Сирены - Джозеф Нокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Росситер вышел за порог и закрыл за собой дверь.
Талли укоризненно посмотрел на меня и сказал Паррсу:
— Суперинтендант, я очень надеюсь, что на следующей встрече детектив-констебль проявит больше сочувствия к чужому горю. — Он взял свои вещи. — Знаете, Уэйтс, когда Дэвид обратился ко мне за советом по этому делу, я навел о вас справки. И предупредил его, что с вами лучше не связываться. В вашем послужном списке слишком много смертей.
Я не ответил.
Он с искренним удивлением посмотрел на меня:
— Вот только вас, похоже, это не волнует. Совсем не волнует.
Я хотел возразить.
— Не трудитесь, — заявил Талли и, держась как можно дальше от меня, направился к двери, на ходу сказав Паррсу: — Мы с вами еще побеседуем.
После его ухода в кабинете словно бы сгустились духота, запах пота и напряженность.
Мы с Паррсом молчали.
— Итак, — наконец сказал он. — В такой хреновой ситуации отсутствие новостей — это плохие новости, ждущие своего часа. — Он шумно выдохнул, ослабил воротничок рубашки и размял шею.
Я с затаенной благодарностью смотрел, как он открывает ящик стола, достает две рюмки и наливает в одну виски из графина. Я уставился на пустую рюмку.
— Даже не гляди сюда, сынок, — сказал Паррс. — Ни сейчас, ни сегодня, ни завтра, ни на следующей неделе. Не дай бог, кто учует, что от тебя разит спиртным. У тебя и так неприятностей хватает, новые не нужны. — Он одним глотком выпил виски. — Да и мне тоже.
— Сэр.
— Признавайся, что ты там делал?
— Она попросила меня прийти.
— Это я уже слышал. На фига она тебя об этом просила?
Я помолчал, размышляя, можно ли довериться Паррсу. Тогда мне казалось, что выбора у меня нет.
— Намекала, что отец склонял ее к сексуальным отношениям.
Суперинтендант медленно запрокинул голову. Потом поглядел на меня и сказал так тихо, что мне пришлось читать по губам:
— А что-нибудь в ее словах или поступках подтверждало эти намеки?
— Нет.
Он снова обратил на меня воспаленные красные глаза:
— Тогда больше никогда не говори этого вслух.
— Но я…
— Даже под душем не бормочи.
— Она же не просто так сбежала из дому.
— Она бежала от себя самой, — твердо сказал Паррс.
Он смерил меня взглядом, открыл ящик стола, достал оттуда папку с документами и подвинул ее через стол. Я раскрыл папку. Фотографии с места происшествия в квартире на Фог-лейн. В основном снимки тела Изабель.
— Начни с седьмой, — сказал Паррс.
Я перелистал фотографии. Седьмой снимок запечатлел внутреннюю сторону бедра. Крупный план. Отметины на коже, которые я принял за царапины. Оказалось, что это ряд тонких шрамов.
Следы заживших порезов. Самоповреждение.
Я просмотрел остальные фото. Глубокие порезы рассекали нежную кожу бедра. Их наносили в разное время, но, судя по ровным краям, чем-то очень острым. Я вспомнил окровавленные осколки зеркал в ящике стола.
— Зарубки на память, — сказал Паррс.
Я пригляделся и понял, что он прав. Порезы группировались по пять. Так заключенные подсчитывают годы, проведенные в камере. Большинство порезов затянулось, оставив выпуклые полоски шрамов.
— Но что они означают?
— Что она страдала расстройством психики и мало ли чем еще.
Я сосчитал порезы. Три группы по пять и одна неоконченная, из трех. Всего восемнадцать. На последней фотографии был крупным планом снят самый недавний порез. Судя по его виду, совсем свежий. Он чуть кровоточил. Я знал Изабель, она мне даже нравилась, и я не сомневался, что порезы что-то значат.
Они были ее дневником.
Я толкнул папку обратно Паррсу, и он ее закрыл, считая, что снимки доказывают его правоту.
— У девушки хроническое расстройство психики. Склонность к самоповреждению, затяжной маниакально-депрессивный психоз. Ее словам верить нельзя.
— И это все?
— Еще одна жертва засилья наркотиков в городе. Так что нет, это далеко не все. В данной ситуации нам необходимо использовать удобную возможность.
Я не верил своим ушам.
— Какую возможность?
Он улыбнулся:
— Дочь министра гибнет от рук жестокого наркодилера.
— Зейн Карвер не подсаживал ее на «восьмерку».
— Почему?
— Потому что не хочет гнить в тюрьме.
— Там ему самое место.
— Он этого не делал.
— Почему ты так уверен?
— Он не разрешает курьерам употреблять наркотики. В доме Изабель были камеры наблюдения?
— Насколько нам известно, их не подключали.
Я с облегчением перевел дух. Рассказывать о моих отношениях с Кэт было поздно.
— А ее друзья? С кем она общалась?
— Друзья — это сильно сказано. Она ходила на тусовки, ей было любопытно, как живут люди из криминального мира. Все об этом знали.
— И что?
— Насколько я понял, они о ней по-своему заботились.
— А что ты видел?
— Не так много.
— Оно и заметно, — фыркнул Паррс. — Знаешь, сынок, у меня всегда была проблема с недомолвками. Я их на дух не выношу. Талли подловил тебя на недобросовестном исполнении должностных обязанностей и неподобающем поведении. В твоих шкафах не должно быть никаких скелетов.
Я подумал о фотографиях. Вспомнил, как нас с Изабель сдавила толпа разгоряченных тел. Мы почти соприкасались губами.
— Юная девушка, еще подросток.
— Молодец, запомнил.
— А телефон нашли?
Он посмотрел на меня:
— Какой телефон?
— Ее мобильник. Когда я отвозил ее домой, он был у нее в сумочке.
— Уверен?
— Абсолютно.
— Черт, — сказал он, потирая лицо. — Нет. Телефона не было. А номер у тебя есть?
Я вспомнил сообщение с ее номера. «Зейн знает».
— Нет. И никогда не было, — с напускной искренностью сказал я.
Паррс глянул на меня так, будто читал мои мысли.
— Я проверю.
— Я могу…
— Нет, сынок.
— За пару дней я со всем разберусь.
— И как ты себе это представляешь?
— Я уже с ними сблизился и…
— Чересчур сблизился, — сказал Паррс. — Через несколько дней я представлю рапорт об исполнении. До тех пор исчезни.
У меня возникло нехорошее предчувствие. Одержимость Паррса Франшизой превращала Изабель в цифру статистической отчетности. В пешку, которой жертвуют, чтобы выиграть свою личную войну, независимо от того, виновен Карвер или нет.
— Вы же знаете, вам они ничего не скажут.
— Ты вообще понимаешь, что происходит? Не видел, что творится в коридорах? — Он махнул в сторону двери. — Сегодня мы самая дорогостоящая справочная служба в стране. Если мне удастся прищучить Зейна Карвера, ты, может быть, удержишься на рабочем месте. Если повезет, конечно. Но тебе не доверят
