Даниил Галицкий. Первый русский король - Наталья Павлищева

Наконец им удалось овладеть стенами Киева, но дальше двинуться не рискнули, все же наступал вечер. Это позволило защитникам отступить к Десятинной. Дмитр, раненный, но не потерявший присутствия духа, распоряжался все так же толково:

– Вокруг церкви успеем возвести тын, сколько да выдержит, еще поганых жизней за собой унесем.

– Воевода, дай хоть рану перевяжу, кровью же изойдешь.

– Не стоит, лучше другими займись, – отвечал Дмитр Якову, пристававшему уже сколько времени. – Полно тебе, к чему и перевязывать, если все одно – погибель.

– А не перевяжу, раньше помрешь и меньше поганых за собой унесешь.

Всю ночь, пока татары сидели на развалинах стены, киевляне возводили новую вокруг Десятинной. Все прекрасно понимали, что слабый тын не спасет от татар, но не сдаваться же проклятым просто так. Никому даже в голову не пришло просить у поганых о пощаде.

Еще раньше, когда татары только переправлялись через Днепр, Дмитр собрал киевлян и попросил всех, кто может уйти в лес, в другую от реки сторону. Бежать, может, удастся уйти от безжалостного врага. Воевода рассказывал о словах пойманного татарина не из самых последних Товрула, по словам которого выходило, что сила двигалась неисчислимая. Если посчитать за каждым названным им нойоном по десятку тысяч, то и впрямь становилось страшно. Но ушли мало кто, правда, в Киеве и без того оставалось немного жителей.

И вот теперь все прятались в Десятинной, ютились, прижимаясь друг к дружке, чтобы согреться, с тоской думали о том, что ждет завтра. Надежда оставалась только на защитников, у которых, кроме затупленных мечей и злости, не было уже ничего. Уповали лишь на чудо, потому всю ночь шла служба…

Татары с изумлением прислушивались к пению, доносившемуся от последнего оплота осажденных. Почему не сдаются, почему продолжают сопротивление?

Батый не стал въезжать в город, пока тот не взят и все жители не уничтожены, из любого окна, из-за любого угла могла вылететь шальная стрела и стать последней для хана. Кроме того, не дело ханов и военачальников вообще самим ввязываться в драку, для того есть те, кто ниже. Хан должен наблюдать, приказывать и принимать побежденных.

К хану пришел Гуюк, он долго отряхивался от снега, который принялся сыпать хлопьями, словно для того чтобы скрыть следы страшного побоища на улицах Киева. Они оба были внуками Потрясателя вселенной, а потому Гуюк считал себя вправе разговаривать с Батыем на равных, хотя и находился у него в подчинении. Хан Гуюк посидел немного, потом принялся рассказывать об упорстве этих шакалов.

– Урусы не сдаются, их загнали уже в одну-единственную постройку, дом их Бога.

– Что они там делают? Может, там подземный ход есть?

– Если есть, то очень далекий, наши воины следят за всей округой, если из-под земли где-то начнут выходить люди, их сразу схватят и тем же путем ворвутся к осажденным.

– У них очень умный нойон, хорошо распоряжается обороной. Скажи, чтобы его взяли живым, хочу посмотреть на храбреца. А к их последнему прибежищу подтащите пороки и попросту разбейте стены, пусть те, кто спрятался, в этом прибежище последний миг и встретят.

За ночь снегом занесло почти все, но он быстро таял, словно плакал вместе с осажденными людьми. Из Десятинной действительно был тайный ход, и уйти им можно, но, на беду киевлян, неподалеку от выхода расположился один из татарских отрядов. Выйти значило показать врагам, где этот ход. Тогда Дмитр распорядился собрать в этом тайнике женщин и детей вместе с сокровищами Десятинной и ждать, когда начнется последний штурм, чтобы под его прикрытием уйти.

Наставляя Евсея, которого поставил старшими над беглецами, Дмитр твердил:

– Запомни, выведи баб с детишками, сокровища можешь оставить, кому они нужны, если людей нет? И не спеши, должен убедиться, что татар нет, чтобы не угодить прямо к ним в лапы.

Никто не знает, что произошло в том тайном ходу и вышли ли люди. Может, они сумели бежать, да так рассеялись по земле, что и не вспомнили о тайнике, а может, все же попали татарам и были уничтожены… И сокровищницу не нашли. Ходят легенды, что она так и лежит в тайном ходу, дожидаясь своего часа.

Утром пороки снова начали бить… по стенам Десятинной! Кто-то из оставшихся баб завизжал. На нее шикнули, даже такая страшная смерть под развалинами Десятинной казалась лучше, чем мучения от рук поганых. А снаружи ратники отбивали приступ за приступом. Татары бросали в бой своих воинов, не задумываясь, что те могут погибнуть под стенами церкви вместе с киевлянами.

А над городом вдруг понесся запах гари, но жгли не татары: чтобы город не достался врагу, его поджигали собственные жители, рассудив, что если выживут, то отстроят новое, а если нет, так хоть врагу навредят.

Последнее, что услышал Дмитр, – грохот рушившихся стен Десятинной! Его еще раз ранило, и глаза застлала кровавая пелена. Сквозь нее еще какое-то время доносились крики, стоны и ругань по-русски и по-татарски, а потом воевода провалился в темноту…

Очнулся Дмитр не скоро, почувствовал, что руки связаны, а под щекой голая земля. Плен… Что может быть хуже для вольного человека и тем более воина? Лучше тяжелая рана, стрела в сердце, гибель на поле брани, но только не плен!

Но татары выполнили приказ хана, Дмитру оставили жизнь. Сказывали, что когда привели пленного воеводу к хану, тот спросил, мол, что будет делать, если ему вернут меч, Дмитр, не задумываясь, ответил:

– Снова подниму его против тебя!

Батый, пораженный разумностью и неустрашимостью русского воеводы, вопреки всем правилам Дмитра не казнил, однако не предложил ему службу у себя, понимал, что не согласится и в ответ на отказ придется убить. Дмитр еще смог сослужить службу своей земле. Поневоле наблюдая за страшным разорением Галицких и Волынских земель, он посоветовал Батыю в них не задерживаться, чтобы угры и ляхи не успели собрать достаточно сил для сопротивления. Говорят, хан послушал совет и поторопился в Венгрию, не став разрушать до основания те крепости, что не удалось взять сразу.

Возможно, благодаря совету Дмитра остались стоять Кременец и Холм…

О судьбе разумного воеводы ничего не известно, то ли все же посоветовал что-то не то, то ли от «злой чести татарской» отказался.

БЕЖЕНЦЫ

«Даниил сказал так: «Нехорошо нам оставаться здесь, близко от воюющих против нас иноплеменников».

Едва успели князь Василько Романович со своей семьей и с семьей брата Даниила унести ноги, как на их землях появились татарские отряды. После полного разорения Киева до галичских земель дошли быстро, потому что болоховские по пути решили не сопротивляться, а лучше договориться добром. Получилось, за обещание давать татарам зерно и корма для коней те не разорили ни одного болоховского города. И селищ не тронули тоже.

А вот галицкие и волынские пограбили и сожгли. По дорогам потянулись беженцы, да разве успеют убежать те, кто пешим бредет, ведя за руку детей и таща нехитрый скарб, от конных? Были закрывшие ворота и выстоявшие города, были поверившие лживым обещаниям и сдавшиеся на милость победителей, не было только договорившихся, как их соседи, и очень мало уцелевших. А заступиться было некому, оба князя у угров и ляхов, бояре бежали, воеводы поспешили унести ноги…

Даниил Романович прибыл к угорскому королю Беле с богатыми дарами, но особо радушного приема не встретил. Королю надоели эти все, кто прибывал с востока! Сначала, убегая от татарского войска, пришел половецкий хан Котян со своими сородичами. Просил земель для жизни, обещал не мешать, а в случае необходимости встать под руку Белы. Половцы прекрасные всадники и меткие стрелки, а необходимость у короля была постоянная, потому Бела разрешил поселиться в Венгрии и выделил земли. Кроме того, они были с ханом Котяном родственниками.

Следом явился опальный князь Михаил Черниговский, хотя какой он Черниговский, если Чернигов давно татары взяли, а из Киева он сам сбежал! Принялся сватать старшую дочь Белы за своего сына Ростислава. Конечно, Анне пора бы замуж, но не за русского же княжича, у отца которого земель больше нет и скоро не предвидится. Дружина у Михаила Всеволодовича никакая, скорее самому помощь нужна, Бела отказал.

Теперь приехал давний противник Даниил Романович. С этим князем было больше боев, чем дружбы. Галичина всегда нравилась угорским королям, а права на нее имели многие. Вот и помогал тот же Бела противникам князя Даниила. Но татары совсем близко от его Галичины, потому небось и приехал. Этому-то чего надо?

Услышав о сватовстве двенадцатилетнего Льва к такой же юной Констанции, Бела изумленно приподнял брови:

– Не рано ли, князь? Пусть еще с куклами поиграет.

И смотрел насмешливо, ожидая, когда гордый Даниил о деле начнет говорить, ведь явно помощи просить приехал! Даниил прекрасно понял эту надменность и с первого взгляда для себя осознал, что никакой помощи не получит.