На границе чумы - Лариса Петровичева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он мне рану на ноге зашил, – прошептала Несса. Навалилась вдруг невероятная усталость и обреченность, невозможность сопротивляться наступающей беде.
Агарья понимающе кивнула:
– Это он может. Я, как увидела его, так поняла: ох, непрост человек! И дурачком только прикидывается, на самом деле люди-то наши ему в подметки не годятся. Травки собирает разные, жабсом не болел – а вся деревня болела тогда, и животные, опять же, его любят…
В дверь стукнули так, что, казалось, содрогнулась вся избушка.
– Отчиняй! – крикнул с улицы грубый мужской голос. – Отчиняй немедля!
– На печку, быстро, – прошептала Агарья и поплелась к двери, шаркая ногами и бормоча: – Иду, сердешные, иду…
Забравшись на печку, Несса спряталась под какое-то тряпье и замерла, не выдавая себя ни звуком, ни движением. Агарья тем временем отодвинула засов и открыла дверь.
– Платко! – воскликнула женщина. – Ты чего буянишь?
Платко Гашич был байстрюком владетельного сеньора Бооха, и, хотя такое происхождение не давало здоровенному парню с заносчивым и несколько туповатым лицом никаких дополнительных прав, он все равно держался нагло и вызывающе. «Что вы мне, селюки? – спрашивал он. – Я князь, и вы для меня – прах под ногами». За такие речи «князь» частенько бывал бит деревенскими, но это не научило его уму-разуму.
– Где эта стервь колдовская? – осведомился Платко. – Я видел, она в этот проулок свернула!
Несса закусила губу. Вроде осторожно шла, старалась на глаза не попадаться, и вот на тебе! Нашелся востроглазый.
– Да кто? – спросила Агарья. – Ты, поди, глаза уже залил как следует? Иди домой, не разноси заразу.
– Я? Заразу? – возмутился Платко. – Да я княжеской крови, меня никакая зараза не возьмет! Отвечай, где ведьмина девка? Я ее видел, сюда она шла.
– Вот оглашенный! – возмутилась Агарья. Несса сидела ни жива ни мертва. Что, если Платко пойдет шарить в избушке или приведет своих приятелей? – Нет здесь никого, одна я. Ходит, шумит… Постыдился бы! Вон Влас душу Заступнику отдал, а ты безобразничаешь.
– Смотри, старая, – пригрозил Платко. – Если узнаю, что ты ведьмину кровь приветила, как есть, сожгу твою развалюху. И тебе не поздоровится, поняла?
– Давай-давай, иди себе, – сказала Агарья.
Несса услышала, как захлопнулась дверь и задвинулся засов, а потом – тихие всхлипывания: старушка плакала. Несса осторожно спустилась с печки и тихонько подошла к Агарье. Та ласково погладила девушку по голове и промолвила:
– Уходи, девонька. Платко этого дела просто так не оставит, сейчас-то за приятелями своими подался. Поймают тебя, так обе пропадем.
– Не поймают, – уверенно промолвила Несса. – Я сейчас бегом да огородами, не догонят. Спасибо тебе, бабушка.
– Храни тебя Заступник, девонька, – и Агарья обвела Нессу кругом, сухонькая старческая кисть дрожала. – На все Его святая воля…
На дворе почти стемнело, и кое-где в домах все-таки засветились огоньки. Кучки уже не были такими тихими, как показалось Нессе вначале: издалека доносились гневные голоса, брехали собаки – Платко явно собирал народ на поимку ведьмы. Несса поежилась и побежала прочь по петляющей тропинке, которая выводила сперва на уже опустевшие огороды, а там – в поля и к лесу. Осенний ветер, поначалу тихий и ласковый, теперь завывал в ушах и царапал щеки, а под ноги все время норовила попасть какая-нибудь яма, однако Несса бежала, не сбавляя хода, и вскоре Кучки остались позади.
Когда деревня окончательно пропала из виду, Несса побежала медленнее, а затем окончательно перешла на быстрый шаг. Теперь уже было совсем темно, и в просветах облаков тревожно мерцали звезды. На горизонте вздрагивали всполохи далекой грозы, и во влажном воздухе отчетливо пахло травой и землей. В шелесте высоких стеблей осорки чувствовались смутная угроза и страх, будто кто-то шел рядом, не выпуская Нессу из вида. Должно быть, лешак, думала Несса, ежась и тревожно вглядываясь в перемигивание звезд. Запетлять тропинку и заманить прохожего в такие дебри, куда и Заступник не заглядывает, – это они любят… На всякий случай Несса поплевала через плечо – лешаку в глаза и трижды покрутилась на левой пятке. Должно помочь. Поодаль кто-то гнусно загоготал и захлопал крыльями: Несса прекрасно понимала, что это какая-нибудь птица, однако прибавила шагу. Кто-то маленький и юркий, похожий на растрепанный клубок, перебежал тропу прямо перед ней и скрылся в траве.
– Мамочка, – прошептала Несса. Только не оборачиваться, только не оборачиваться…
Вот и опушка леса, а там тропинка нырнет за деревья, и уже будет виден свет в хижине Андрея. Андрей… надо было все-таки предупредить его о том, что она уйдет, наверняка он беспокоится. А ведь он заботится о ней, и бабушка Агарья была права: не такой уж простой он человек, хотя и выглядит совершенным дурачком.
А сзади кто-то шел. Несса отчетливо слышала тяжелые шаги – и это явно был лешак, больше некому. Сейчас запрыгнет на плечи и будет всю ночь скакать на ней по лесным тропкам, пока к рассвету не загоняет насмерть. В Кучках пару лет назад был такой случай: сынишка пастуха попался лешаку и пришел домой на рассвете весь избитый – с тех пор говорить перестал и только мычит что-то невразумительное.
– Заступник добрый, всемогущий и вселюбящий, – зашептала Несса, продолжая идти, – защити меня от всякого зла и дурной напасти. Пройду, не убоясь, долиной тьмы, ибо Ты со мной…
– Несса, это я, Андрей, – раздалось сзади.
Конечно, это был Андрей – в привычной толстой куртке, высоких сапогах и шапке. Он опирался на палку, с которой обыкновенно ходил по лесу, и лешак – а в том, что лешак тут был, Несса даже не сомневалась, – испугался именно его: кому охота получить дубьем по хребтине? А за Андреем не заржавеет: он так лешака бы отходил, что тот и думать забыл бы о том, чтобы кататься у прохожих на загривках.
– Дай, думаю, встречу, – сказал Андрей. – А то мало ли что…
Несса взяла его за руку, и они вошли в лес. Когда впереди мелькнуло золотистое пятно света в оконце, Несса вдруг остановилась и упавшим голосом произнесла:
– Андрей, ты знаешь… в Кучках мор.
Андрей остановился тоже и как-то беспомощно провел по лицу ладонью, сразу став растерянным и очень несчастным.
– Змеедушец разбери, – ошеломленно проговорил он. – Этого я и боялся…
Глава 10
Эпидемия
Шани не спал уже третьи сутки, но какая-то непонятная и властная сила по-прежнему держала его на ногах и оставляла относительно бодрым – наверно, для того, чтобы он сумел увидеть эпидемию, разыгравшуюся в столице во всей красе. Ему не было страшно: все чувства в нем словно застыли, чтобы позволить шеф-инквизитору увидеть и запомнить все происходящее.
Сначала была растерянность и недоумение: люди всегда сперва отказываются понимать, как это вдруг с ними может случиться что-то дурное. Потом появилась слабая надежда на то, что все будет в порядке, лекарники быстро изобретут снадобье, которое поставит всех на ноги. Но когда люди стали падать и умирать на улицах, когда воздух пропитался отвратительным запахом мертвой гниющей плоти – тогда в город вошел ужас. Кто-то запирался в домах, выжидая, когда пройдет мор и можно будет выбраться наружу, кто-то, желая, видимо, скрасить последние часы, устраивал пиры и оргии прямо на улице, кто-то собирался в храмах, в отчаянных молитвах пытаясь испросить у Заступника пощады. Кое-где слышны были выстрелы – это оставшиеся в живых отгоняли мародеров, которые никак не могли понять, что их мародерство бессмысленно. По приказу государя, который, к чести своей, очень быстро сориентировался в ситуации, столицу оцепили силами армейцев, охранцев и инквизиции, и пальба на окраинах стала тогда обычным делом: приказано было не выпускать ни женщин, ни детей, ни стариков – никого, кто попытался бы покинуть город.
Главный собор во имя Заступника был переполнен народом, но перед шеф-инквизитором, который пришел сюда без охраны, с одним только ассистентом (парень пока не заразился, здорово трусил, но держал себя в руках), все беспрекословно расступились. Взойдя на амвон, Шани осмотрелся: тут были самые разные люди, всех возрастов и сословий. Богатые купцы и уличные девки, мещане и женщины благородных кровей, грязные нищие старики и дети из богатых семей – все стояли рядом, у всех были закрыты лица, и во всех глазах Шани видел надежду вперемешку со страшным, невыносимым для человека, отчаянием. Подумав, он медленно стянул с лица собственную повязку (земные вакцины пока действовали, а там видно будет) и вскинул руку, призывая всех к тишине.
Все разговоры моментально прекратились. Воцарилась звонкая тишь. Люди смотрели на него как на сумасшедшего или святого.
– Братья и сестры, – сказал Шани. – Я шеф-инквизитор Торн, и я пришел говорить с вами.
Он говорил долго. Успокаивал, увещевал, убеждал, что скоро все кончится, и Заступник помилует неразумных детей своих, и упрашивал едва ли не на коленях разойтись по домам и вместе не собираться, чтобы болезнь не распространялась. В конце речи, когда в глазах собравшихся заблистали слезы умиления и искренней веры в его слова, он прочитал со всеми Наисладчайший канон к Заступнику и почувствовал себя совершенно опустошенным, словно все его силы исчерпались до самого донышка. Хорошо, что ассистент поддержал, подхватив под руку возле ступеней амвона, Шани благодарно кивнул ему и вместе с прихожанами вышел на улицу.