Рождение легиона - Gedzerath

– «Восточный берег озера, да?» – бубнила я себе под нос, пролетая над вековыми соснами, вцепившимися в берег оголившимися корнями. Вода в озере была кристально чиста, и сквозь зеленоватую толщу я отчетливо видела белое, изгибавшееся, словно чаша, дно, состоявшее из слежавшихся за много тысяч лет пластов соли, каждый год оседавших на дне этого странного водоема. Кое-где длинные языки соляных отложений выходили на берег, и я повернула в ту сторону, справедливо рассудив, что сами собой такие вот наносные солончаки появиться не смогут, а значит, своим возникновением они обязаны кому-то разумному, и очень жадному до соли – «Ну что ж, а вот и эти самые шахты… Были. Вот ведь черт!».

Похоже, когда-то это место и впрямь звалось Соляные пещеры, однако время не пощадило даже камень и теперь о том, что тут располагались многочисленные входы в шахты, напоминали лишь окаменевшие соляные отвалы, уходившие в толщу рухнувшей, спрессованной породы. Раз за разом облетая склон невысокой, покатой горы, я устало смотрела на едва заметные глазу следы присутствия разумных существ, погребенные, раскатанные в лепешку оползнями и обвалами, словно сама природа старалась как можно быстрее закрыть эту рану, на остатках которой не рисковали селиться даже выносливые, низкорослые сосны.

– «Прошла по Зеркалу Небес…» – опустившись на подсвеченный заходящим солнцем берег, я уставилась на озеро, удивительно неподвижно лежавшее передо мной – «Уж если окунаться в мистику, так может, этот старый голливудский прием мне поможет? Эх, была не была! Я иду к тебе, хрустальный череп!».

Знаете что? Этот прием и в самом деле сработал – я глубоко, по самые ноздри, окунулась в плескавшуюся передо мной «мистику».

– «Бееееее! Ну и гадость!» – выскочив из воды, я принялась отряхиваться, кружась по берегу и изо всех сил отплевываясь от попавшей в рот воды. Горькая, режущая, словно нож, она была столь отвратительна на вкус, что я едва не вывернулась наизнанку, стараясь избавиться от этой мерзости, осевшей на моем языке. Заходящее солнце окрасило предгорья Собачьих гор во все оттенки розового, и первые комары, уловив признаки надвигающейся вечерней прохлады, уже вылетели на охоту, словно злобные пикировщики, с воем заходя на мокрую, мгновенно продрогшую, да еще и лишившуюся возможности летать жертву. Соленая вода в мгновение ока вымочила мои крылья, превратив их в тяжелые, неподьемные тряпки, и сколько бы я ни била ими над своей головой, сколько бы не подставляла усиливавшемуся ветерку – все было напрасно, и скрипя зубами, в неверном свете догорающегося заката, я побежала вверх по склону, стремясь найти себе хотя бы какие-нибудь камни, с помощью которых я, словно древние предки, могла попытаться раздобыть огонь.

– «Голливуд! Я начинаю ненавидеть Голливуд!» – простонала я в темноте, глядя на чернеющие передо мной деревяшки. Сухие, обглоданные временем сучки и коряги, собранные мной на берегу, казалось, только и ждали малейшей искры, чтобы вспыхнуть весело и жарко, но увы – искры не было, хотя это отлично получалось у всяких там конанов и терминаторов. Была лишь продрогшая, искусанная комарами пегаска, истерично колотящая какими-то камнями над сложенными шалашиком щепками в надежде добыть хоть искорку, хоть…

*Бах-бах-бах-бах*

«Да зажигайся, ты!» – наконец, словно вняв моим мольбам, из-под моих копыт вылетел рой искр. Похоже, обтесавшийся камень и впрямь оказался гранитом, или кварцем, или кремнем – в общем, одним из тех странных камушков, которые я видела в воспоминаниях Духа, и я лишь облегченно всхипнула, падая ниц перед задымившимися щепочками и свирепо раздувая щеки в попытке запалить проклятые деревяшки. Немилосердно дымя, расщепленные зубами гнилушки занимались неплохо, но быстро сгорали, пока я не догадалась подкладывать все большие веточки, одну за одной. Я потеряла счет времени, и лишь удостоверившись, что костер разгорелся, и не собирается тут же погаснуть, я заволокла в него целое дерево, с трудом дотащив его до костра, после чего присела рядом с разгорающимся пламенем, и подставив искусанную спину и бока теплому дыму, бессильно расплакалась, уткнув голову в вытянутые копыта. Наверное, попытка заточения каким-то сумасшедшим была последней каплей, переполнившей чашу моего долготерпения, и я громко, и не стесняясь, рыдала, размазывая по щекам слезы, чертившие на моей мордочке заметные даже мне полоски в осевшей на шерсти соли. Еще недавно я была вхожа в тронные залы принцесс, шутила и смеялась с Госпожой, выполняла задания богинь, формируя какую-никакую а силу для отражения надвигающейся беды… А теперь? Сидя возле сердито щелкающего искрами костра, среди пологих предгорий, я начинала понимать, что я – всего лишь маленькая пылинка, волею случая занесенная из тяжелого прошлого в чуть менее тяжелое будущее, в котором не меньше добра и чуть меньше зла. Большие, мерцающие звезды, неизвестные мне созвездия – лишь Млечный Путь, висевший где-то над головой, словно дорожка из голубовато-белой дымки, подмигивал мне миллиардами звезд, и глотая слезы, я во все глаза смотрела на это чудное коромысло, изогнувшееся над вершинами гор. Вскоре, я успокоилась и прилегла возле костра, глядя на щелкающие искры, скопом летящие в холодную ночную вышину.

«Лишь оказавшись в одиночестве, под звездным небом, можно познать собственное бессилие пред лицом вечности» – закрывая глаза, подумала я.

Проснулась я поздно, когда угасающий костер, отчаянно дымя, уже доедал последние угли, оставшиеся от высохших, гнилых деревяшек, которые я, просыпаясь, всю ночь подбрасывала в огонь. Плюясь и кашляя, я вскочила на ноги, еще не до конца понимая, где я и что произошло, но назойливый писк идущего в атаку маленького кровососа быстро заставил меня вспомнить, где я нахожусь. Нещадно исхлестав себя хвостом, я постаралась освободиться хотя бы отчасти мерзких птеродактилей, обсевших мою бурчащую голодным животом тушку, и принялась раздувать сердито щелкающие угли, оставшиеся на месте тлеющего бревна. Еды, они, конечно, мне не дали, но я смогла хотя бы согреться, коптясь в едком, противном дыму, мало-помалу сушащем мои намокшие от утренней влаги крылья. Стелясь по склону, дым взбирался все выше и выше, почти к самому краю отвесного карниза, с которого и сошел когда-то последний оползень, похоронив под собой входы в шахты, после чего куда-то пропадал, словно отрезанный ножом или удаленный неудачливым новичком в «фотошопе».

«Кто-то ворует мой дым?» – двигаться никуда не хотелось, ведь по своей глупости, я оставила на вокзале седельную сумку, которой снабдил меня перед отъездом Хай, рассчитывая смотаться туда и обратно, всего лишь полюбовавшись на то, к чему меня так стремительно вела судьба и неизвестные доброхоты. Но пути всесильных неисповедимы, и вот теперь, голодная, искусанная и пропахшая дымом, я мрачно таращилась на непонятное чудо, медленно зверея от осознания того, что дым – и тот кто-то нагло ворует у меня из-под носа. Наконец, не выдержав, я помахала почти просохшими крыльями и тяжело, словно нажравшийся гриф, полетела выяснять, кто же это тут поселился такой наглый, и не найдется ли у него чего-нибудь на предмет пожрать.