Компромат на Ватикан - Елена Арсеньева

Это была игральная карта.

Карта лежала вверх лицевой стороной, и стало видно, что это фигурка человека в папской тиаре и мантии, с посохом в руке. У фигурки было лицо неприятной, носатой женщины с хитроватым взглядом маленьких темных глазок. По тонким губам змеилась улыбка, для которой не было иного определения, кроме – коварная.

Федор схватил карту и громадным прыжком перескочил на дорожку. Ринулся бежать что было сил. Серая спина казалась так далеко от него и так близко к зеленому пальто!

Мужчина сунул руку в карман и держал ее там, Федор видел, как напрягся его локоть.

«Вот сейчас!»

Федор хотел закричать: «Стой!», но испугался, что этим только подхлестнет события. Иной раз крикнуть – это предупредить врага, а на него лучше напасть без предупреждения! И, весь вытянувшись, он прыгнул вперед, простирая руки и силясь хоть кончиками пальцев зацепиться за серую куртку.

Повезло – не пропали еще навыки голкипера дворовой, школьной, потом студенческой, потом любительской команды. Вцепился в серые плечи, впился в них ногтями. Человек, не ожидавший нападения, пытался устоять на ногах, но бросок Федора был слишком силен, серый повалился ничком. Федор – на него, неосознанно поворачивая голову и оберегая лицо от столкновения с землей. Может, шрамы и украшают мужчину, но предстать перед Тоней с разбитым носом – спасибо большое!

Серый бешено завозился, пытаясь сбросить Федора, но тот уже поймал его правую руку и заломил за спину. Серый взвыл и выпустил пистолет. Федор оттолкнул его в сторону, услышал, как вскрикнула Тоня, – ее голос освободил сознание, затуманенное лютой жаждой крови. Еще мгновение – и он выстрелил бы в затылок этой подлой тварюги, которая, чудилось, свалилась в этот мир из некоего мрачного, почти сюрреалистического гиперпространства, вылезла из старой, почти забытой могилы, будто упырь; был бы он один, еще ладно, а то ведь такое сонмище жутких призраков влачилось за ним… но только Федору дано было знать об этом, только ему было предначертано – спасать, защищать в одиночку. И никому ведь не объяснишь, надо просто – делать!

Тем временем серый вдруг сделал какой-то хитрый рывок, выскользнул, при этом ощутимо пнув в бок Федора, а когда тот конвульсивно согнулся, серый вскочил и на полусогнутых кинулся бежать, бросаясь то вправо, то влево, словно сбивая прицел.

Вдруг зашумел мотор, и с проезжей части на бордюр скверика лихо заскочила грязно-серый побитый «Форд».

Тут до Федора дошло: враг уходит. Может уйти!

– Стой! – Он вскочил, прицелился. – Стой, стреляю!

Поздно – серый ворвался в распахнувшуюся дверцу машины, ноги его еще тянулись по земле, а «Форд» уже тронулся. Взревел на полных оборотах – и исчез за углом.

Федор постоял, тяжело дыша, вглядываясь в безответные сумерки. Потом спрятал пистолет под борт куртки – на это все же хватило ума, чтобы не пугать слабый пол, отвел волосы со лба и даже попытался придать лицу человеческое выражение. Тут его что-то обхватило за колени, и он еще был в таком взбудораженном состоянии, что чуть не сделал соответствующий рывок, после которого захват ослаб надолго бы… надолго. Но спохватился и сперва вниз посмотрел, прежде чем дергаться.

Круглая рожица, глаза как блюдца, курносый носишко и щербатенькая улыбка:

– Здравствуйте. Я вас сегодня в самолетнике видела. Вы на мою шапочку смотрели. Нравится? Это мне мама сама связала.

Понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя и сообразить, что это такое «самолетник». Ну да, словечко «аэропорт» Катерине еще выговорить слабо. Помнится, были такие люди в XIX веке, которые никак не могли смириться с иностранными заимствованиями: они хотели, чтобы философию называли любомудрием, галоши – мокроступами, еще какие-то такие словесные приколы придумывали. Федор здорово повеселился, когда про них в первый раз услышал, это потом он узнал, что славянофилы не только прикалывались лингвистически, но и Россию спасли. Катерина, часом, не будущая славянофилка? Ну, если Федору удастся приложить руки к ее воспитанию, именно таковой она и вырастет.

– Привет, – сказал, придерживая ее за худенькие плечи, чтобы не отходила.

Диковинное это было ощущение – обнимать кроху, прижавшуюся к его коленям и вот так глядящую снизу вверх. Он вообще любил детей, и они его любили, оттого в школе с детьми ему было куда лучше и проще, чем с «любомудрыми» училками, но вот такого теплого ощущения своего, родного существа рядом еще как-то не приходилось испытывать.

Быстро погладил девочку по ее помпончикам, оглянулся на Тоню – она-то там как?

Она была в порядке, смотрела на Федора огромными изумленными глазами, словно не верила, что это – он, однако особого страха на ее лице не было, она даже не побледнела. Наверное, не успела испугаться, даже понять не успела толком, что происходит. Ну и отлично.

Федор мельком улыбнулся ей и снова опустил глаза к девочке:

– Привет. Меня дядя Федор зовут, а тебя?

– Катерина. А ты тот самый дядя Федор?

– Ну да, тот самый, – согласился он на всякий случай, вообразив, может, Тоня что-то рассказала о нем дочери, пока забирала ее из детсада.

– А где кот Матроскин? А Шарик?

– А, ну да, – хмыкнул Федор, сообразив наконец, к какой классической величине его приравняли. – В деревне Простоквашино, где ж им еще быть?

– Они охраняют твой дом? – с прежней серьезностью спросила Катерина, совершенно как мама, кивая и поднимая при этом брови, от чего «дядя Федор» просто-таки мурлыкать был готов, вроде того кота Матроскина. Подумал: если все сладится так, как он хочет, надо будет сразу съездить с Катериной на Канавинский базар и выбрать ей собаку или кота. Хотя почему «или»? «И», не «или»! А может, даже и не одну собаку. Какого-нибудь здоровущего пса, чтобы жил во дворе и встречал страшным басистым тявканьем всякого прохожего-проезжего человека, а еще одного в доме держать. Изысканного афгана, или болонку, или кокер-спаниельчика симпатичного – ему все равно, лишь бы девочка была довольна. Рыбок купить, самых что ни на есть чудных, черепах водяных. Теперь, когда он спас эту женщину, которую для себя в жизни отыскал, и ее дочку, Федор готов был на все! Но отсюда надо бы уйти поскорее, вдруг эти ребята где-то поблизости крутятся? Ах, дурак, дурак, ну почему он не взял машину?!

– Катерина, хочешь на такси покататься?

– Вау! – изрекла Катерина.

Ну, это круто. Совсем взрослый ребенок.

Федор оглянулся на Тоню. Она стояла вполоборота к нему и что-то рассматривала – какую-то яркую картинку. Да это же карта, которую он держал в руке, но выронил в момент нападения. И только тут Федор вспомнил – вспомнил, что заставило его потерять рассудок и наброситься на серого. Даже в горле пересохло от этого воспоминания, однако где-то на донышке еще таилась последняя надежда: это все случайность была, совпадение какое-то. Но вот Тоня подняла глаза – и снова, как в ту минуту, когда он увидел карту, ухнуло сердце: не случайность. Не совпадение. История продолжается!

Осторожно, ласково отстранив Катерину, взял ее за руку, пошел к Тоне. Собрался с силами:

– Ты уже видела такую карту? Где?

Взгляд заметался, она не хотела говорить, она словно бы пыталась закрыться ладонями от страха – нет, даже не от страха, а от его предощущения! – но почуяла, что Федор не просто так спрашивает. Пролепетала:

– Видела. Когда я… когда я от Леонтьева убегала… от отца, ну, после того, как… Я дверь закрыла, а она так громко захлопнулась, я даже испугалась. Оглянулась – а к обшивке пришпилена карта. Точно такая же. Она мне почему-то в память врезалась, вот это же самое желтое, носатое лицо. Папская тиара. Но тотчас я о ней забыла. А сейчас… Почему ты набросился на этого человека? Кто он? Кто эта женщина на карте? Почему так?..

У нее перехватило горло.

– Это карта для игры в тарокк, – со вздохом сказал Федор, держа Тоню за руку точно так же, как держал Катерину. – Теперь их чаще называют карты Таро. На них теперь по большей части гадают, а раньше, лет двести назад, это была нормальная карточная игра. На этой картинке – папесса Иоанна. Была такая фигура в папском Риме, до сих пор никто толком не знает, то ли апокрифическая, то ли реальная. С этими картами долгая история, а сейчас нам бы лучше уехать отсюда. Давайте-ка я возьму такси, поедем опять к тете Люсе.

– А кто такая тетя Люся? – с радостным любопытством, поскольку обожала новые знакомства, спросила Катерина, дергая поочередно за руку то маму, то Федора. Но им пока было не до нее.

– Почему туда? – настороженно спросила Тоня. – Почему не домой?

– Потому что… потому что… – Он помедлил, потом решился: – Потому что ты – дочь своего отца. Потому что те, кто убил его, начали теперь охоту за тобой. Потому что рядом с телами своих жертв они оставляют такие вот карты. Это длится уже больше двухсот лет.

Тоня отшатнулась, и Федор грустно улыбнулся:

– Ой, знаю, что ты думаешь. Я хоть и психолог, но сам не псих. И не выдумываю ничего. Это и вправду на фантастику похоже, но… правда, к сожалению, как ни диковинно звучит. Поверь мне! Я тебе все расскажу, я про это знаю все. Не знаю только, кто конкретно этим теперь занимается. Но тот, кто на тебя напал, – их человек. Как правило, они используют для самой черной работы наемников, местных, – наверняка это такой же наемник. Они могут тебя ждать дома, вот чего я боюсь. Ты пойми, пойми. Если я говорю – боюсь, значит, дело серьезное. Домой тебе сейчас никак нельзя! Поехали к тете Люсе, очень тебя прошу. Поверь мне!