Вершина мира. Книга первая - Евгения Прокопович

Эжен, конечно же, не пришел и я, чертыхаясь, отправилась после работы к нему на дом, решив задать хорошую трепку за подобное пренебрежение к собственному здоровью. Конечно, пока все мы молоды, кажется организм будет служить вечно и останется таким же молодым и сильным. А вот когда возраст переваливает за полсотни и вылазят непонятные болячки, о которых и понятия не имел, начинают ныть недолеченые когда-то травмы и суставы крутит на каждую перемену погоды, мы начинаем ругать собственное тело, обзывая его совершенно незаслуженно рухлядью, забывая, как относились к нему раньше.

И вранье это, что врачам доставляет удовольствие копаться в чужом организме, находя разнообразные хвори. Вот радость-то! Меня, допустим, доводят до тихого бешенства запущенные вывихи и переломы. Так уж трудно дойти до ближайшей больницы? Вот вам и загадка человеческой души, над которой бьются психологи и философы уже несколько тысячелетий. Никакой загадки нет, существуют три основных закона человечества, которых оно придерживается строже десяти заповедей: "авось", "небось" и "как-нибудь"! "Авось" пройдет! "Небось", ничего серьезного. "Как-нибудь" потом доктор разберется!

Дверь открыла Вика, увидав мое хмурое лицо, хихикнула, прикрывая рот рукой и, повернувшись, крикнула:

— Все, Санси, смерть твоя пришла!

— Вика, отстань, а? — рявкнул в ответ нежный муж. — Не понимаешь, что ли — мне плохо! Ты таблетку принесешь, или нет?

— Я тебе сейчас принесу! — пообещала я, влезая в супружеский разговор. — Я тебе сейчас такую таблетку принесу, мало не покажется!

Я быстро пересекла гостиную и без разрешения ворвалась в супружескую спальню. Эж быстро натянул одеяло на нос, снаружи остались только глаза, выражающие крайнее недовольство.

— Анька, тебе кто-нибудь говорил, что прежде чем войти в спальню к мужчине нужно постучать?

— Ты не мужчина, ты пациент, — спокойно возразила я, — значит так, у тебя есть около пяти минут, чтобы собраться.

— Куда? — Эжен удивленно сел, одеяло поехало вниз, но он успел перехватить его, прижав рукой к животу. Он был бледен, очевидно, плечо сильно беспокоило.

— Как куда? В больницу. Я кладу тебя в стационар, если ты не хочешь лечиться амбулаторно.

— Аня, я хочу, честно, хочу лечиться абу… аму…, короче не хочу я в больницу, — торопливо заговорил Эжен.

— Я тебе не верю, собирайся, — я взялась за ручку двери, — или я вызову бригаду санитаров. Решайте, господин полицейский, я жду вас в гостиной.

В гостиной работала Вика, развалившись в кресле, болтая босыми ногами, читала дневник наблюдений, поставив кружку с кофе на живот. При моем появлении она откинула потрепанный журнал и сделала приглашающий жест, указывая на соседнее кресло.

— Как ты можешь так работать, это же неудобно? — поинтересовалась я у подруги. — Легла бы на диван.

— На диване оно, конечно удобнее, — согласилась со мной Вика, — да вот беда одна — засыпаю моментально. Ты надолго его забираешь?

— До завтрашнего вечера, дольше держать нет смысла.

— Слушай, — Вика приняла в кресле сидячее положение, и заговорила шепотом, — загреби его на недельку, а? Чего тебе стоит, а Эж хоть выспится толком, а то на его работе отпуска не дождешься.

— Не дождешься, — подтвердила я, — но он нам спасибо не скажет.

— А мы и не просим, — Вика подмигнула мне и лучезарно улыбнулась.

— Хорошо, — пообещала я, — попробую что-нибудь сделать. Неделю не обещаю, а вот дня три устроить можно.

— И на том спасибо, — одобрительно кивнула она.

В комнату вошел Эжен, он так и светился недовольством. Смерив нас подозрительным взглядом, еще больше нахмурился.

— Что вы уже замышляете?

— Ничего, — Вика смотрела на мужа кристально честными глазами.

Она встала проводить нас до двери, поцеловала мужа в щеку и пожелала удачи, правда не понятно кому — ему или мне. Мы вышли из каюты и направились к лифтам. Эж шел впереди, я, отстав на полшага.

— Обычно я вожу людей под конвоем, а меня в первый раз, — хмуро пошутил он, оглядываясь, — неприятное чувство.

В ответ я только пожала плечами и надавила на кнопку лифта госпитального уровня.

Оказавшись в кабинете, я быстро осмотрела плечо Эжена, с недовольством обнаружив, что моим советом о фиксации никто не воспользовался. Намазав сустав обезболивающей мазью, наложила плотную повязку. Эж, смотрел на меня жалостливо и обречено, что ему совершенно не помогло. Я вызвала медсестру и приказала оформлять пациента в общую хирургию. Устроив его в больничной палате со всеми возможными удобствами, пообещала расстроенному парню заглянуть с утра перед обходом. Эж даже не пытался спорить со мной по поводу водворения его в больницу, что было странно, при его-то характере. Я вколола ему обезболивающие и снотворное.

— Он видел твою мамашу, — сообщил мне Эж на прощание.

— Я уже ничего с этим не сделаю, — пожав плечами, ответила я, чувствуя себя канатоходцем, балансирующим на краю пропасти.

По дороге домой заглянула в ординаторскую и попросила дежурного врача присмотреть за вновь прибывшим пациентом, мне пообещали, что глаз с него не спустят. Это радует, в смысле, когда в жизни хоть насчет чего-то ты можешь быть совершенно спокоен.

…Влад еще раз перечитал показания дочери. Да, точно, именно в них и есть загвоздка. Конечно, обычные, законопослушные люди, сталкиваясь в обычной жизни с трупом могут вести себя непредсказуемо, забывать, что и когда делали, но все-таки… Она сказала, что была на занятиях, а когда пришла, сразу же обнаружила тело отца, лежащее в бильярдной. А в протоколах следствия значится, что полицейские, прибывшие на место преступления не более, чем через пять минут после обнаружения тела и проведшие поверхностный обыск в ожидании "неотложки", нашли эту самую школьную сумку в комнате дочери потерпевшего.

Или она после того, как нашла тело, прибывая в состоянии шока, сама отнесла сумку в свою комнату, а потом просто забыла об этом? Или, уже зная, что произошло, не стала сразу заходить в бильярдную? Конечно, аргумент слабоват, но другого-то нет. И она сама сказала, что в свою комнату не заходила. А если так, то зачем соврала? Да и если не заходила в свою комнату, почему встретила полицейского в домашней одежде, запачканных в краске штанах и длинной рубашке, а не в школьной форме?

Ладно, будем думать, что она могла придя из школы, зайти в ванну и переодеться в домашнюю одежду, у Ани в ванной творится черте что — халаты, висящие на вешалках вместе с полотняными широкими штанами и старой Владовой рубашкой, которая Ане велика, но нравиться ужасно и которую она носит вместо халата, считаются вполне нормальным явлением. А было ли в той семье так же? Вряд ли.