Кристальный пик - Анастасия Гор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь, Тесея отлично шьет, — прошептала я, пытаясь справиться со смехом. — И хозяйка хорошая, Кочевник говорил. Из нее получится славная жена!
Щеки Гектора налились пунцовым.
— Что ты такое говоришь! Ей всего десять.
— Двенадцать, — поправила я. — Ты всего на четыре года ее старше.
— Вот именно! Целых четыре года! Она еще совсем дитя.
— Зато теперь ты понимаешь, каково мне, — усмехнулась я, и Гектор растерянно заморгал.
— Что? В каком смысле?
Я прикусила себе язык и уж больно хотела извиниться за неуместную шутку — в конце концов, кому как не мне знать, что мы не выбираем, кого любить. Но голос Матти из-за угла спас меня от позора, а Гектора — от уязвленного самолюбия:
— Долго вы там копошиться будете, как блохи? Волки в зимний Эсбат и то тише воют!
Мы оба втянули головы в плечи и покаянно вышли из-за угла.
Оставшись сидеть в алькове, Матти повернулась к нам и многозначительно нахмурилась. Если она услышала, как мы обсуждаем Тесею, то наверняка слышала и то, как мы обсуждали ее саму. Тем не менее вертеть в пальцах сапфировый медальон Маттиола не перестала, да и не сердилась вроде бы. Звенья золотой цепи позвякивали, а сам камень, чья форма напоминала желудь, расписывал альков васильковыми бликами. Только настоящие драконьи драгоценности могли так сиять: даже алмазной песчинке, привезенной из Сердца, было достаточно одного зажженного серного черенка, чтобы озарить светом целый зал.
— Мы не хотели нарушать твой покой, Матти, — сказала я извиняющимся тоном, ступив к ней в альков.
— Какой уж с вами покой, — вздохнула она, подперев ладошкой подбородок с очаровательной ямочкой под нижней губой. — Разве что посмертный.
Маттиола снова повертела в руке медальон, под цвет которого будто специально подбирала платье, и я заметила, что на коленях у нее, оказывается, лежит наполовину исписанный рунами пергамент, а рядом — стопка писем и воронье перо с уже высохшими чернилами.
Так вот почему она прячется здесь! Неужто ведет с кем-то переписку?
— Ну, чего стоите? Присаживайтесь, коль пришли.
Матти пододвинулась, освобождая мне и Гектору место на скамье. Та была длинной и изогнутой, охватывала три-четыре окна в ряд, но половину ее занимала раскинувшаяся юбка Маттиолы и те самые письма, мятые и неаккуратно сложенные. Я не удержалась и развернула одно из них, пока Гектор пытался пристроиться на самом краешке, ничего не задев и не сломав (он рос так быстро, что сам не успевал к этому привыкнуть).
— Ох, боги! Чье это? — ахнула я, пробежав взглядом по строчкам: корявым, размазанным, где руны путались между собой, образуя какие-то бессвязные предложения неправильной длины и формы. — Если бы Солярис писал с таким количеством ошибок, я бы от него отреклась!
Маттиола встрепенулась и выхватила у меня письмо, не дав Гектору, вытянувшему шею, тоже подглядеть.
— Он всего полгода учится! — фыркнула она. Черные локоны, вьющиеся по бокам от фарфорового лица, всколыхнулись, как от ветра, хотя поблизости не было открытых окон. — Это сейчас общий язык кажется нам простым, а вспомни себя в детстве…
— Подожди… О ком ты говоришь? — нахмурился Гектор, и я закусила нижнюю губу, уже зная ответ.
«Читать и писать? Драконам не нужно ни то, ни другое!» — заявил Вельгар однажды, пытаясь унизить Соляриса и человеческий быт, который тот вел. Все, что было привнесено в драконий мир людьми, он априори считал бесполезным и отвратительным. Но, видимо, лишь до тех пор, пока оно не понадобилось ему самому.
— Я догадывалась, что ты поддерживаешь связь с Вельгаром, раз тот продолжает посылать тебе дары, но письма… — выдохнула я потрясенно и оглядела кипу на скамье еще раз.
Писем насчитывалось здесь порядка пятнадцати. Некоторые свертки пожелтели и пошли пятнами, навевая мысли о брызгах соленой воды, которую Кипящее море подбрасывало весьма высоко. Где-то же на бумаге пошли заломы — такие проступают, если складывать письмо, разворачивать и снова складывать по несколько раз на дню.
— Полгода, — повторила я. — Вы общаетесь с Вельгаром целых полгода⁈
— Я бы не назвала это прямо-таки общением, — проблеяла Маттиола, быстро перевязывая письма кожаным шнурком и пряча их в потайной карман, вшитый в боковой шов ее юбки. — Я смогла разобрать, что он пишет, только с третьего письма. Но да, иногда мы… разговариваем. О всяком. Ничего такого, чему стоило бы так удивляться. И выпучивать глаза! — Последнее Матти добавила, взглянув на Гектора: хоть он и молчал, но выражение его лица было весьма красноречиво.
— Маттиола, ради тебя драконьи мужчины грамоту осваивают! И это ты называешь «ничего такого»? — Я всплеснула руками в негодовании. — Это же как сильно ты тогда стукнула Вельгара башмаком? Зато теперь понятно, что с тобой происходит.
— А что со мной происходит? — нахмурилась Матти.
— Сидишь тут вся в мечтах, взора с окна не сводишь. Сердце, от любви томящееся, за лигу видно. Но не горюй! Сильтан шустрый, уже завтра планировал возвращаться в Сердце, так что заодно и твой ответ Вельгару доставит. А попозже, может, тот и сам прилетит, кто знает…
Маттиола развернулась ко мне всем корпусом и вдруг расхохоталась, а затем постучала ногтем по оконному стеклу. То запотело от ее дыхания, настолько близко она прислонялась к нему. От этого Рубиновый лес сделался матовым. Но указывала Матти, однако, вовсе не на него.
— Я не мечтать сюда присела, а посмотреть за исходом поединка, — сказала Маттиола. — Ты что, не в курсе? Солярис с Кочевником дерутся уже второй час кряду. Вся прислуга глазеет на них с балконов.
Солярис с Кочевником? Дерутся⁈
Я вскочила с места и кинулась к окну, да так яростно, что стукнулась диадемой о стекло и едва его не разбила. Хоть она и представляла собой всего лишь тонкий золотой обруч, покрытый тесьмой рунических ставов, но весила столько, чтобы ею можно было забить и гвоздь. Придержав ее рукой, я сощурилась, привыкая к яркому солнцу, чтобы разглядеть на маковом поле знакомые силуэты.
И действительно:
