду, ты уж там сама…

Во дворе, как и в прошлый визит отцовских молодцов, собралась толпа зевак. Патриархи степенно восседали на скамейке, дворовые кумушки кучковались у подъезда, вполголоса о чем-то шушукаясь, ребятня, бесстрашная и любопытная, едва не лезла под колеса отцовской «монстры». Стоило только Тине выйти на улицу, как все, и патриархи, и кумушки, и ребятня, с жадным любопытством посмотрели в ее сторону.

— Ты теперь для них ожившая Золушка, — не то поддел, не то поддержал охранник. — Да не стой столбом, иди к машине.

— К которой?

— Вон, к «Хаммеру», — Иван кивнул в сторону «монстры». Вот, значит, как она называется.

Тина была в шаге от машины, когда задняя дверца распахнулась.

— Поторопись, дочка, — сказал ее отец с плохо скрываемым раздражением.

Тина замешкалась, обвела прощальным взглядом двор, дом, соседей, сделала глубокий вдох и нырнула в черное нутро машины.

Они ехали уже четыре часа. За все это время отец сказал ей едва ли пару слов. Как только «Хаммер» тронулся с места, мужчина тут же углубился в изучение каких-то документов, предоставив Тину самой себе. Она почти не расстроилась. Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями, хоть как-то подготовиться к тому, что ее ждет. Конечно, разговор с отцом мог бы ее успокоить и приободрить, но в равной же мере мог и напугать. Все-таки они похожи: ее дед и ее отец.

Пейзаж за окном машины начал меняться. Пыльные городки и унылые полузаброшенные деревушки сменили дорогие коттеджи — не дома, а настоящие замки и дворцы. Кричащая роскошь, вычурная архитектура, заборы в два человеческих роста — альтернатива обшарпанным городским «хрущевкам» и древним, по самые окна вросшим в землю деревенским избушкам, вестники другой жизни. Неужели и ей отныне придется жить в одном из таких домов, за одним из таких заборов?