Немного магии (СИ) - Ахметова Елена

Нет, Тэрон примчался именно в зал накопителей. Разве что ему самому срочно понадобилось слить излишки силы, а я просто под руку подвернулась?..

— Может быть, — неуверенно согласилась Хемайон и тут же заулыбалась. — Но как вовремя! Будто и в самом деле рыцарь без страха и упрека!

До сих пор я полагала, что рыцари без страха и упрека не склонны портить дамам по два платья меньше чем за неделю знакомства, но ворчливые замечания предпочла оставить при себе.

Если уж выбирать из двух зол, то для платья однозначно предпочтительнее речная грязь, нежели подпалины от неуправляемого огня. Это не отменяло необходимости визита в прачечную, но несколько примиряло с суровой реальностью.

— О! — спохватилась Хемайон и метнулась к письменному столу. — Пока тебя не было, заходила миз Вергиди и оставила несколько писем на твое имя. Вот.

Я одернула ночнушку и нервно выпрямилась, будто отчим мог видеть меня прямо сквозь бумагу, но первым, что бросилось мне в глаза, была восковая печать с гербом «Серебряного колокольчика».

И размашистая надпись «Аэлле Д.» с длинным витиеватым хвостиком, который Аглея неизменно пририсовывала заглавным буквам, несмотря на все старания учительницы каллиграфии сделать ее почерк более разборчивым.

Мои школьные подруги всё-таки решили поддерживать связь.

Все мы умели составлять письма, как подобает леди: с правильным обращением к адресату, парой строк о погоде и положении дел, обязательными вопросами о здоровье и настроении. Все мы знали, что подписываться одним только именем — недопустимо; все мы держали в голове с десяток вариантов, как выдержать вежливо-нейтральный тон и вместе с тем не показаться холодной и безразличной…

Все мы этим, конечно же, не пользовались.

«А нам запретили о тебе говорить, представляешь?! Даже слезная просьба отточить навыки эпистолярного жанра не помогла!» — праведно возмущалась Кибела. «Сапфо придумала, как переслать письма через городскую почту, минуя школьную, и мы чуть не попались! — вторила ей Аглея. — Хорошо, что Кибела догадалась взять с собой ещё и поддельное письмо своему нареченному, которое якобы хотела отправить втайне от чужих глаз. За него тоже влетело, конечно, но не страшно, зато остальные письма мы всё-таки отправили!»

«Без тебя все не то, — печально признавалась Сапфо. — Ты же будешь нас навещать? Девочки собирались погостить в поместье моего отца после выпуска. Ты не присоединишься на каникулах?..»

Это предложение — не только вести переписку, но и появляться на людях вместе — взбодрило меня куда лучше холодной воды. Я ещё не знала как, но твердо решила, что предоставленным шансом воспользуюсь всенепременно. Только и нужно, что извернуться и сдать конмаг до каникул, чтобы мне дозволили покидать Эджин! Да, пока что я, мягко говоря, не блистала, но…

Я и в «Колокольчике» поначалу была отнюдь не звездой курса. Отчим предпочитал держать меня подальше от науки, искренне считая, что учёность только портит юных девиц — а я и так, на его вкус, была слишком хитрой и изворотливой…

Потому читать, писать и рисовать меня учила мама. От которой я, вероятно, столь неудобные для падчерицы качества и унаследовала. Мама была мною довольна — скорее всего, просто потому, что любила, как и всех своих детей, не делая разницы между мной и рожденными в браке братьями. Я полагала себя способной ученицей и тоже была собой вполне довольна, пока строгие требования «Серебряного колокольчика» не спустили меня с небес на землю.

Отчим тогда вспоминал поговорку про большую рыбку в маленьком пруду и, кажется, тихо злорадствовал. Но я как-то выплыла, обзавелась подругами — и ближе к концу обучения уже держалась среди крепких середнячков, не рискуя выделяться ни в худшую, ни в лучшую сторону. Большой пруд оказался не так страшен, как его малевали.

Так с чего опускать руки и бесплодно злиться сейчас, когда мне подобрали водоем ещё чуточку больше? Справилась тогда — разберусь и теперь. Просто какое-то время нельзя будет расслабляться и позволять себе плыть по течению — зато потом, возможно, удастся развернуть это течение так, как нужно мне самой…

Мысленно я уже составила план занятий, чтобы наверстать упущенное в естественных науках и разобраться в медитациях, и письмо с гербом Оморфиас открывала все в том же приподнятом настроении.

Писала мама, и первая же строка заставила меня насторожиться и замереть, недоверчиво подставив бумагу под кружок света от ученической лампы.

«Дорогая Аэлла,

надеюсь, это письмо застанет тебя в добром здравии…»

Тон был столь правилен и официален, что я немедленно заподозрила неладное. Прекрасная виконтесса Оморфиа никогда не придерживалась строгих правил письменного этикета, поскольку с чисто аристократической небрежностью полагала, что правила созданы для тех, кто не впитал их с молоком матери, а был вынужден учиться.

Так мама писала, когда кто-то стоял у нее над душой. Я небезосновательно подозревала, что давить на виконтессу в ее собственном доме мог разве что виконт.

«Наш добрый господин был весьма расстроен, получив известие о твоём вынужденном отъезде из школы. Он опасается, что слухи распространятся быстрее пожара, и потому посчитал необходимым позаботиться о твоей репутации.

Ты ведь знакома с сэром Хадзисом?..»

Сэра Хадзиса я знала прекрасно — и жалела об этом каждую секунду с момента знакомства. Отчим будто специально выбрал самого отталкивающего из своих протеже, чтобы всячески способствовать нашей помолвке. Сэру Хадзису было за пятьдесят, но его волосы об этом так и не узнали, поскольку расстались с этим бренным миром еще до моего рождения. В довесок шла отвратительная привычка называть всех женщин вокруг «милочками» и гонять меня с мелкими поручениями, словно горничную. Сам сэр Хадзис передвигался очень мало и неохотно, что тоже имело некоторые последствия, о которых благовоспитанным леди полагалось деликатно молчать.

Мама так и поступила. Только в самом конце письма, после перечисления всех достоинств сэра Хадзиса (весьма краткого, впрочем), добавила торопливым почерком: «Я поставила в известность графа Аманатидиса на случай, если сэр Хадзис пожелает засвидетельствовать свое почтение твоему доброму покровителю».

Сообщение в целом скорее приободряло, чем расстраивало, но с покровителями у меня в последнее время как-то не складывалось. Кроме того, я вовсе не была уверена, что граф Аманатидис вспомнит, кто я такая и какое отношение он имеет к моей помолвке. Да мы даже представлены не были!

По всему выходило, что, как бы ни требовала моя гордость справиться со всеми проблемами самостоятельно, мне всё-таки был нужен покровитель. Студенты-старшекурсники на эту роль не подходили по предельно простой причине: их власть надо мной была обусловлена только тем, что они куда больше знали о преподавателях и порядках в университете. Но все это я могла разузнать и сама. Со временем, правда, но игра все же не стоила свеч — особенно если вспомнить, как повел себя Фасулаки по отношению ко мне.

Граф Аманатидис тоже отпадал: во-первых, не факт, что его волнует моя судьба, а во-вторых, он приносил куда больше пользы, пока вовсе никак себя не проявлял. Граф приходился дальним родственником вдовствующей королеве, и в моих же интересах было, чтобы никто не сообразил, как можно дешево и сердито породниться с правящей династией. Нет, если не останется никакого выбора, отвергать покровительство родного отца я не собиралась, но и всецело полагаться на него тоже не спешила.

Основная проблема заключалась в том, что больше мною никто и не интересовался. Оставалась надежда разве что на пресловутые «высшие армейские чины», которые покровительствовали Фасулаки из-за его исследовательской работы.

Увы, это означало, что ссориться с ним нельзя, сколь бы оскорбленной я себя ни чувствовала. Мне нужен был договор о совместном исследовании — без него в армии могли никогда не узнать о моем существовании.

Этот вариант дурно попахивал, но альтернативой был разве что граф Аманатидис. Кроме того, никто не запрещал мне продолжать поиски — и заручиться поддержкой подруг. Сами они ничего не решали, но их родители имели какое-никакое влияние: все же дети простолюдинов в «Серебряный колокольчик» не попадали ни при каких обстоятельствах, а аристократические круги — штука весьма тесная. Вдруг кто-нибудь да донесет до отчима светлую мысль, что разница в возрасте между супругами — это, конечно, вполне нормально, но в три раза — всё-таки перебор!