Греховные радости - Пенни Винченци

— Ну…

— Да, дорогой, пожалуйста. Заходи. — Через его плечо она крикнула Джемме, которая сидела в машине: — Джемма, заходи и ты. Выпьем чего-нибудь. У меня для тебя подарок ко дню рождения.

— Спасибо, но мы действительно не можем, — с заметным холодком в голосе откликнулась Джемма. — Нам надо быть дома.

Макс вдруг почувствовал прилив раздражения. Вот злобная сучка! Энджи проявляет заботу и гостеприимство, а Джемме не хватает даже обычной вежливости просто поблагодарить ее.

— Пожалуй, зайдем, — решил он. — Пошли, Джемма. Всего на десять минут.

— По-моему, нам пора уже быть дома.

— Да перестань ты, — раздраженно сказал Макс. — Знаю я, чего тебе хочется, но после травки будет только лучше. У Томми фантастическая травка. Не знаю, где он ее достает: категорически отказывается мне это сказать.

— Заходите, заходите, — довольно громко провозгласила Энджи, — только не шумите и не разбудите няню.

— Энджи, дорогая моя, няни нет, — терпеливо проговорил появившийся в дверях позади нее Томми. — Ты же сама с ней распрощалась. И даже сказала ей, чтобы она не возвращалась.

— Нет!

— Да.

— Ну ладно. Заходите, заходите.

Макс подождал Джемму, потом вошел и поднялся на второй этаж, в гостиную. Энджи сидела на диване и хихикала.

— И что же она сказала, няня, когда я велела ей не возвращаться?

— Рассмеялась, — ответил Томми. — Знаешь, а я бы действительно мог за ней приударить. Фантастические сиськи.

— Вот и Малыш всегда так говорил, — сказала Энджи и расплакалась.

Томми моментально принялся обнимать и поглаживать ее, утешая и успокаивая; Макс налил ей еще текилы, потом уселся на диван с другой стороны и тоже стал ее успокаивать таким же образом; Джемма стояла, глядя на все это, вид у нее был одновременно и надутый, и смущенный.

Энджи перестала плакать так же внезапно, как начала, оттолкнула их обоих, радостно улыбнулась и огляделась вокруг.

— А давайте-ка сыграем в стрип-снап, — предложила она.

— О господи, а что такое стрип-снап? — спросил Томми.

— То же самое, что снап,[48] только вместо сбрасывания карт, то есть вместе со сбрасыванием карт, надо что-то сбрасывать и с себя.

— Мне эта идея нравится, — заявил Макс. Он почувствовал сейчас прилив какого-то нового сексуального возбуждения, более чувственного и менее предсказуемого, чем то, которое испытал недавно в ресторане. — Томми, ты мне сделаешь одну из твоих закруток или мне самому сделать? Джемма, дорогая, а ты хочешь?

— Я… мне кажется, нам лучше уехать, — проговорила Джемма. — Я устала.

— Чепуха. От этого ты только взбодришься. Скажи мне еще, что у тебя голова болит.

— Она у меня и в самом деле болит.

— У меня есть великолепные таблетки, — вскочила Энджи.

— Не надо, не беспокойтесь, — отказалась Джемма. — Я не люблю принимать лекарства. Мы с мамой обычно ходим к гомеопату. Это намного полезнее.

— О боже, — простонал Макс, поворачиваясь к Джемме спиной. — Давайте-ка сыграем в эту игру, сдавайте.

— Если не возражаете, я играть не буду. — Джемма заметно смутилась. — Почитаю или еще чем-нибудь займусь.

— Не будь ты такой занудой, — возразил Макс. — Садись и играй.

— Макс, я не хочу.

— Джемма, я хочу, чтобы ты сыграла.

Голос при этих словах у него стал очень холодный; Джемма удивленно насторожилась, Энджи и Томми обменялись взглядами.

— Я сдаю, — быстро вмешался Томми. — Пусть Джемма делает что хочет, Макс. У нее все-таки день рождения.

Полчаса спустя, успев еще пару раз приложиться к текиле, Энджи сидела уже в черной кружевной комбинации, Макс в своих боксерских трусах. «Очень милый шелк, мой мальчик», — оценила, ласково погладив их, Энджи, а туалет Томми остался почти в неприкосновенности. Джемма подчеркнуто держалась в стороне одна.

— Я хочу есть. — Энджи встала. — Пойду, сделаю нам всем по бутерброду. Кто-нибудь хочет чего-нибудь еще?

— Я и бутерброд-то не хочу, — ответил Макс, не сводя с нее довольно пристального взгляда. — Мне хочется еще текилы. Прямо сейчас. А потом еще разок сыграем. Энджи, а у тебя старая рулетка сохранилась?

— Боже мой! — Энджи подошла к нему и нежно погладила по голове. — Какой же ты, оказывается, азартный игрок. Просто весь в папочку, верно, Томми? Держу пари, ты наверняка сам знаешь, где лежит эта старая рулетка.

— Точно, — согласился Томми.

И тут до всех троих дошло, что было только что сказано; мгновенно протрезвев, все трое застыли и посмотрели на Джемму; в глазах у них читался ужас, как у напроказивших детей.

— Разумеется, никакой он мне не отец. — Макс сидел в маленькой гостиной в доме на Понд-плейс, и вид его ясно говорил о том, что чувствовал он себя скверно. Он поспешно увез Джемму, оставив Томми у Энджи, якобы помочь ей навести порядок. — Он что, похож на моего отца?

— Да, похож.

— И Александр тоже. Я хочу сказать, папа.

— Меньше, чем Томми.

— Да брось ты, бога ради. Ты уже готова отыскивать что-то там, где вообще ничего нет. Это же просто жалкое зрелище. Честное слово, Джемма, не понимаю, как тебе удается столько всего нафантазировать из-за пары слов, из-за пустой пьяной болтовни. Ты, оказывается, еще больше ребенок, чем я думал.

— Не такая уж я дура, Макс. И все это вдруг очень хорошо одно с другим складывается. С чего бы?

— Чушь! Что складывается?

— Твоя преданность Томми. Ваши странные взаимоотношения.

— Джемма, ты просто с ума сошла. Ты говоришь полную чепуху. Это же абсурд. Ты что, в самом деле думаешь, что какой-то американец может быть моим отцом? Я сын и наследник Александра Кейтерхэма. Спроси его самого. Он тебе скажет.

— Могу и спросить, — заявила Джемма. — Могу.

— Давай, валяй, — улыбнулся Макс. — Уверен, ему доставит большое удовольствие убедить тебя, что ты ошибаешься.

— А тогда кто такой Томми? И что тебя с ним связывает?

— Он давнишний друг моей матери. Которая, как ты, может быть, помнишь, была американка. Ему не повезло в жизни, у нас с ним добрые отношения, вот и… вот, собственно, и все.

— Но почему ты с ним живешь? В этом… — она огляделась вокруг, — в этом странном домике?

— А почему бы мне тут и не жить? Здесь очень приятный район. — Он говорил весело, стараясь разрядить возникшее напряжение.

— Перестань, Макс. А почему бы тебе не жить в доме на Итон-плейс? Вот там действительно очень приятный район.

— Мой отец предпочитает пользоваться тем домом, когда приезжает в Лондон. И он не любит, чтобы мы там все толклись. Он это давал понять совершенно ясно, и не раз.