Зеркала и галактики - Елена Вячеславовна Ворон

– Ты считаешь? – вскинулся лисовин. – Эрроу набросился на него и вырубил одним ударом. А Сильвер с Мерри докончили начатое.

– Мэй-дэй! Я-то чем могу помочь?

– Ты знаешь, зачем они это сделали?

С языка чуть не сорвалось: «Знаю». Маску я не ношу, Том может по лицу читать свободно. Он и прочел.

– Джим! Говори.

Я помотал головой.

– Ты понимаешь, что это бунт на борту? – настаивал он. – Капитан, по сути, смещен… не может выполнять свои обязанности. Кто командует «Испаньолой» – мистер Эрроу? Рейнборо? Сильвер?

– Понятия не имею. Я спал и не в курсе последних событий.

Том разозлился.

– Ты был с Сильвером на чертовых контурах. Что он за человек? Что ему надо?

Проклятье. Как отвечать на такие вопросы?

– На контурах я сочинял себе сны и про Сильвера ничего нового не знаю. Но вряд ли он стремится сместить капитана. Вот ей-богу, в это я не верю, – сказал я с чувством. И задумался.

С Юны-Вэл станется воплотить отчаянную задумку; почему бы ей не забрать командование в свои руки? Может. Только зачем? И первый помощник не был с ней в сговоре. Он послал капитана в отключку, поскольку мистер Смоллет додумался до запретного и раскусил Юну. Затем в медотсеке произошло нечто, чему Том был свидетелем, но мог истолковать неверно. Юна-Вэл любит мистера Смоллета и едва ли сотворила скверное… Кто сказал, что любит? Она – или я сам придумал? А если даже и она, ей ничто не мешало солгать.

Я поглядел в ждущие глаза лисовина.

– Я попытаюсь разобраться.

– Почему ты, а не мы?

Внятный ответ не шел на ум.

– Не доверяешь? Джим, ты с кем? Со мной, с капитаном или с Сильвером и его командой? С предателем-Эрроу? С Рейнборо, который погнал тебя на контуры с мужиком и которого теперь ждет суд чести?

Суд чести – это серьезно. Но когда еще он будет! Прежде нам предстоит вернуться на Энглеланд.

– Я не готов выбирать, – сказал я, хорошенько подумав. – А ты не торопись обвинять тех, кто пытается спасти свой корабль… его экипаж.

– Спасти или загубить?

Биопластовые усы на маске гневно трепетали, в прозрачных глазах я прочел свой приговор: я – такой же предатель, как Рейнборо и первый помощник. До сих пор я не особо дорожил дружбой лисовина, но терять ее оказалось неожиданно больно. Друг-то у меня один.

– Делл жив?

Том угрюмо кивнул. Я продолжал:

– Прогноз?

– Должен выжить… если ничего не изменится.

– Какой у нас уровень? – Я обвел взглядом широкий, плавно закругляющийся коридор. Ровное желто-белое свечение не утомляет даже без «очков», шторки на дверях висят темные.

– Две целых и одна, – неохотно выговорил Том. – Экипаж в восторге.

– Так какого рожна ты пристал, когда все хорошо?

Лисовин враждебно молчал.

– Лично ты был первый кандидат к Чистильщикам. Рейнборо спасал тебя и Делла, и весь экипаж в придачу. Ему это удалось. Чем ты недоволен? Ну?

– Мне жаль мистера Смоллета… – Том запнулся, но упрямо договорил: – и тебя.

– Меня жалеть незачем. Где капитан?

– В салоне. Вообще-то тебя звали на ужин, – спохватился лисовин.

Двинулись в салон. Идти было тяжко; ноги слабели, я задыхался. Треклятая «Испаньола» отступилась от команды и второго помощника, но готовится сожрать нас с Сильвером… с Юной-Вэл.

Счастье, что мы спускались, а не шли наверх. Я едва добрался до салона, а за шторку уж и браться не имело смысла. За нее взялся лисовин, но подлюка оказалась туго натянута и не пустила нас внутрь.

– Подождем. – Том прислонился к стене.

Ждать так ждать. Я и не думал подслушивать; просто в салоне громко разговаривали.

– Александр! – почти кричал взбешенный доктор Ливси. – Вы мне ответите наконец? Что происходит на вверенном вам корабле?

– Я сам спрашиваю о том же, – хладнокровно возражал мистер Смоллет, – и не получаю ответа.

– Кто командует «Испаньолой»? – наседал доктор. – Вы или пилот Рейнборо?

Будут теперь полоскать беднягу Рейнборо, которому нечем оправдаться. И я ни слова в его защиту сказать не могу.

– Дэвид, следует разделять две вещи, – отвечал мистер Смоллет с присущей ему выдержкой. – Людьми на корабле распоряжаюсь я. А самой «Испаньолой», насколько я понимаю, нынче командуют Джон Сильвер и Джим.

– С какой стати на мальчишку повесили этот груз?

Мистер Смоллет ушел от ответа:

– Джим выдержит… я надеюсь.

Я был польщен. Доктор Ливси не успокоился:

– Вы надеетесь! А если сломается? Что это будет – убийство? Кто отдал этот приказ?

– Я, – припечатал мистер Смоллет. – И я несу ответственность за последствия. Вы удовлетворены?

В салоне было тихо: доктор не нашелся, что ответить на откровенную ложь, либо пытался осмыслить слова капитана. Я повернулся к Тому:

– По-моему, он не слишком похож на контуженного.

Лисовин задумчиво прищурился и изрек невпопад:

– Доктор Ливси не знает всей правды о контурах.

– На наше счастье, – добавил я, невольно усмехнувшись. – Иначе тут бы всем несдобровать.

Зеленоватые внимательные глаза буквально ощупали меня с ног до головы.

– Джим, друг, – проникновенно начал Том. Вот мы и «друга» дождались. – Это ты или не ты?

– Я. – Он меня поймал, зараза.

– Выходит, насчет контуров – сплошное вранье? Тебя не заставили влюбиться в этого урода?

Его бы проницательность – да на иные цели. А мне следовало раньше сообразить, как держаться: быть мрачным и злым и огрызаться на любой чих. Я попросил:

– Не выдавай. Я перехитрил корабль и Сильвера, но об этом не должен знать экипаж.

– А мистер Смоллет?

– Том… – Я пытался подыскать доводы поубедительней, и как назло, ничто не шло на ум. – Поверь на слово: нельзя.

– Верю, – вздохнул лисовин и взялся за край своей маски, потянул ее с лица.

– Ты что делаешь?

– Мистер Эрроу просил тебе отдать. – Том снял маску и бережно держал ее на весу; загодя размягченный кремом биопласт не оставил на коже кровавых следов. – Я полагал, надо прятать черные подглазья и дрожь в губах; а тут – радостная ухмылка. Она тебя выдаст, не я. Всех оповестит, как ты доволен тем, что получилось. – Лисовин примеривался, чтобы наложить маску мне на лицо. – Не побрезгуешь? У меня другой нет.

– Давай, – не стал я кочевряжиться.

Биопласт прохладно лег на кожу и быстро согрелся, когда Том сноровисто его пригладил. Чуть тянуло веки, но Том обещал, что я скоро привыкну. Он извлек из кармана зеркальце, и я пристально себя изучил. Лисовин и есть лисовин – на эту рыже-черную морду я не первый день любовался.

Том опробовал все еще натянутую шторку.

– Не впускает.

Я опустился на палубу и привалился