Семь трудных лет - Анджей Чехович

«Отправлял меня главнокомандующий генерал Соснковский, с которым, впрочем, я летел из Лондона в Италию в одном самолете… Отправлял меня 10 июля премьер Миколайчик… Отправлял меня Тадеуш Ромер, тогдашний министр иностранных дел…»

Одним словом, верхушка эмигрантских властей. Ниже Новак не спускался. В Польше дело обстояло аналогичным образом. 30 июля 1944 года, за два дня до начала восстания в Варшаве, Новак якобы явился к главнокомандующему Армией Крайовой генералу Бур-Коморовскому.

«Было уже слишком поздно. После восстания генерал Коморовский сказал мне, что если бы я прибыл в город на пять минут раньше, то все, что я должен был сделать, могло б иметь решающее влияние на ход событий. Но в момент, когда я докладывал, основные решения, собственно, уже были приняты…»

Эти несколько фраз характеризуют болезненное самолюбие Яна Новака. Стремясь стать фигурой исторической, эпохальной, он непрерывно сыплет фамилиями людей, которых в истории нашего народа нельзя обойти. Он сознательно создает вокруг своей особы шумиху в надежде, что удастся пробраться еще на ступеньку выше. Нет недостатка и в других подобных примерах в упомянутой передаче.

Новак утверждает, что перед поражением Варшавского восстания он получил приказ уйти из Варшавы и пробраться вместе с Ядвигой Вольской, с которой тогда вступил в брак, в Лондон. Вот его слова:

«Нас должны были перебросить по так называемому воздушному мосту с группой очень видных лиц. Тогда должны были лететь Виценты Битос, Зигмунд Заремба, Хоппе и депутат Яворский из «Стронництва народовего».

Полет не состоялся. Однако Новак добрался до Лондона. Вместе с женой, пани Вольской, они якобы были первыми очевидцами и участниками Варшавского восстания, которые очутились на Темзе. Как это произошло?

«Вместе с женой я прорывался через германский рейх, затем швейцарскую границу во Францию, тогда уже свободную. Оттуда нас срочно перебросили на военном самолете в Лондон».

Очень лаконично Новак говорит об этой поездке, детали которой не являются сегодня тайной. Почему он становится так скуп на слова, описывая преодоление нагроможденных на его долгом пути препятствий? Основная причина кроется в том, что Новак просто должен был здесь сохранять сдержанность.

В эмигрантском Лондоне, как и в «Свободной Европе», нет недостатка в людях, которые в делах разведки не являются желторотыми юнцами. Именно они утверждают, что Новак работал также на гитлеровскую разведку и даже не на военную, а на ту, которой руководил аппарат Гиммлера. Если бы Новак более подробно рассказал, как ему с женой удалось пробраться из борющейся Варшавы в Швейцарию, то мог бы разоблачить себя, раскрыть фактических покровителей этого «рискованного» мероприятия.

Главное командование Армии Крайовой, а также резидентура британской разведки в Польше в совершенстве владели техникой изготовления гитлеровских документов, паспортов, пропусков, продовольственных карточек и разрешений на выезд. Пользовавшиеся ими курьеры беспрепятственно разъезжали по всей Европе. Так было до 20 июля 1944 года, то есть до дня покушения на Гитлера и неудавшегося путча генералов. После этих событий во всем рейхе и на территории, еще оккупированной гитлеровцами, гестапо начало ловить действительных и мнимых заговорщиков. Очутившиеся под угрозой ареста гитлеровские генералы и полковники, их штатские друзья и семьи пытались найти убежище в нейтральных странах и скрыться в районах, где их не знали.

Чтобы предотвратить эти побеги, усилился контроль в поездах, на железнодорожных станциях и дорогах. В результате была создана густая сеть, через которую трудно было проскользнуть без соответствующих документов.

В целях охоты за заговорщиками, бывшими до 20 июля 1944 года на вершине власти, а следовательно, за людьми, снабженными документами, были изменены бланки различных пропусков, введены новые печати, шифры на них и т. п. Дезорганизованная Варшавским восстанием ячейка главного командования Армии Крайовой, фабриковавшая документы, не была в состоянии приготовить бумаги по новым образцам. Кто же тогда помог достать Езёраньскому и его жене документы, необходимые для проезда из Варшавы до швейцарской границы и разрешающие находиться в районе, который в то время тщательно контролировался гитлеровскими властями? Как состоялся переход швейцарской границы?

Еще осенью 1944 года в «польском» Лондоне прошел слух, что Новак связан с гитлеровской разведкой. Именно немцы, пытаясь спровоцировать конфликты в лагере антигитлеровской коалиции, что, по их мнению, могло быть последним шансом на спасение третьего рейха от неминуемого поражения, дали возможность Новаку безопасно проехать в Лондон, где он должен был предоставить эмигрантскому правительству тенденциозные материалы, сфабрикованные в определенных ячейках главного командования Армии Крайовой. Почвой для противоречий должны были быть не соответствующие правде и освещенные с антисоветских позиций причины поражения Варшавского восстания.

Упоминания о позорной роли Новака как орудия в руках гитлеровской разведки появлялись позднее в различных эмигрантских публикациях. Однажды многие сотрудники «Свободной Европы» получили по почте изданную в Лондоне брошюру под названием «Мюнхенский зверинец». Она содержала, в частности, много аналогичных обвинений в адрес Новака.

Подхалимы и трусы шли с ней к директору и, опасаясь последствий, смиренно объясняли:

— Пан директор, я этого не читал. Перелистал и как только понял, что это пасквиль, решил вам отдать…

Другие читали, но хранили молчание. Некоторые, известные своей лисьей тактикой, прикидывались, что вообще ничего не знают о происходящем.

Новак нервничал. Он знал, что замалчивание этой щекотливой истории неразумно. Поэтому он попытался сразу взять быка за рога. Распорядился объявить, что каждый, кто хочет, может прочитать брошюру, положенную для ознакомления в его секретариате. Желающие имели в своем распоряжении только один день. При получении брошюры нужно было ставить подпись в специальной тетради. Некоторых эта необходимость ставить свои автографы смущала, но любопытство брало верх. Шли и читали. Начались разговоры и комментарии уже не столь деликатные. Тогда Новак струсил и распорядился брошюру спрятать. Разобравшись в обстоятельствах, люди замолкли, ибо на этой опасной теме легко можно было погореть. Доносчики Новака действовали всюду.

Фрагменты брошюры, касающиеся Яна Новака, не произвели в конечном счете потрясения в польской секции. Отношение к ним большинства сотрудников было похоже на реакцию Люциана Пежановского, когда я ему показал публикацию о том, что радиостанция «Свободная Европа» находится на содержании у ЦРУ. Пежановский посмотрел на меня как на законченного идиота и буркнул под нос:

— Ну и что? Вы удивлены? Ведь каждый об этом знает. Здесь нас может интересовать только одно: чтобы те же из ЦРУ хорошо нам платили…

Итак, шока не было, ибо у слишком многих сотрудников секции за плечами имелся продолжительный стаж работы в секретных службах. Почти все из так называемых «старых» прошли через руки англичан, американцев, а некоторые — и немцев. «Новые» идут по следам «старых» — нужно ведь в таком кругу поддерживать традиции. Среди них есть и такие, кто не успел еще выполнить все формальности, но только потому, что у офицеров ЦРУ нет причин для спешки. Выбор на Энглишер Гартен большой. Не удивительно, что Новак чувствует себя там среди своих. Ему нет необходимости особенно скрывать свое прошлое. Он может, скорее, гордиться работой на англичан и американцев. На фоне задач, которые выполняет «Свободная Европа» в течение многих лет, даже его контакты с гитлеровской разведкой ничуть не умаляют его «достоинств». В общем, это подходящий человек на подходящем месте. Комментировать, пожалуй, излишне.

Одним из трех заместителей Новака является Зигмунд Михаловский, по происхождению граф, по образованию юрист. Для «старика» он относительно молод (родился в 1918 году). Во время войны находился в Великобритании, а позже переехал в Париж, где был сотрудником местного отделения «Свободной Европы» и вице-председателем Союза польских федералистов во Франции. В 1961 году переведен в Мюнхен. Имел жену — онемечившуюся шотландку из очень зажиточной семьи. Когда эта женщина, неплохо знавшая связи мужа с американской и западногерманской разведкой, решила с ним развестись, граф категорически воспротивился этому. Те, кто знает Михаловского, утверждают, что сопротивлялся он прежде всего потому, что любил доходы жены. Тогда шотландка начала угрожать публичным разоблачением секретных связей Михаловского. Однажды в пьяном виде она начала об этом говорить во весь голос при свидетелях. Замешательство было огромное, но инцидент уже не повторялся: шотландку заперли в психиатрическую больницу. Вскоре после возвращения домой она умерла. Официальная версия гласила: самоубийство. Немногие поверили этому. Следствие, во всяком случае, было быстро прекращено.