Ледяная могила(Роман приключений) - Жиффар Пьер

Подойдя к островку, люди увидали темную массу, похожую на часть разбитого судна. Взбежали туда, осмотрели все, но никого не нашли. Пустились на поиски в окрестностях и набрели на двух человек, сидевших рядом на свежевыпавшем снегу.

Оба они были живы. Это были профессор Макдуф и его ассистент.

Это были профессор Макдуф и его ассистент…

Старик не обратил никакого внимания на появившихся внезапно людей, не отвечал на их восклицания и вопросы, даже не взглянул на них. Зато его товарищ проявил самое бурное оживление.

— Вы одни?.. — спросил офицер, приведший шлюпку, угадав в общих чертах всю ужасную драму, приключившуюся с «Эммой Пауэлл».

— О, да, да, одни!.. Он да я! — ответил Манфред в необычайном, почти эйфорическом возбуждении. — Одни, одни!.. Только, знаете, он ведь совсем рехнулся, бедняга!.. Ну, здравствуйте, коли пришли сюда!.. Вот, не хотите ли закусить, выпить?..

И он указал аргентинцам на ящики с консервами и бочонки с напитками. Тут были, среди прочего, два ящика с фигами: в одном их было еще много, в другом лишь две-три горсти.

— Это мой календарь! — с гордостью пояснил Манфред. — Видите ли, я каждый день перекладывал из этого ящика в тот по одной фиге. Вот, сосчитайте, сколько их тут, видите?.. Шестьдесят пять… Ну вот, значит, мы тут живем уже 65 дней.

И он принялся с жадностью пожирать фиги и консервы, запивая их, чем попало. Видимо, он был страшно голоден.

— Мы ведь в последние дни ничего не ели! — объяснял он свой чрезмерный аппетит. — Решили было помереть от голода… Надоело, знаете, торчать тут так, зря!.. Ну, а теперь другое дело…

И Манфред продолжал уписывать за обе щеки.

— Так вы одни только спаслись? — снова спросил офицер, пораженный этой картиной страшного бедствия и убогим видом переживших его людей, очевидно, тронувшихся умом.

— Одни, одни!.. Шестьдесят пять дней!.. Вон, видите, фиги-то!.. Сосчитайте…

— Но что же произошло с судном?..

— Крушение, крушение, полнейшее крушение! — отвечал Манфред своим наводившим страх, оживленным, едва ли не радостным голосом. — Вон обломки-то плавают!.. Как вы на них не наткнулись?..

— Что же, была бур я, ураган?..

— Циклон, лейтенант, циклон, и, знаете, великолепнейший, бесподобный циклон! Все переломал вдребезги… Мы стояли на якоре, вон там, неподалеку от Ледяной могилы…

— Значит, вы ее нашли?

— Ну вот, еще бы не найти!.. А поглядели бы вы на трупы! Один восторг! Так сохранились во льду, что просто заглядение! Словно кто-то нарочно приготовил их для нашего знаменитого и славного эксперимента, который обессмертил наши имена!

— Какого эксперимента?

— Опыта пересадки сердца!

— Сердца?..

— Ну как же! Ведь он у нас ожил, и жил больше месяца!.. Он был заморожен… понимаете… Кусок льда!.. Ну, осторожно его отогрели, он оттаял, и затем мы пересадили в него сердце, а сердце взяли у Квоньяма.

Лейтенант переглянулся со своими людьми. Все они поняли, что дальнейшие разговоры с этими людьми были пока что бесполезны. Один молчал, как немой, а другой хоть и разглагольствовал, но от его слов было не больше пользы, чем от молчания его товарища.

Спасенных доставили на судно.

Офицер со шлюпки доложил Уррубу, что «Эмма Пауэлл» погибла во время циклона, что обломки судна еще носятся в проливе, ведущем из бухты, где оно стояло, в открытое море, и что люди все погибли, за исключением этих двоих, которых, вероятно, выкинуло волной на крошечный островок. Они приютились под обломком судна, выброшенным на тот же островок, быть может, вместе с ними; они подобрали кое-какие припасы и напитки и прожили на островке 65 дней. Теперь оба явно и очевидно помешались.

Спасенные были поручены заботам судового врача. Он осмотрел их, поговорил с ними. Физически оба были целы и невредимы, но, увы, только телесно. В ответ на все расспросы врача старик молчал, а Манфред с величайшими подробностями, словно обрадовавшись, что нашел, наконец, человека знающего и понимающего все значение их научного подвига, рассказал о прославленной операции, не умалчивая даже о том, что Квоньям был, в сущности, зарезан и что сердце было извлечено из живого человека. Врач, человек враждебного научного лагеря, отрицавший возможность и пользу пересадки и прививки органов, отнесся к этому научному докладу об оживлении мертвеца путем прививки ему живого сердца, как к самому заурядному профессиональному бреду помешанного. Он так и доложил Уррубу, о чем рассказал и другим офицерам.

Уррубу послал шлюпки на разведку. Удалось подобрать в воде и на берегах канала много обломков и вещей с «Эммы Пауэлл», совершенно неопровержимо свидетельствовавших о полной гибели и разрушении судна. Оставалось вернуться домой с этими обломками — доказательствами произошедшей катастрофы.

Офицеры судна решили, ради полноты картины, призвать спасенных на общий офицерский совет и попросить их рассказать обо всем.

Макдуф по-прежнему равнодушно молчал, ни на кого не смотрел, ничего не слышал. Казалось, он был погружен в какую-то думу, от которой его было невозможно оторвать.

Манфред бегло и кое-как отвечал на вопросы. Ему, видимо, не терпелось рассказать об операции. Когда ему дали волю, он пустился расписывать офицерам свой «научный подвиг» в таких же подробностях, как раньше судовому врачу. Его слушали в скорбном молчании.

Это смутило Манфреда. Он ждал энтузиазма слушателей, ждал рукоплесканий, восторженных похвал. Его настроение быстро изменилось. Ему стало страшно. Ему вдруг вспомнился Квоньям, лежащий на операционном столе. Он поднял глаза вверх… Перед ним стоял призрак Квоньяма со вскрытой, зияющей грудной полостью…

Манфред побледнел, затем вскочил с места, и, громко крича, вымаливая прощение у Квоньяма, кинулся бежать… Его, конечно, остановили, отвели в каюту, заперли в ней, приставили к нему людей.

Вскоре он успокоился и принялся писать. Он составил подробнейшее описание всего «эксперимента» и мечтал о том, как этот мемуар будет напечатан, вызвав бурю восторга в научном мире.

Однажды, когда Уррубу находился на палубе, Манфред подошел к нему и важно и торжественно вручил капитану свою рукопись.

— Мне не дожить до опубликования моего труда. Дни мои сочтены. Поэтому я и передаю его вам! — сказал он.

Уррубу не успел вымолвить слова в ответ, как безумец, сделав громадный прыжок, очутился за бортом, в волнах моря.

Судно остановили, спустили шлюпку. Манфред показался на миг из воды и громко крикнул:

— Он каждую ночь приходит ко мне и велит отдать назад его сердце!.. Это невыносимо!.. Честь и слава моему учителю, доблестному, но злополучному гению!..

Громадная волна набежала на него, и он исчез… Долго еще искали его, но напрасно.

XXI

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

По пути в Буэнос-Айрес Уррубу послал из первого же порта, куда зашел, телеграмму своему правительству с извещением о катастрофе, постигшей экспедицию Макдуфа.

При входе в устье Ла-Платы «Азуль» встретила яхта Пауэлла. Передача обломков погибшего судна и единственного уцелевшего участника экспедиции походила на похороны.

Старый Макдуф, до сих пор буквально ни разу не открывший рта, молча обнял Эмму, и, на минуту вновь обретя дар речи, воскликнул:

— Я его оживил!.. Это был блестящий, небывалый, невиданный научный подвиг!.. Зачем он не захотел жить!..

Эти слова были непостижимы для Пауэлла и Эммы. Не успели они начать расспросы, как старик вдруг повалился на пол. Его подхватили, думали привести в чувство, но он был уже мертв.

Таким образом, на свете не осталось ни единого очевидца и свидетеля блестящей операции оживления умершего, и она свелась к простому бреду сумасшедшего, о котором потом рассказывали офицеры с «Азуля».

Через год лейтенант Уррубу женился на вдове Джорджа Макдуфа. Старик Пауэлл был в восторге от нового зятя. Уррубу бросил службу и сделался деятельным сотрудником тестя в его обширных делах и предприятиях по части изготовления сельскохозяйственных машин.