Знаменитые женщины Московской Руси. XV—XVI века - Людмила Морозова

После приема на площади был устроен рыцарский турнир. Одному из победителей Зоя сама надела на палец золотое кольцо, второму послала аналогичный дар, поскольку покинула состязание из-за плохого самочувствия. Возможно, это было сделано также из-за того, что в России подобных развлечений не было и знатным женщинам не полагалось дарить кольца незнакомым мужчинам.

Горожане вручили своей почетной гостье ценные дары: позолоченный серебряный кубок с росписью и сорок кувшинов вина, лично от женщин — бочонок вина и двадцать коробок со сладостями{288}.

Утром 15 августа 1472 г. путешествие продолжилось. Путь вел сначала в Эрфурт, затем в Любек. В этом крупном торговом порту была сделана длительная остановка, поскольку было необходимо подготовиться к морскому путешествию по Балтийскому морю к Колывани (Таллину). В русских летописях об этом писалось следующее: «В лето 1472, месяца сентября 1, фрязы и греци из Рима пришли с царевною Софьею в немецкы город Любик, и рядилися туто 8 дней, а в 9 того месяца пошли оттоля суды к кораблю, а в 10 на корабль взошли»{289}.

Плавание по морю оказалось тяжелым. Осенью Балтийское море часто штормило. В летописи писалось следующее: «Того же месяца в 21 пришла царевна кораблем в Колывань. А носило их море 11 день, ис Колывани пошли октября 1, а в Юрьев пришли того же месяца 6, а во Псков пришли октября 11»{290}.

В Пскове византийская царевна впервые познакомилась с русскими людьми. Можно предположить, что к этому времени она уже умела изъясняться на русском языке, поэтому смогла обратиться к псковичам с приветственной речью. На местных жителей ее визит произвел большое впечатление. Поэтому он даже был описан в псковских летописях.

Согласно этому описанию, первая официальная встреча произошла на ливонском берегу реки Омовжи. Знатные псковичи приплыли на шести больших лодках и, высадившись, с почетом поднесли Зое и ее спутникам большие золоченые чарки с вином и медом. В ответ принцесса поблагодарила их и сказала, что расценивает дары как знак любви и почтения к ней — невесте великого князя Ивана Васильевича, к которому стремится всей душой. После этого гостей разместили на лодках псковичей и повезли по реке Великой к Пскову.

Недалеко от города Зоя облачилась в «царские одежды», чтобы русские люди увидели ее в полном великолепии. У стен города состоялась встреча с духовенством и городской верхушкой. «А священноиноки и священники, и дьяконы вышли со кресты, а псковичи чтиша и дариша ю много и даша ей дару 50 рублей». По православному обычаю Зоя приняла благословение от настоятеля местного собора, поцеловала крест и взяла челобитную грамоту горожан. В ней они просили стать их защитницей. После этого Зоя отправилась в Троицкий собор, где почтила местные святыни и отслужила литургию. При этом она приказала то же самое сделать представителям католического духовенства из числа ее спутников. Она хотела, чтобы будущие подданные не сомневались в ее принадлежности к православию. Хотя папскому легату не хотелось этого делать, он был вынужден подчиниться{291}.

Необходимо отметить, что внешний вид епископа Бонумбре показался русским людям очень необычным: «Не по чину нашему оболчен бе весь червленым платьем, имея на собе куколь червлен же, на главе обвит глухо якоже каптур литовской, только лицо его знати, а перстатицы на руках его имея непрестанно, яко рук его никому же видети»{292}.

П. Пирлинг, анализируя поведение Софьи в псковских храмах, сделал вывод о том, что уже в первом русском городе она сразу же порвала с католическим прошлым и стала показывать всем, что является истинной православной верующей{293}.

Поведение принцессы резко изменилось, видимо, из-за того, что ей надоело навязчивое покровительство католического духовенства, представители которого постоянно внушали ей, что она нищая сирота. В Москву она ехала, чтобы разделить трон с правителем большого православного государства, и с радостью вспомнила веру своих предков — византийских императоров.

Псковичи оказались исключительно радушными людьми. Каждый день они устраивали пиры в честь знатной гостьи. На последнем приеме Зоя сказала следующее: «Теперь хочу ехать к моему и вашему государю в Москву, а за ваш хлеб, вино и мед кланяюсь. Когда, Бог даст, буду в Москве и когда вам будет какая нужда, то буду усердно вам помогать».

Утром 18 октября царевна «поехала изо Пскову за князя великого Ивана Васильевича на Москву, и проводиша ю до новгородского рубежа. И быша у ней люди черны, а иные сини, а боярин был ея великого князя Юрьи Малой Грек, а владыка тверской Нил был того же роду»{294}.

Из воспоминаний псковичей о свите царевны можно сделать вывод о том, что в нее входили африканцы с темным цветом кожи. Вероятно, они были включены в окружение Зои для того, чтобы в глазах русских людей невеста выглядела особенно пышно и необычно.

В Новгород путешественники прибыли 25 октября и были встречены не менее почетно, чем в Пскове. Сам архиепископ Феофил приветствовал Зою в Софийском соборе и дал ей свое благословение. От горожан она получила много ценных даров. Но задерживаться в этом городе было уже нельзя — скоро должна была наступить зима. Поэтому 30 октября принцесса продолжила путь к Москве{295}.

По дороге Зоя стала получать различные подарки от жениха: бархатные и парчовые шубы, подбитые мехом горностаев и соболей, удобные и теплые кареты и даже шубы для женщин ее свиты из меха лисиц и белок.

В столице в это время усиленно готовились к приему важных гостей. От псковских и новгородских властей Иван III узнал, что впереди процессии везут крыж — католическое распятие. Это должно было означать, что Зоя и ее спутники находятся под покровительством католической церкви. Но для великого князя подобный символ мог означать лишь то, что его невеста — иноверка. Поэтому он обратился за советом к митрополиту Филиппу. Тот, узнав о католическом распятии, очень возмутился и заявил, что почитание чужой веры может означать лишь поругание своей. Поэтому если крыж внесут в Москву, то он покинет город навсегда{296}.

Разрешить назревающий конфликт было поручено боярину Федору Давыдовичу Хромому. Неподалеку от столицы он подъехал к кортежу Зои и заявил папскому легату, что в православную столицу нельзя вносить католическое распятие. Бонумбре попытался было ему возразить, но боярин вырвал крыж из его рук и повелел своим слугам подальше его спрятать. Тогда в конфликт вмешался Иван Фрязин, но Федор Давыдович приказал слугам побить его и отобрать все имущество.