ОНО - Стивен Кинг

Он швырнул ее в сторону. Она ударилась о кофейный столик, споткнулась и с криком растянулась на полу. Вот как это происходит, — подумала она. — Я расскажу Биллу, он поймет. Оно в Дерри везде. Оно просто… Оно просто заполняет все пустоты, вот и все.

Она перевернулась. К ней подходил отец.

— Я знаю, что ты была там, — сказал он. — Мне сказали. Я не поверил этому. Я не верил, что моя Бевви болтается с шайкой парней. Затем, этим утром я увидел тебя сам. Моя Бевви в компании парней. Еще нет двенадцати — и болтаться с компанией парней! — Эта последняя мысль, по-видимому, повергла его в новый приступ ярости, она прошла током по его костлявому телу. Нет даже двенадцати! — крикнул он и ударил ее в бедро, что заставило ее закричать. Его челюсти сжались от этого факта или идеи, или чем это могло еще быть для него, как челюсти собаки, голодной собаки, увидевшей кусок мяса. Нет даже двенадцати! Нет даже двенадцати! Нет даже ДВЕНАДЦАТИ!

Он ударил ее. Беверли отползла. Так она добралась до кухонного пространства в квартире. Его ботинок задел ящик под плитой, заставив звякнуть горшки и кастрюли внутри.

— Не убегай от меня, Бевви, — сказал он. — Ты этого не сделаешь, иначе тебе будет хуже. Поверь мне. Поверь своему отцу. Это серьезно. Болтаться с парнями, позволять им Бог знает что делать с тобой — нет даже двенадцати — это серьезно, видит Бог. Он схватил ее за плечи и поставил на ноги.

— Ты хорошенькая девочка, — сказал он. — Многие рады позабавиться с хорошенькой девочкой. Многие девочки хотят, чтобы с ними позабавились. Ты была их потаскушкой, у этих мальчишек, Бевви?

Наконец, она поняла, что Оно вбило ему в голову… хотя часть ее понимала, что эта мысль могла быть там почти все время; Оно просто использовало инструменты, которые были в распоряжении, чтобы привести ее в действие.

— Нет, папа. Нет, папа…

— Я видел, как ты куришь! — взревел он. На этот раз он ударил ее ладонью руки, достаточно сильно, чтобы она отошла какими-то пьяными шагами к кухонному столу, где и растянулась, почувствовав мучительную боль в пояснице. Солонка и перечница упали на пол. Перечница разбилась. Черные цветы появились и исчезли у нее перед глазами. Послышались какие-то звуки в глубине. Она увидела его лицо. Что-то в его лице. Он смотрел на ее грудь. Она вдруг осознала, что ее блузка не заправлена и что на ней нет бюстгальтера. Она снова перенеслась мыслью к дому на Нейболт-стрит, когда Билл дал ей свою рубашку. Она чувствовала, что ее груди просвечивали через тонкую хлопчатобумажную материю, но случайные, быстрые взгляды не беспокоили ее, они казались совершенно естественными.

И взгляд Билла казался более чем естественным — он казался глубоким и обещающим поддержку в случае опасности.

Теперь она чувствовала вину, смешанную с ужасом. Разве ее отец был так не прав? Разве у нее не было

(ты была их потаскушкой)

мыслей? Дурных мыслей? Мыслей о том, о чем он сейчас говорил?

Это не одно и то же! Никто не смотрел так, как

(ты была потаскушкой)

он смотрит на меня сейчас! Не одно и то же!

Она заправила блузку.

— Бевви?

— Папа, мы просто играем. Это все. Мы играем… мы… не делаем ничего… ничего плохого. Мы…

— Я видел, как ты куришь, — сказал он, подходя к ней. Его глаза пронзили ее грудь и узкие прямые бедра. Вдруг он заговорил нараспев, высоким голосом мальчишки-школьника, который напугал ее даже больше:

— Девочка, которая будет жевать резинку, будет курить! Девочка, которая будет курить, будет пить! Девочка, которая будет пить, все знают, что такая девочка будет делать!

— Я НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЛА! — закричала она ему, когда его руки опустились на ее плечи. Теперь он не хватал и не бил. Его руки были ласковыми. И это-то пугало ее больше всего.

— Беверли, — сказал он с не требующей доказательств сумасшедшей логикой одержимого, — я видел тебя с парнями. Теперь ты должна сказать мне, что делает девочка с мальчиками в той мерзопакости, если не то, что делают на спине?

— Оставь меня в покое! — закричала она ему. Гнев, которого она никогда не подозревала, вырвался из глубины ее. Гнев зажег голубовато-желтое пламя в ее мозгу. Он угрожал ее мыслям. Все время отец пугал ее, все время стыдил ее, все время оскорблял ее. — Оставь ты меня в покое!

— Не говори так со своим отцом! — сказал он, вздрогнув.

— Я не делала того, о чем ты говоришь! Никогда не делала!

— Может быть. Может быть, нет. Я хочу проверить и убедиться. Я знаю как. Сними штаны.

— Нет.

Его глаза расширились, показав пожелтевшую роговую оболочку вокруг интенсивно-голубой радужной.

— Что ты сказала?

— Я сказала: нет. Его глаза застыли на ее глазах, и, возможно, он увидел там сверкающий гнев, ярчайший взрыв неповиновения. — Кто сказал тебе?

— Бевви…

— Кто сказал тебе, что мы там играем? Это был незнакомец? Это был человек, одетый в оранжевое и серебристое? На нем были перчатки? Он выглядел как клоун, даже если он и не был клоуном? Как его звали?

— Бевви, ты должна остановиться…

— Нет, ты должен остановиться, — сказала она ему. Он взмахнул рукой, но теперь не раскрыл ее, а сжал в кулак, чтобы разбить что-либо. Беверли нагнулась. Его кулак пронесся над ее головой и врезался в стену. Он взвыл и отступил от нее, поднеся кулак ко рту. Она отбежала от него быстрыми семенящими шажками.

— Ты вернешься сюда!

— Нет, — сказала она. — Ты хочешь ударить меня. Я люблю тебя, папа, но я ненавижу тебя, когда ты такой. Ты не можешь этого больше делать.

(Оно заставляет тебя делать это, но ты не поддавайся) 

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — сказал он, — но лучше подойди сюда. Я не собираюсь еще раз просить тебя.

— Нет, — сказала она, снова заплакав.

— Не заставляй меня идти и сгребать тебя в охапку, Бевви. Ты пожалеешь, если мне придется сделать это. Иди ко мне.

— Скажи мне, кто тебе сказал, — чеканила Беверли, — и я подойду.

Он кинулся к ней с такой кошачьей быстротой, что, хотя она и подозревала такое движение, он ее почти схватил. Она нащупала ручку кухонной двери, распахнула дверь и побежала по коридору к выходу, побежала как в паническом сне, как она бежала от мисс Керш двадцать семь лет спустя. За ней с шумом ломился в дверь Эл Марш, хлопнув ею так, что она затрещала.

— ТЫ ВЕРНЕШЬСЯ СЮДА ПРЯМО СЕЙЧАС, НЕМЕДЛЕННО! — орал он, дергая дверь и преследуя дочь.