Том 68. Чехов - Наталья Александровна Роскина

все больше и состарился душевно и телесно очень рано, как и подобает восточным людям. Чахотка чахоткой, но все же не одна она была причиной того, что, будучи всего сорока лет, он уже стал по­хож на очень пожилого монгола своим желтоватым, морщинистым лицом. А детство? Мещанская уездная бедность семьи, молчаливая, со сжатым ртом, с прямой удлиненной губой мать, «истовый и строгий» отец, за­ставлявший старших сыновей по ночам петь в церковном хоре, мучивший их спевками поздними вечерами, как какой-нибудь зверь; требовавший с самого нежного возраста, чтобы они сидели по очереди в качестве «хо­зяйского ока» в лавке. И чаще всего страдал Антоша,— наблюдательный отец сразу отметил его исполнительность и чаще других засаживал его за прилавок, когда нужно было куда-нибудь ему отлучиться. Единствен­ное оправдание — если бы не было церковного хора, спевок, то и не было бы рассказов ни «Святой ночью», ни «Студента», ни «Святых гор» 3, ни «Ар­хиерея», не было бы, может быть, и «Убийства» без такого его тонкого зна­ния церковных служб и простых верующих душ. Сидение же в лавке дало ему раннее знание людей, сделало его взрослей, так как лавка его отца была клубом таганрогских обывателей, окрестных мужиков и афонских монахов. Конечно, кроме лавки, помогло еще узнать людей и то, что он с шестнадцати лет жил среди чужих, зарабатывая себе на хлеб, а затем в Москве еще студентом много толкался, в «мелкой прессе», где челове­ческие недостатки и даже пороки не очень скрываются. Он назвал эту среду «кичеевщиной», по фамилии Петра Кичеева, «типичного представи­теля продажной мелкой прессы» 4. Помогла и профессия врача. Он чуть ли не с первых курсов стал летом работать в земских больницах в Новом Иерусалиме, в Воскресенске. Его брат, Иван Павлович, получил место учителя в церковно-приходской школе, квартира была из четырех комнат, и семья Чеховых на лето приезжала к нему.

Потом они снимали флигель на летние месяцы в Бабкине, имении Ки­селевых, с которыми они очень сдружились. Это — была уже подмосков­ная. Отец М. В. Киселевой, Бегичев, был директором Малого театра, а потому у Киселевых вечно бывали актеры, музыканты, певцы, художни­ки. У них Чехов вошел вместе с Марьей Павловной, которая очень подру­жилась с М. В. Киселевой, в артистическую среду, часто много слушал там у них серьезную музыку.

При его восприимчивости и наблюдательности, семь лет в этих местах дали ему как писателю очень много. Ведь и «Унтер Пришибеев» оттуда, и «Дочь Альбиона», и «Егерь», и «Злоумышленник», и «Хирургия», и «На­лим»...

И странно, как много дали его произведений подмосковные места, так ничего не дал Псел, где он прожил два лета 88, 89, хотя восторгался этими местами выше меры, но в литературе его они не отразились.

41 Литературное наследство, т. 68

Фотография 1902 или 1903 г. Местонахождение оригинала не­известно. Печатается по пере­съемке

«На карточке любительской, не помню, кем снятой. — в его

кабинете мы сидим — он в кресле, а я на ручке кресла — у него смеющееся лицо, у меня злое, осовелое...» (Из воспо­минаний И. А. Бунина)

Собрание В. Н. Буниной, Париж

ОБОРОТНАЯ СТОРОНА ФОТОГРАФИИ, ИЗОБРА­ЖАЮЩЕЙ ЧЕХОВА и И. А. БУНИНА

«Ничтожество свое сознаешь? Не всем, брат, Мишам надо быть одинако­выми. Ничтожество свое сознавай, знаешь где? Перед богом, пожалуй, пред умом, красотой,природой,но не перед людьми.Среди людей нужно созна­вать свое достоинство. Ведь ты не мошенник, честный человек? Ну, и ува­жай в себе честного малого и знай, что честный малый не ничтожность. Не

смешивай „смиряться" с „сознавать свое ничтожество"»7.

* * *

Моим друзьям Елпатьевским Чехов не раз говорил:

— Я не грешен против четвертой заповеди... 8

И действительно, еще гимназистом в письме от 29 июля 1877 года Анто­ша писал своему двоюродному брату М. М. Чехову, которого называли Чохов, прототип Печаткина в повести «Три года». (Это он, ударяя по воз­духу рукой, говорил «кроме» и заказывал в трактире так: «Принеси мне главного мастера клеветы и злословия с пюре». Оторопелый половой, по­думав, догадался и принес порцию языка с пюре. И в этом есть что-то че­ховское): «Отец и мать единственныедля менялюдинавсем земномшаре,для которых я ничего никогда не пожалею. Если я буду высоко стоять, то это де­ло их рук, славные они люди, и одно безграничное их детолюбие ставпт пх выше всяких похвал, закрывает собой все их недостатки, которые могут появиться от плохой жизни, готовит им мягкий и короткий путь, в кото­рый они веруют и надеются так, как немногие» 9.

Надпись И. А. Бунина: «Я и Чехов, в Ялте, в доме Чехова в Аутке в его кабинете. 1902 или 1903 г. Ив. Бунин»

К.М Li Ttyvh f М ^Щ/Ъ, Cjxuifi

6ъ jfyjwK'f Л .Ф tuiUi

* * *

С самых первых лет студенчества А. П. взял на свои плечи всю семью.

* *

Со второго семестра первого курса он начал работать в юмористических журналах, куда его провел брат Александр, который еще в пору таган­рогской жизни Антоши помещал его остроты в «Будильнике» 10.

Чехов редкий писатель, который начинал, не думая, что он будет не только большим писателем, а даже просто писателем. А ведь 6 августа 1883 года он послал в «Осколки» «Дочь Альбиона», рассказ совсем не юмо­ристический...

* * *

Писать же приходилось вот при каких условиях:

«Передо мной моя не литературная работа, хлопающая немилосердно по совести, в соседней комнате кричит детиныш приехавшего погостить родича, в другой комнате отец читает матери вслух «Запечатленного ан­гела"... Кто-то завел шкатулку, и я слышу „Елену Прекрасную"... Хочется удрать на дачу, но уже час ночи... Для пишущего человека гнусней этой обстановки и придумать трудно...»11

И только с 1885 года, когда Чеховы переселились на Якиманку и А. П. стал врачом, у него оказалась отдельная комната, кабинет с камином.

Живость, работоспособность его поразительна,— ведь среди всех писа­ний он окончил самый трудный факультет.

* * #

Затем его замечательное письмо к старшему брату Александру от 20 февраля 83 г., где он пишет ему относительно его незаконного брака с его женой, которой тульская консистория после развода запретила всту­пать в брак. Отец к их незаконному сожительству относился отрицатель­но, Александр Павлович страдал.

«Не знаю, чего ты хочешь от отца? Враг он курения табаку и незакон­ного сожительства — ты хочешь сделать его другом? С матерью и теткой можно проделать эту штуку, а с отцом нет. Он