Зеркала и галактики - Елена Вячеславовна Ворон

– И только-то? Невелик подвиг.

Я не стал спорить. Мистер Смоллет подождал, не добавлю ли я чего; не дождался.

– Спасибо и на этом. Джим, – он требовательно взглянул мне в глаза, – ты сказал правду?

– Да, сэр.

Короткая фраза отдалась в мозгу глухим ударом. Я во второй раз солгал капитану корабля.

Снаружи меня дожидался Том.

– Что мистер Смоллет? Что с Рейнборо? – в один голос спросили мы друг у друга.

Отвечать пришлось лисовину:

– Непонятно, что с Рейнборо. Его убивает всеобщее презрение, но по-моему, дело не только в этом.

– Корабль отыгрывается?

– Кто его разберет, – Том откинул со лба пряди волос, морщась коснулся щеки, словно кожу саднило без биопласта. – Кажется, Хэндс что-то понимает. Так заботливо повел его в спортзал…

Я же говорил капитану: «самозванцы» лучше старого экипажа разбираются в проблемах RF. Надеюсь, Хэндс сумеет помочь.

– Я пошел? – Лисовин торопился к мистеру Смоллету.

– Иди.

Он скрылся в салоне. А я, нарушая запрет, двинулся вниз по коридору, на следующую палубу. На камбуз к Сильверу. К Юне-Вэл.

Глава 8

Сорванная шторка на входе – ее оборвали, когда сражались с крысами, – была привешена на место. Шторка была мертвой и безвольно покорилась, когда я ее отогнул.

Сильвер… то есть Юна-Вэл… нет, все-таки Сильвер – был здесь. Сидел на высоком табурете, сгорбясь, поставив локти на заваленный припасами стол и подпирая ладонями голову. В горестных раздумьях? Играя роль? Я внимательно оглядел ладную фигуру. Биопласт наложен безупречно: крепкая шея, крутые плечи, великолепные мускулы на руках и ногах. Тонкая талия и узкие бедра – в самый раз. Под превосходно развитыми грудными мышцами женскую грудь не угадать.

– Джон?

Он – она – вскинулся. В первый миг не признал меня из-за маски:

– Том? – Признал: – Джим? Уйди!

Ну и рык. Хриплый, мощный. Наверное, биопласт на голосовых связках; вряд ли Юна-Вэл принимает гормоны.

Я зашел и аккуратно расправил за собой шторку. Сильвер вскочил и двинулся на меня.

– Сказано: уйди. Не хватало с Александром объясняться.

– Я хочу с тобой поговорить.

Его… ее… не разберешься! – глаза метнули зеленые молнии.

– Нечего мне «тыкать»; я вдвое старше тебя. И уже было сказано: станешь во сне приставать – схлопочешь так, что мало не покажется. А если заикнешься о конфигурации тела, – Сильвер хлопнул себя по бедрам, – немедля огребешь по ушам.

Я рассмеялся.

– Конфигурация – высший класс. Где поюн?

– В каюте.

– Он тоскует в одиночестве.

– Пусть лучше тоскует, чем болтает. Вон отсюда.

Табурет на камбузе был всего один, для хозяина. Поэтому я расчистил место на столе и уселся.

– В кого ты такой наглый? – За цветными линзами в глазах горел мрачный огонь, жесткое смуглое лицо стало еще жестче.

– Я не наглый, а любознательный.

– А кипяточку за шивороток не желаете, мистер? Убирайся, кому говорю.

Рассерженного Джона Сильвера я бы посчитал опасным. Игравшая его Юна-Вэл вызывала нежность. В моих снах она была сильная и решительная, однако наяву влипла так, что ее необходимо было опекать.

– Юна, – сказал я, твердо глядя в сумрачное лицо, – ты уже втравила в свою авантюру кучу народа…

– Правду знает один Израэль, – перебила она. – Остальные воображают, что я Джон.

– Прекрасно. Но лично ты вляпалась по уши, а с тобой мистер Эрроу и Рейнборо. И я. Значит, будем водить эти хороводы вместе. Не надо меня гнать, а скажи лучше, что я должен делать и чего нельзя. Я имею в виду сны.

– Про сны забудь, – отозвалась она холодно. – Не сдержишься и попробуешь взять меня силой – отлуплю так… А потом еще Израэль отметелит.

– Разве я похож на насильника?

– Не знаю, на кого ты похож! – В низком голосе прорезались истерические нотки. – Ненавижу…

– Меня?

– Чистильщиков. – Она вдруг упала на табурет, согнулась, прижимая руку к губам.

– В чем дело? Юна!

Она взглянула снизу вверх. В смуглом лице Джона Сильвера, бывшего навигатора, читалось отчаяние. Будь это женское лицо, я бы сгреб Юну-Вэл в объятия и попытался утешить – словом или лаской… Пожалуй, отлупила бы она меня.

Я коснулся ее твердого, упругого плеча. Сквозь биопласт прикосновение все равно должно ощущаться.

– Что такое?

– Там… В коробке от печенья… – Навернувшиеся слезы перелились через ресницы и скатились по щекам. Юна-Вэл сжалась, пряча их.

Я соскочил на пол. Коробка была под столом; я как раз над ней рассиживался. Аппетитные картинки на стенках: золотистые печенюхи в вазочках и дымящиеся чашки коффи. Приподняв крышку, я заглянул внутрь. Оттуда шибануло запахом печенюх с пряностями, а донце коробки оказалось устлано слоем плотно сбившихся крыс. Черные сгустки то ли дремали, то ли мечтали о чем-то. Их венцы едва тлели, вяло помаргивая, и вся эта нечисть выглядела сонной и безобидной.

– Опять пришли, – шепнула Юна-Вэл.

– Ну и что? Не в первый раз. – Я плеснул в стакан воды и подал ей. – Отчего они в коробке?

– Их мистер Эрроу заговорил… усыпил, – она цедила воду, удерживая стакан обеими руками. – Сказал: такого никому не удавалось. «Испаньола» на нас с тобой замкнута, поэтому… Но они скоро проснутся.

– А зачем ты чувствуешь себя виноватой? Смотри: у тебя все получилось. – Я опять взгромоздился на стол, смутно надеясь, что сверху мои доводы прозвучат весомей. – Хотела попасть на корабль – попала. Криса мы спасли, уровень понизили до безопасной «двойки». Я очень рад, что побывал с тобой на контурах, и мне нравится, что ты Юна-Вэл, а не Джон. Что тебе еще? Какую вину изыскала?

Она отставила стакан и понурилась. Я рассматривал ее руки с сильными длинными пальцами. Снять бы с них биопласт, имитирующий грубую мужскую кожу, погладить ее настоящие руки…

Неожиданно вспомнилось: «Не предавай тех, кто тебя любит». Не о том ли речь?

– Юна, ты считаешь, что предаешь Израэля?

– Не твое дело.

– Мое. Я был с тобой на контурах.

– Джим! – Внезапно рассвирепев, она вскочила на ноги. – У тебя нет никаких прав, понятно? Ни на тело, ни на душу. Это ясно?

– Да, сэр! – рявкнул я. – У меня есть право умирать за вас вслепую. А помочь права нет.

– Да пойми же, бестолочь: умирать будешь не ты. Когда меня заберут Чистильщики и ты останешься один, на контуры пойдет Рейнборо. Без напарника. Чтобы переключить на себя «Испаньолу», чтобы она не сожрала тебя. И погибнет. А он женат меньше года, и они двойню ждут. Рей с ума сходит – так ему Лизу жалко. – Юна-Вэл перевела дыхание. Блеснувшие на ресницах слезы показались зелеными. –