Компромат на Ватикан - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не будь дураком, – пробормотал кто-то рядом.
Рожа Малевича исчезла, Сергей с благодарностью оглянулся на Петра – это был он, его голос, – но Петр, видимо, решил, что Сергей чего-то не расслышал, и повторил:
– Не будь дураком. Не пойдешь – пожалеешь, честное слово, ты уж мне поверь!
Их опять разметало по эстраде.
«Да ведь Петька был любовником того мужика! – наконец-то дошло, доехало до Сергея. – Наверное, оттуда были его бешеные деньги, когда он весной машинку купил, прикид обалденный завел, вообще из карманов у него так и сыпалось. А потом поджался, резко поджался… Наверное, тот дядька его бросил, а Петр никак не может успокоиться».
Кто-то чувствительно наступил на ногу, и Сергей увидел лютые Женькины глаза. Ах да, музыка-то кончилась, а он даже и не заметил, начал было танец снова и ее за собой потащил.
Раскланялись, пошли к ступенькам. Глаза Петра азартно поблескивали, и Сергею вдруг захотелось остаться на эстраде и никуда не уходить. Танцевать, танцевать… Когда танцуешь, все уходит. Плохое, хорошее – все это перестает существовать. Отлетает! Танец – это другой мир, другой: только счастье, синее такое, сверкающее. Музыка, движение, красота – и больше ничего в жизни не надо. Ты танцуешь в центре паркета – чемпионы танцуют в центре! – ты летишь, и все на тебя смотрят, и восхищение пронзает тебя, как стрела. За это и умереть не жалко. Если бы можно было танцевать всю жизнь и умереть на паркете!
И снова высунулся из смятения мыслей Малевич, но не такой, каким Сергей его знал, а почему-то с маленькими рожками на голове, и сказал лукавым голосом:
– Хочешь, назову навскидку пятерых почтенных людей, которые тебя сделают не просто богатым, но очень богатым человеком и откроют путь на самый гладкий паркет? И сто баксов выложить, чтобы тебя из беды выручить, – это для них легче, чем плюнуть?
И добавил, придыхая, теперь уже голосом Петра:
– Бабок у этого дядьки – нам и не снилось. Не пойдешь – пожалеешь…
Сергей на ватных ногах начал спускаться с эстрады и вздрогнул, услышав рядом:
– Добрый вечер.
От страха аж в горле пересохло – все, тот тип не стал дожидаться, пока Сергей подойдет к его столику, сам приперся, и сейчас надо будет что-то решать… Но улыбающееся круглое лицо показалось знакомым. Да ведь это Мисюк!
– Узнаешь? Видел, видел твое выступление. Ладони отбил, хлопая. – Он смешно потряс пухлыми ладошками, и впрямь раскрасневшимися. – Вот это класс, я понимаю, утром-то вы с этой теткой слабовато выглядели, уж прости, довольно провинциально. А то, что я видел сейчас, – правду скажу, не ожидал! Спасибо, так сказать, за доставленное удовольствие.
Петр нетерпеливо сигналил глазами и руками: иди, мол, куда тебя приглашали! Но Сергей уставился на Мисюка и слушал, слушал его, радуясь ему, как спасению.
– Но знаешь, ты мне поверь, я в таких делах хорошо понимаю: ты из этой троицы выбиваешься. Девчонка – сущая оторва, этот напарник твой – у него взгляд убийцы, а ты романтический герой, тебе надо свое шоу, чтобы ты был там ведущим танцором, а не на подхвате у каких-то… как бы это помягче выразиться… – Он лукаво усмехнулся. – Ладно, извини, я тут выпил немного. Вообще стараюсь не принимать, но сегодня надо было стресс снять.
– А что у вас случилось? – спросил Сергей, радуясь возможности затянуть разговор.
Конечно, немножко обидно было, что Мисюк так прохладно о них с Майей отозвался. Честно говоря, при виде его промелькнула сумасшедшая надежда: а вдруг знаменитый режиссер счел, что недоплатил танцорам, что он сейчас сунет Сергею еще сотню баксов, и тогда… Эх, как бы это было здорово! Он поменял бы эти деньги завтра с самого утра, чуть только Сбербанк открылся бы, и сразу утром примчался бы к Майе, а про вторую сотню и словом бы не обмолвился, и Майя никогда не узнала бы, что им дали двести баксов, а не сто. Откуда ей узнать?.
– Между прочим, я тебя искал, – продолжал Мисюк. – Эта твоя училка, как ее там, Майя Андреевна, сказала, что ты сегодня в «Пикассо» выступаешь.
Сергей даже покачнулся.
– А где вы ее видели?
– Натурально, во Дворце культуры в вашем. Там же картина экспонируется одна такая… – Мисюк лукаво покрутил головой, – интересная. Видел?
Сергей равнодушно качнул головой:
– Нет, я же не был сегодня на тренировке. Слышал, что ее как раз должны сегодня открыть были, но не видел.
Странно, почему-то показалось, что при этих его словах в маленьких глазах Мисюка, очень напоминавших изюминки, воткнутые в плохо выпеченную булку, мелькнуло облегчение? Показалось, конечно.
– Кстати, а почему ты не был на занятиях? Начальница твоя очень гневалась.
– Гневалась? – У Сергея даже голос сел. – Из-за того, что я не пришел? А она…
Чуть не ляпнул: «Она ничего не говорила о деньгах?», но удержал глупость на кончике языка.
– Слушай… – Мисюк смотрел на него нерешительно. – У меня к тебе просьба. Не выручишь?
«Вот будет номер, если он сейчас попросит взаймы! – Сергей аж поперхнулся от смешка, застрявшего в горле. – Ах да, ему же надо было снять какой-то стресс! Хочет, чтобы я с ним выпил, что ли?»
Петр прошел за его спиной, довольно чувствительно ткнул пальцем под ребро:
– Серж, ты забыл, что тебя ждут?
– Погоди, сейчас, – пробормотал Сергей.
– А, ты занят? – разочарованно пробормотал Мисюк. – Ну, извини, коли так. Я просто хотел у тебя проконсультироваться. Понимаешь, я думаю все же вернуть танцевальный номер в спектакль. Но только с тобой, без Майи Андреевны. Наверное, в принципе ты мог бы изобразить что-нибудь такое… – он пощелкал пальцами, – тангообразное, но один? Ну не смотрится там пара, ты понимаешь? Бал у Сатаны… Как-то не вписываетесь вы в эту команду.
Танцевать, танцевать… Сергей не смог сдержать улыбку:
– Конечно, я мог бы. Ведь танго – это в принципе танец мужской, то есть начинался как чисто мужской в Аргентине, потом уже туда приплелась женская партия.
– Приплелась – это хорошо сказано! – усмехнулся Мисюк. – Слушай, я понимаю, у тебя какие-то свои планы… Но у меня завтра в десять утра уже репетиция, а в связи с этой задумкой про танго мне надо весь план сцены перестроить. Нельзя ли нам с тобой хотя бы часик поговорить? Я бы набросал ситуацию в общих словах, а ты бы мне подсказал, где лучше вставить танец. И музыку подобрали бы. Да ты не думай, не думай, – вдруг засуетился он, – я же не просто так, я тебе заплачу. Сто баксов – как, нормально? Только за эту консультацию. А за каждое выступление тоже буду платить, это пойдет вполне официально, ты не думай, я тебя не кину! Помоги, слушай, я тебя просто прошу.
У Сергея ноги ослабели от облегчения, от благодарности. Сейчас перед ним стоял словно бы совсем не тот человек, который утром в ТЮЗе извращался над актерами и над ними с Майей. Говорят, он очень известный режиссер, Мисюк, – ну, надо думать, не просто так его из Москвы вызвали. И такой человек просит о помощи! Не Майю, хотя она там лауреат и все такое, и руководительница, и воспитательница, и «успела забыть столько, сколько ты знаешь». Не Малевича, который до сих пор купается в лучах прежней славы. Его просит, Сергея! Мисюк смотрит на Сергея не как на мальчишку с умными ногами и глупой головой, а как на равного, даже в чем-то превосходящего. И он заплатит. Вот что главное: он заплатит!
– Сережка, ты что делаешь? – прошептал Петр из-за спины, и в его голосе Сергею послышалась угроза. – Ну нельзя же так обижать хороших людей!
Ах ты, сводня!.. Только теперь до Сергея дошло, чего так суетится Петр. Решил вернуть благосклонность бывшего любовника с помощью свежей задницы? Черта с два!
– Я с удовольствием, – сказал Сергей, кивая Мисюку. – Если могу вам помочь – я с удовольствием! Давайте поговорим. Только где? Здесь шумно, и вообще…
«И вообще» – это был Петр, который ощутимо подавился, услышав, что говорит Сергей.
– Нет, здесь никакого разговора быть не может, – с ужасом огляделся Мисюк. – Вертеп разврата! Давайте ко мне заедем. Мне театр снял квартиру на Верхне-Волжской набережной.
– Так это ж рядом! – Сергей откровенно обрадовался, что сможет побывать в одном из тех домов на набережной, где, как убеждены все нижегородцы от мала до велика, обитают одни только небожители. – Зачем ехать? Мы и пешком дойдем.
Мисюк усмехнулся:
– Вот еще. Поехали. Меня ждет машина.
Он повернул к выходу, и Сергей пошел следом, даже не оглянувшись на Петра.
Из дневника Федора Ромадина, 1780 год
19 января, Рим
Кто сделал это? Кто мог? У кого поднялась рука разрушить это дивное творение природы, уничтожить его, стереть с лица земли?! Что искали убийцы в его комнатах? Там все было перевернуто вверх дном. А как страшно расстался с жизнью Серджио! Ему нанесли десять ножевых ран по всему телу; одна из них, перерезавшая яремную вену, оказалась смертельной.
Его нашла прислуга, пришедшая утром. Он лежал одетый на кровати, его изголовье было все пропитано кровью, вытекшей из этой раны.