Ледяная могила(Роман приключений) - Жиффар Пьер

И усталый старик почти немедленно заснул.

Проснулся он уже на другой день. Он протер глаза и с некоторым неудовольствием увидел, что сын его не спит, а разговаривает с Манфредом.

— Отчего же вы меня не разбудили? — сказал он ассистенту. — Давно ли он проснулся?

— С четверть часа, не больше. Ему гораздо лучше. Он совсем оправился и первым заговорил.

Старик встал с кресла, на котором спал, склонился к сыну, поцеловал его в лоб. Джордж подал одну руку ему, другую Манфреду, помолчал с минуту, потом тихим голосом сказал:

— Отец, я вчера не сразу заснул… Я слышал, как вы разговаривали с Манфредом… Вы говорили о каком-то злодействе, об угрызениях совести, о чьей-то смерти… О каком злодействе вы говорили?..

Злодейство? Какое злодейство? И кто говорил о злодействе? Врачам нетрудно было убедить своего немощного пациента, что все это ему только померещилось. Однако взгляды, которыми они при этом обменялись, красноречиво говорили, как они упрекали себя за неосторожность.

Внимательно осмотрев сына, старик воскликнул:

— Браво! Пройдет еще несколько дней, и тебе можно будет встать с кровати, ходить по комнате, а потом и на воздух выйти, сойти на землю!

— Ох, не говорите мне о земле! — взмолился бедный Джордж. — Увезите меня как можно скорее из этих проклятых мест! Увезите меня к маме, к Эмме!.. Но где же мои спутники?

На последний вопрос ученые ловко избежали ответа. Больного приподняли, усадили на постели. День был прелестный, теплый, солнечный. Макдуф позвал Кимбалла. Они были друзья детства, школьные товарищи с Джорджем. Старику хотелось, чтобы сын увидел и узнал своего закадычного друга.

Когда Кимбалл вошел, Джордж всмотрелся в него, затем протянул ему руки, обнял его, поцеловал, назвал по имени.

— Вот это хорошо! — весело воскликнул Кимбалл. — Он узнает друзей, значит, все у него наладилось, все как следует!

Старик Макдуф, опасаясь, что восхищенный Кимбалл может сболтнуть что-нибудь лишнее, поспешил овладеть разговором.

— Ну вот, дитя мое, — начал он, — здоровье теперь вернулось к тебе, ты овладел силами и телесными, и духовными. Ты поставлен на ноги. Ты смотришь, видишь, слышишь, узнаешь своего отца, узнаешь его старого друга Манфреда, узнал и своего приятеля Кимбалла. Ты не спишь, не грезишь, все это происходит наяву. Я вижу, что теперь ты достаточно окреп и оправился, и хочу разрешить тебе сегодня поведать нам о гибели твоей экспедиции. Если только это не очень тебя взволнует, постарайся припомнить все; если же чувствуешь, что память у тебя еще плохо работает — оставь пока, не вспоминай и не рассказывай нам ничего. Время терпит.

— Мне вовсе нетрудно припомнить, я и так все помню, — отвечал Джордж. — Но, Боже, как все это было страшно, ужасно!.. Это было в конце марта, мы уже тронулись в обратный путь… У нас были собраны великолепные коллекции, мы составили новую карту обследованных местностей… Но тут вдруг на нас налетел циклон.

— Это мы знаем, — вставил свое слово профессор.

— Как же это?.. Кто вам сказал?

— А вот эта доска!.. Разве ты не помнишь, как оставил в кэрне эту доску с надписью?

И Макдуф показал ему доску, которую хранил, как святыню.

— Ах, да!.. Кэрн!.. Помню… О, я не могу забыть эти дни… и эти ночи!.. Все у нас вышло, ничего не было, есть было нечего… Ели сырое мясо птиц, даже птичий помет… А вокруг снег… Началась буря, и мы брели вперед, сами не зная куда, лишь бы только быть спиной к ветру, который колол и резал лицо острыми льдинками… Потом, помню, все выбились из сил, идти дальше не могли… Я завел всех в какой-то сталактитовый грот и сказал им, что нам надо тут остаться, ждать смерти… И все согласились… Нам больше ничего и не оставалось… Помню, Черч и Хобби плакали… А Чепмен говорил: «Черт бы побрал эту науку, которая завела нас сюда на бесполезную гибель!..» И это, кажется, были последние слова, какие я слышал… Да… помню еще, как переругивались между собой Уильямс и Грандсон… они от голода собирались отгрызть друг у друга уши… Я стоял на ногах, пока мог, старался подать пример другим… Должно быть, это было в полдень, было светло… Припоминаю еще, как я протянул руку и сказал: «Родина, которая издали следит за нашими усилиями, рано или поздно почтит нашу память…» Дальше уж ничего не могу припомнить… Ночь, тьма, смерть… Но как случилось, что я не умер?.. Как я ожил?.. Объясните мне это!

Отец нежно успокоил его, просил подождать. Все будет ему рассказано в свое время, обо всем он будет знать.

Вдруг Джордж обернулся к окну лабораторной каюты, в которое целым потоком вливались лучи солнечного света. Он, видимо, был поражен и взволнован.

— Я ничего не понимаю, отец, — заговорил он. — Право, мне все еще думается, что я во сне, в кошмаре… Да… конечно, все это сон. Иначе откуда бы взялось это теплое, яркое, весеннее, если не летнее солнышко?.. Я в бреду, во сне… Подумайте сами, подсчитайте. После крушения мы добрались до земли 30 марта. Последняя картина, которая встает в моей памяти — это я и мои спутники в том гроте, сталактитовом… Это было, самое позднее, 2, ну, 8 апреля. Значит, стояла осень?.. Когда же вы нашли и оживили меня?.. Теперь лето… Это сон, сон!.. Я вижу вас всех во сне… Это не вы, а ваши тени… Мы с вами блуждаем где-то в преисподней, как Данте… Ну, сон так сон, я рад жить и видеть вас хоть во сне. Но в этом есть какая-то тайна, которую я не постигаю. Отец, ты отрицаешь всякие тайны… Как ты объяснишь все то, что тут у нас сейчас происходит? Где мы? В Елисейских Полях?.. Но разве они существуют?.. Если да, то значит, душа бессмертна. Значит, сказания древних об Ахероне — не пустой миф?.. Милый мой Дуглас, ты помнишь, как мы с тобой зубрили мифологию в школе? Помнишь?..

Старый Макдуф, не говоря ни слова, наполнил шприц снадобьем и подошел к сыну.

— Дай-ка руку, — сказал он ему. — Вот так. Чувствуешь ты укол, ощущаешь его?

Джордж ясно ощутил укол, даже негромко вскрикнул.

— Вот тебе, дитя мое, лучшее доказательство, что ты не спишь. Слышишь? Ты не спишь, и мы вовсе не тени, и ты не во сне видишь нас. Постараюсь как можно скорее объяснить тебе все, что кажется тебе непостижимым и сбивает тебя с толку. Но пока что успокойся, доверься своему отцу, своему другу. Ты еще слаб. Лишние разговоры, лишние объяснения подорвут твои еще не окрепшие силы. Твое выздоровление было долгим, трудным, тянулось месяцы. Мы приложили так много усилий, чтобы спасти тебя, и не можем допустить, чтоб эти усилия пропали даром.

— Как?.. Тянулись месяцы?..

— Да, месяцы, — ответил старик, успев перемигнуться с Манфредом и Кимбаллом, чтобы те не выдали его.

— A-а!.. Это другое дело… Теперь я понимаю… Но зачем же вы столько времени пробыли здесь?.. Почему не вернулись в Филадельфию?.. Я вижу, что нахожусь на судне?..

— Мы перезимовали здесь, только и всего. Когда мы увиден, что тебя все нет, что ты не возвращаешься из экспедиции, Пауэлл…

— Славный Пауэлл! — перебил его Джордж. — Значит, он и эту новую экспедицию снарядил на свои средства?

— Именно! Вот мы и отправились на этом судне отыскивать тебя. И знаешь, как называется наше судно? «Эмма Пауэлл».

— Это очень мило придумано!

— А капитаном судна мы взяли твоего приятеля Кимбалла. Ну вот, мы и тронулись в путь и прибыли сюда в марте, значит, как раз в то время, когда ты двинулся в обратное плавание.

— Но когда же вы нашли нас?

— Да, выходит, что в тот самый день, когда вы гибли, замерзали.

— Вот удивительное совпадение!..

— Именно что удивительное, не правда ли? А главное, какое счастливое совпадение!

— Где же вы нас нашли? Далеко отсюда?

— Нет, здесь и нашли, поблизости. Вот подожди, когда ты совсем поправишься, я сведу тебя в ту пещеру, где ты едва-едва не был погребен навеки.

— Значит, вы нас нашли там уже бездыханных, без чувств, немедленно вслед за тем, как мы впали в оцепенение?

— Да, вероятно, спустя два-три часа после того, как вы лишились чувств.

Впалые, бледные щеки Джорджа зарделись лихорадкою любопытства, и он все продолжал свои расспросы, не проявляя видимого утомления.