Хозяйка бобового стебля (СИ) - Елена Элари

— Я, наверное, пойду, — она улыбается и встаёт. — Твоя матушка сказала остаться, но ведь темнеет, моя семья будет волноваться.

— Уйдёт, — возмущается Кася, — а поухаживать за хозяином и его матерью?

— И себе поесть возьми, — кивает Сон. — Да садись с нами! Не стесняйся. Куда ты пойдёшь? Пешком, одна, в такой час? — и отвечает сам, отрезая: — Нет.

Женя с задержкой в одно мгновение кивает и принимается разливать по чашам рагу, расставлять приборы и прочее.

Тело сковывает напряжением. Карсон выглядит мрачным. Что-то случилось? Что-то, связанное с ней?

Он подумал и решить не отпускать?

Она садится и старается есть как можно быстрее, чтобы поскорее уйти. Пока рядом его мать. Может быть, он не станет скандалить при ней.

А та наблюдает за ней внимательным, пристальным взглядом, будто бы лениво пробуя стряпню. Хотя рагу вышло удивительно вкусным.

— Как ест быстро, не жуёт почти, — произносит тихо-тихо, но проникновенно до мурашек. — Сынок, а пусть и вовсе поживёт у тебя немного? Если ей идти далеко, как же она будет тебе помогать, туда-сюда бегая? Сам говоришь, время неспокойнее.

Он замирает с ложкой в руке. Раздумывает. Но с ответом не спешит.

— Ой, спасибо за предложение, конечно, — у Жени дёргается веко, — но у меня ведь мама уже не молодая и сестрёнка младшая больная… И жених, сами понимаете, не поймёт.

Вообще, хорошо, конечно, что она попросила. Потому что, если Сон задумал её убить, ей придётся объяснять это матери, которая уже такие предложения делает.

Но с другой стороны… прямо сейчас и как можно скорее хочется убежать!

Ко всему прочему в голове ещё крутится задание ведьмы — совершить кражу в плату за магию. За всё время она не успела ничего стащить, ведь мать Карсона едва ли преследовала её и почти не сводила взгляда.

Сон вздыхает и продолжает есть рагу.

— Кваса бы… — тянет он мечтательно и невероятно уютно потягивается, с удовольствием самого сытого на свете кота. — Женя, будь так любезна, спустись в подвал. Там в бочке квас. Краник открой и налей на всех в кружки, что найдёшь рядом.

Он кивает ей на люк в полу у входа на кухню.

Мать его одобрительно, в предвкушении потирает руки.

Не совсем понимая, что происходит, совершенно не понимая его самого, она кивает.

А что остаётся?

Но, может быть, там каким-то образом есть проход на улицу?

Только вот надежда не оправдывается, подвал оказался похож больше на подпольный погреб. Глухой, тёмный и прохладный, в который ведёт крутая неудобная лестница.

А Сон и бровью не ведёт, взял добавки и ест, только и слышно, как постукивает ложка о глиняный бок чаши. Будто это нормально, что в доме его разгуливает девушка, подозреваемая, нет, уличённая в колдовстве. И речи ведутся о том, как бы оставить её здесь с ночёвкой.

Женя боится, что что-то пойдёт не так уже из-за того, насколько она напряжена.

Говорят, если чего-то очень боишься, надо столкнуться с этим лицом к лицу…

Ну что ж!

— Ааай! — кричит и всхлипывает. — Ой…

И Сон в мгновение ока оказывается рядом, едва ли не спрыгивая за ней в подвал.

— Упала, споткнулась? Придавила люком палец?

— Не знаю… Кажется, ногу подвернула… — шепчет Женя. — Ой…

— Ну-ну, — касается он её и пододвигает к ней низенький табурет. — Присядь, я посмотрю.

Женя садится, картинно вздохнув. На её лоб выбилось несколько маленьких волнистых прядок. Лицо немного потное от работы, но всё равно красивое.

Она собирается с мыслями и вдруг шепчет:

— Так… что происходит?

— Ты повредила ногу или нет? — его горячие, слегка шершавые из-за обветренной кожи пальцы проходятся по её лодыжке.

Она не может врать ему.

— Нет. Но ты… продолжай.

Сон усмехается и ведёт ладонью вверх по её ноге, неуклонно, неотвратимо забираясь под подол платья. Медленно и обжигающе горячо…

В полумраке сверкают его глаза, а вторая рука обнимает Женю за талию.

— Останешься здесь до утра, — шепчет он… будто намекая на что-то.

Глава 25. Угомонить собак

— Значит, — сердце пропускает неверный удар, — ты не собираешься меня прибить, да?

— Не собираюсь… А надо? — поднимается он, горой нависая над ней.

Она выдыхает с трепетом, с трудом понимая, что с ней вообще такое творится.

— Пришёл такой мрачный, напугал меня.

— Я и должен таких, как ты пугать, — отвечает он, впрочем, мягко и незлобно. — Ты мне лучше скажи, где лис? Позволила матушке моей его себе на воротник пустить? А то она бы могла… — а сам, говоря это, зачем-то подхватывает Женю на руки так легко, будто пушинку.

Она обнимает его за шею и вдруг, как бы между прочим, чмокает в губы.

— Волнуешься за него? Его тут нет.

Дыхание его становится судорожным и Сон опускает её на пустую широкую, будто лавка, полку у стены.

— Скорее волнуюсь о том, — говорит он, отступив к бочке с квасом, — что видела и слышала моя мать. Но, судя по её реакции, вы поладили. Женя… — тон его меняется, в нём появляется нечто тягучее и тёмное. — Останешься у меня. Это больше не обсуждается, — и протягивает ей наполненную кружку. — Подержи, поможешь мне.

Она всё делает, параллельно борясь с собой и то и дело появляющейся на лице улыбкой.

— Я сразу нашлась что сказать. Помогала ей, лиса выпроводила незаметно. Не волнуйся, она ни о чём не догадывается. Что бы это ни было.

Женя и сама уже не понимает, что именно они скрывают и что между ними самими происходит.

Пока она говорит, Сон наполняет кружки. Две выносит из подвала, сразу же возвращается, забирает оставшуюся у Жени и жестом просит её подняться.

— Хорошо. Мне так спокойнее, всё правильно. Идём?

— Вы там чего долго так? — доносится до них голос матери. — Всё хорошо, она не убилась там?

— Хорошо! — отзывается Карсон, а Жене шепчет прямо на ухо, опаляя её кожу дыханием: — Веди себя спокойно, ничего странного не говори. Будешь спать у меня, а утром я отвезу тебя домой и извинюсь перед твоей матерью.

И она кивает, отчего-то больше не глядя ему в глаза. Только изредка отвечая на вопросы Каси и спрашивая что-нибудь нейтральное для поддержания разговора.

Ей, разумеется, не должно быть до этого дома и его хозяина никакого дела. И сейчас бы досадовать из-за задержки, из-за отдаления цели — попасть домой.

Но… почему-то не получается.

И вот Сон расстилает постель, сам давно уже переодевшись во льняную рубаху и удобные штаны. Он выглядит таким домашним