Искупление - Олег Рой

– Верующий? – задумчиво переспросил он. – Да, наверное, нет… Крест ношу, но скорее потому, что так принято. А вот есть ли что-то такое над нами или нет, я так для себя и не решил…

Был большой соблазн продолжить свою мысль, развить идею, что добрый и справедливый Бог, если бы таковой существовал, вряд ли допустил бы, чтоб люди жили в таких условиях, в каких сейчас вынуждены существовать они. Но Стас сдержался и замолк.

– Чудные вы все-таки, взрослые… – хихикнула меж тем Таня и помахала перед камином газетой, от чего пламя заполыхало сильнее. – Делаете массу вещей, которые никому ни за чем не нужны, и делать их вам совершенно не хочется. Но делаете – только потому, что так надо. Разве в Бога верят, потому что надо? Верят по зову сердца…

Таня вздохнула, налила в чайник воды и поставила его на огонь.

– А ты, стало быть, веришь по зову сердца? И в храм ходишь, да? – спросил Стас, а про себя подумал, что бедной девочке ничего больше-то и не остается. Только верить и утешаться тем, что когда-нибудь и ее страдания будут вознаграждены. Хоть на том свете, но будут.

– А при чем тут храмы? – отвечала девочка, не отрывая взгляда от потихоньку разгорающегося огня. Камин, как всегда, коптил, дым шел Тане прямо в лицо, но она даже не отворачивалась, только щурилась иногда – видимо, привыкла. – Для того чтобы быть ближе к Богу, храмы не нужны. Бог должен быть в душе. Знаешь, мне кажется, что церковь – это место, куда богатые и сытые люди ходят, как в супермаркет. Заплатить денег и купить себе за это исполнение желаний или спасение души… А батюшки этим пользуются. У них у каждого на шее золотой крест весит чуть ли не больше, чем я… А ни добра, ни сострадания в сердце нет. Я, когда из детдома сбежала, сначала пыталась у церквей милостыню просить. Так никто из попов, проходя мимо, не остановился, не поговорил со мной, не спросил ни о чем. В лучшем случае кинут какую-нибудь мелочь, в худшем – вообще делают вид, будто не замечают. В храм меня ни разу не пустили, все время гнали старухи… Как паршивую собаку! А в праздник нищие, которые у этой церкви всегда сидят, на меня с кулаками набросились, чтобы я с их места убралась. И батюшка это видел. Думаешь, он за меня вступился? Так что храмы эти твои – они только для богатеев. И бандитов, которые натворят в жизни своей всяких дел и делишек, а потом начинают их замаливать: церкви реставрировать, деньги жертвовать на благотворительность, свечки ставить… Вроде как чем свеча толще, тем больше ему грехов простится…

По словам девочки, таким уверенным и складным, чувствовалось, что говорит она не просто от обиды, она явно много думала об этом и рассуждает, как умудренный опытом человек. Такую не собьешь. И все-таки Стас попытался переубедить ее.

– Ну не надо всех-то в одну кучу валить, – возразил он. – Поверь мне, богатые люди тоже бывают очень разные. Не буду спорить, таких, о которых ты говоришь, немало. Но есть ведь и другие! Среди моих знакомых достаточно людей, которые занимаются благотворительностью…

Но Таня только фыркнула в ответ:

– Как же вы, взрослые, любите это слово – благотворительность! С такой гордостью его произносите. Почему-то вам кажется, что, если вы один раз перечислили деньги на счет детского дома, это обеспечит вам прямую дорогу в рай без пересадки. А о том, что в жизни детей эти деньги ничего не изменят, вы не думаете и думать не хотите… Какое вам дело до того, что на ваши деньги купят не игрушки или одежду ребятам, а какую-нибудь мебель для кабинета директора или новую машину для его жены?

Стас хотел что-то сказать, но девочка не дала ему и рта раскрыть.

– Нет, постой, я сейчас кое-что тебе расскажу. Знаешь, однажды, когда я только оказалась на улице, я услышала, что на Новом Арбате будет благотворительный вечер. Я тогда была еще очень глупая и почему-то решила, что там будут бесплатно кормить таких, как я, – бездомных и голодных. Пришла туда, но охрана, конечно, и близко не дала подойти! Надо мной посмеялись и прогнали, спасибо, что не побили… Я стояла у входа, смотрела, как подъезжают шикарные автомобили, из них выходят господа в смокингах или как это там у вас называется… И дамы в мехах и вечерних туалетах, все увешанные здоровенными бриллиантами. Я стояла и представляла себе, как они едят бутерброды и пирожные, пьют шампанское в роскошно оформленном зале… Тогда я еще верила, что эти богатые люди хотят кому-то помочь, что они принесли с собой деньги, которые отдадут нуждающимся. Но когда вечеринка закончилась, я услышала, как двое из этих господ разговаривают друг с другом и гордятся тем, что сумели «на халяву пропиариться». Они, оказывается, пришли «в кадре помелькать» и «пузырьков хлебнуть». А дамы их громко обсуждали, что канапе хоть и дрянь оказались, но не отказываться же, если все равно даром?! И им, бедным, теперь лишний час на фитнесе потеть… Я попросила у них милостыню, но они даже не посмотрели в мою сторону, только гримасу брезгливую состроили, точно прошли мимо помойки. Мне так обидно стало, что я им в спину чем-то с газона запулила и убежала. А меня в этот вечер накормили на Арбате какие-то пьяные панки…

Она сняла с огня закипевший чайник и привычно залила водой лапшу – на этот раз ее было аж по две порции на нос, настоящий пир.

– Знаешь, Таня, ты все-таки не права, – не соглашался Стас. – Не все состоятельные люди такие. Многие из нас… из них серьезно занимаются благотворительностью. Жертвуют средства на лечение больных детей, на детские дома… Я тебе могу точно сказать, что моя фирма постоянно перечисляет куда-то какие-то деньги…

– Вот именно – «куда-то», «какие-то»… – отмахнулась девочка. – Ты даже сам не знаешь, куда эти деньги идут. Для вас всех самое главное – поставить галочку! За пятачок в рай въехать. Засветиться в списках участников какого-нибудь очередного благотворительного бала, где вы выпиваете ящики шампанского, едите икру и крабов… А потом тешите свое самолюбие и гордитесь, что ваши деньги пошли на благотворительность. И, по-твоему, это значит «творить добро»?

– А разве нет?

– Ну, конечно нет! Добро – это накормить голодного. Это – каждый день помогать одинокому человеку, живущему по соседству. Это – дать денег на лечение больного ребенка. Конкретного ребенка, которому именно ты заглянешь в глаза. Именно этого ребенка, понимаешь! А не переводить деньги на «благотворительность» вообще. Все равно разворуют, – горячилась девочка.

– Знаешь, я как-то никогда об этом не задумывался… Просто считал, что делаю доброе дело, – произнес после паузы Стас.

– Я смотрю, ты о многом «никогда не задумывался», – передразнила его Таня. – Ладно, давай ужинать, лапша уже готова.

Поели молча. Таня задумалась, сосредоточенно уставившись куда-то в угол. Стасу тоже было о чем поразмышлять. Так они и сидели, погрузившись в свои невеселые раздумья, слушая завывание ветра в трубе полуразрушенного камина и глядя на уродливые тени, которые бродили по стенам от догоравшего в очаге пламени.

Так же, почти в полном молчании, прошла и ставшая уже традиционной вечерняя перевязка. После этого девочка привычно помогла Стасу одеться и заявила:

– Спокойной ночи! Не будем больше ни о чем говорить, я устала и хочу спать…

Быстро улеглась на свой матрас и засопела, а Стас все никак не мог сомкнуть глаз. А ведь она во многом права, эта малышка. Он действительно всю жизнь прожил только для себя и ни разу не помог кому-то из тех, кто по-настоящему нуждался. Он столько раз лично присутствовал на благотворительных мероприятиях, где фотографировался и давал интервью для светской хроники, говорил о добре и бескорыстной помощи, а сам, выходя из очередного отеля или ресторана и садясь в свой роскошный автомобиль, видел бездомных, сидящих у дороги, но ни разу даже единого рубля им не бросил. А теперь и вовсе докатился до того, что сидит на шее у нищей сиротки… Благотворитель, нечего сказать…

По углам комнаты сгущался сумрак, камин давно погас, но по потолку еще скользили быстрые неясные тени. Казалось, что кто-то с улицы скребется в их единственное окно – непонятно с угрозой или просто просится в тепло, пусть и такое слабое, поближе к людям…

Стас по-прежнему не знал, что ему делать дальше. Как связаться с кем-то, как просить помощи? У кого?

Ладно, пока есть возможность, надо отсидеться здесь. Пусть хоть немного подживет рана и тогда… Хотя что будет «тогда», Стас не очень-то себе представлял.

Наконец тот, кто был там, Наверху, вспомнил о нем, и Стас забылся смутным и беспокойным сном.

Глава десятая

За шесть дней до Нового года

Счастливо вздохнув, Раиса откинулась на спинку удобного сиденья «Бентли» и искоса посмотрела на сидящего рядом Ильдара. Сейчас она чувствовала себя совершенно довольной жизнью. Они только что отлично поужинали в одном из самых модных ресторанов Москвы и теперь ехали к ней домой, чтобы продолжить чудесный вечер и как следует насладиться друг другом. Можно было, конечно, поужинать и дома, но Рае всегда нравилось возить с собой Ильку по всевозможным людным местам, популярным кабакам и шумным тусовкам, она просто балдела от того, с какой завистью и ненавистью бабы самого разного возраста, от молоденьких сосок-содержанок до старух в бриллиантах, смотрят им вслед и перешептываются у них за спиной. А уж когда их совместная с Ильдаром фотография попадала в светскую хронику, это и вовсе становилось для Раисы настоящим праздником. Да, она не стеснялась выставить напоказ своего молодого любовника, более того, даже хвасталась им. И было чем – не каждой удается отхватить себе такого красавчика. Тем более что ему всего двадцать четыре года, а ей… Ну да неважно, сколько ей лет. Это никого не касается. Слава богу, она, Раиса, не кинозвезда и не эстрадная примадонна, и точная дата ее рождения широкой публике неизвестна. Кстати о примадонне. До вчерашнего дня Рая всерьез подумывала о том, не сделать ли Ильку официальным мужем, но после свадьбы Пугачевой с Галкиным это, конечно, будет уже не то… Все скажут, что она, Рая, подражает Алле. Хотя, с другой стороны – и черт с ними, пусть говорят, хоть обговорятся. Зато она еще крепче привяжет к себе Ильдара. И заодно решит некоторые чисто прозаические вопросы…