Один день - Дэвид Николс

— Правда?

— Бывает. Тебе бы на телевидении выступать.

Он довольно улыбнулся и закрыл глаза. Образ Эммы той ночью действительно стоял у него перед глазами: вот она лежит на узкой кровати, голая, не считая юбки; руки подняты над головой, и он с ней целуется. С такими мыслями он и уснул.

К вечеру они вернулись в комнату — уставшие, липкие от пота, с обожженной солнцем кожей — и, войдя, сразу посмотрели на кровать. Обошли ее и вышли на балкон, откуда открывался вид на море, которое подергивалось дымкой по мере того, как голубое небо приобретало сумеречную розовую окраску.

— Ну, кто первый в душ?

— Иди ты. А я посижу и почитаю.

Она опустилась в старый шезлонг в вечерней тени, слушая звуки льющейся воды и пытаясь сосредоточиться на крошечном шрифте русского романа; с каждой новой страницей ей казалось, что буквы становятся все мельче. Внезапно она встала и подошла к маленькому холодильнику, который они наполнили бутылками с водой и пивом; достала банку и в этот момент заметила, что дверь ванной распахнута настежь.

В душе не было занавески, и Эмма увидела Декстера. Он стоял боком под струей холодной воды, закрыв глаза от бившей в лицо воды, откинув назад голову и подняв руки. Она видела впадины под его лопатками, длинную загорелую спину, две ямочки у основания позвоночника над маленькими белыми ягодицами. Но боже, он поворачивается… банка выскользнула у нее из пальцев, ударилась об пол и с шипением полетела в сторону, как реактивный снаряд. Она накрыла ее полотенцем, точно хотела поймать мышь, затем подняла глаза и увидела Декстера, своего «просто друга». Он был голый, не считая свертка из одежды, которым небрежно прикрылся спереди.

— Банка выскользнула! — поспешно сказала она вслух, вытирая пивную пену полотенцем, и подумала: еще восемь дней такой жизни, и я сама взорвусь.

Потом настал ее черед идти в душ. Она закрыла дверь, вымыла пивные руки и, испытывая неудобство, принялась раздеваться в тесной запотевшей ванной, где все еще пахло его лосьоном. Правило номер четыре гласило, что Декстер должен выйти на балкон и стоять там, пока она вытирается и одевается. Но, проведя небольшой эксперимент, он выяснил, что если не снимать очки и чуть повернуть голову, то можно увидеть ее отражение в стеклянной двери и наблюдать, как она натирает лосьоном подрумянившуюся шею. Он видел, как Эмма наклонилась, надевая трусики, смотрел на плавный изгиб ее спины и арку меж лопаток, когда она застегивала лифчик, на поднятые руки и голубое летнее платье, закрывшее ее тело, как занавес.

Она вышла на балкон.

— Может, останемся здесь? — предложил он. — Чем ездить по островам, зависнем здесь на неделю, потом вернемся на Родос и оттуда полетим домой.

Она улыбнулась:

— Хорошо. Можно и так.

— Тебе не надоест?

— Не думаю.

— Ты довольна?

— Ну, щеки у меня, как жареные помидоры, но в остальном…

— Дай посмотреть.

Она закрыла глаза, повернулась к нему и вскинула голову; волосы ее все еще были влажными, она зачесала их назад, открыв блестящее чистое лицо. Это была Эмма, но какая-то другая. Она вся сияла, и ему на ум пришло выражение «поцелованная солнцем», а потом он подумал: поцелуй ее, возьми ее лицо в ладони и поцелуй.

Вдруг она открыла глаза:

— И что будем делать?

— Что хочешь.

— Сыграем в «Скрэббл»?

— Не забывай про правила.

— Ладно, тогда давай поужинаем. Должен же у них быть греческий салат.

Рестораны в маленьком поселке были примечательны лишь своей одинаковостью. В воздухе висел дым от жареной баранины, и они сели в тихом месте в конце набережной, где начинался полумесяц пляжа, и стали пить вино с хвойным вкусом.

— Новогодняя елка, — сказал Декстер.

— Хм… Скорее, освежитель воздуха, — заметила Эмма.

Из акустических колонок, замаскированных пластиковой виноградной лозой, доносилась музыка — «Get Into The Groove» Мадонны, сыгранная на цитре. Они ели черствый хлеб и подгоревшую баранину, салат, приправленный едким уксусом, но все это казалось вкусным. Спустя некоторое время даже вино показалось сносным, похожим на жидкость для полоскания рта с любопытным вкусом, и вскоре Эмма почувствовала себя готовой нарушить правило номер два. Обязывающее не флиртовать.

Признаться, флиртовать она никогда не умела. Ее потуги изобразить сексуальную кошечку выглядели неуместно и неуклюже, словно она пыталась вести обычный разговор на роликах. Но солнце с добавлением рецины[19] вскружило ей голову и сделало сентиментальной. Эмма встала на ролики:

— У меня идея.

— Выкладывай.

— Если мы пробудем здесь восемь дней, у нас совсем не останется тем для разговора, верно?

— Необязательно.

— Но чтобы уж точно этого избежать, — она наклонилась и положила ладонь ему на запястье, — мне кажется, каждый должен рассказать другому то, что тот, другой, о нем не знает.

— Секрет?

— Именно секрет — что-нибудь необычное. И мы будем делать это каждый вечер весь отпуск.

— Вроде игры в бутылочку, что ли? — Декстер оживился. Он считал себя игроком в бутылочку мирового класса. — О'кей. Ты первая.

— Нет, ты.

— Почему я?

— У тебя больше секретов.

И верно, его запас таких историй был безграничен. Например, он мог бы признаться, что наблюдал за ней, когда она одевалась вечером, или что открыл дверь ванной нарочно, когда принимал душ. Что курил крэк с Наоми, что перед Рождеством торопливо и безрадостно перепихнулся с соседкой Эммы Тилли Киллик — все началось с массажа ног, который, к его ужасу, перерос в нечто большее, пока Эмма ходила в магазин за елочной гирляндой. Хотя, пожалуй, лучше выбрать историю, рассказывая которую он не будет выглядеть ограниченным и озабоченным самовлюбленным вруном.

Декстер задумался.

— Ладно, — сказал он, откашлявшись. — Пару недель назад в клубе я познакомился с парнем.

Эмма раскрыла рот.

— С парнем? — Она рассмеялась. — Снимаю шляпу, Декс, ты воистину полон сюрпризов.

— Ничего не было, мы просто поцеловались, да и я был пьян…

— Все вы так говорите. Так расскажи, что случилось?

— Ну, дело было на гей-вечеринке под названием «Противные» в клубе «Язычок»…

— «Противные» в клубе «Язычок»! И куда делись дискотеки с названиями «Рокси» или «Манхэттен»?

— Это не дискотека, а гей-клуб.

— Но что ты делал в гей-клубе?

— Мы всегда туда ходим. Там музыка лучше. Более тяжелая, а не этот дерьмовый веселенький хаус..

— Ты просто чокнутый…

— Так вот, я был там с Ингрид и ее приятелями, я танцевал, а этот парень просто подошел ко мне и начал целовать, а я… я просто взял и ответил.