Из Африки - Карен Бликсен

Еще до прихода на сходку я знала, что там будет предпринята попытка остричь Канину буквально наголо. Он и глазом не успеет моргнуть, как лишится всех своих овец: часть стада пойдет на возмещение семьям убитых и раненых, часть будет съедена в ходе собрания. Я с самого начала вознамерилась этому воспротивиться. С моей точки зрения, Канину лишился сына в точности так же, как остальные двое, причем судьба его сына казалась мне наиболее трагичной. Вамаи погиб, и его не воскресить, Ваниангерри находится в больнице, где за ним есть уход, и только Каберо всеми покинут, и никто не знает, где лежат его кости…

Канину отлично подходил на роль быка, откормленного для заклания. Он был одним из крупнейших моих арендаторов: за ним числилось тридцать пять голов крупного рогатого скота, пять жен и шестьдесят коз. Его деревня располагалась вблизи моего леса, в связи с чем я постоянно лицезрела его детей и коз и то и дело заставала его женщин за порубкой моих деревьев.

Кикуйю не имеют понятия о роскоши: самые богатые среди них живут точно так же, как беднейшие; в хижине Канину я не нашла бы никакой мебели, не считая, может быть, деревянного табурета. Зато в деревне Канину было много хижин, вокруг которых всегда вились старухи, молодежь и детвора. На закате, при приближении времени дойки, к деревне тянулось внушительное стадо, отбрасывая на траву синие тени. Ввиду всего этого худой старик в кожаной накидке, с сетью забитых пылью морщин на лице, безоговорочно слыл на ферме богачом.

У меня с Канину неоднократно вспыхивали горячие перепалки. Я даже угрожала прогнать его с фермы в наказание за его специфические занятия. Канину поддерживал добрые отношения с соседями — маасаи и отдал за мужчин этого племени то ли четыре, то ли пять своих дочерей.

Сами кикуйю признавались мне, что в былые времена маасаи считали ниже своего достоинства родниться с ними. Однако в наши дни этот странный, вымирающий народ, стремясь оттянуть свое окончательное исчезновение, вынужден смирить свою гордыню; женщины-маасаи практически бесплодны, и плодовитые девушки-кикуйю пользуются у мужчин племени большим спросом.

Все потомство Канину отличалось видной внешностью, и он перегнал из резервации маасаи немало откормленных телок, полученных в обмен за своих дочерей. Он был не единственным отцом семейства из числа кикуйю, которые богатели таким способом. Мне рассказывали, что вождь кикуйю Кинанжуи отдал маасаи около двух десятков своих дочерей, разбогатев больше чем на сотню голов скота.

Однако год назад в резервация маасаи был объявлен карантин из-за вспышки ящура, и приток оттуда скота должен был полностью прекратиться. Канину столкнулся с серьезной дилеммой. Маасаи — кочевники, меняющие становища в зависимости от времени года, осадков и состояния пастбищ, поэтому коровы, оставшиеся в их стадах, но принадлежавшие по закону Канину, были рассеяны по большим пространствам, и теперь об их участи можно было только гадать.

По части обмена скотом маасаи не придерживаются строгих правил, тем более если речь идет о презренных кикуйю. Они — прекрасные воины и, как рассказывают, непревзойденные любовники. В их руках сердца дочерей Канину ждала судьба сердец сабинянок: положиться на них отец уже не мог. Тогда пронырливый старик принялся переправлять свой скот через реку по ночам, когда ветеринарной службе положено почивать. С его стороны это было черной неблагодарностью по отношению ко мне, ибо карантинные правила встречают у африканцев полное понимание и уважение. Если бы этих коров нашли на моей земле, то карантин мог бы быть распространен и на мою ферму.

Я была вынуждена выставить вдоль реки наблюдателей для перехвата контрабанды Канину; лунными ночами происходили драматические нападения из засады, за которыми следовало бегство вдоль залитой лунным светом водной глади; телки при этом разбегались во всех мыслимых направлениях.

Жогона, отец погибшего Вамаи, был, напротив, человеком бедным. У него была всего одна жена-старуха; все его достояние исчерпывалось тремя козами. На большее богатство ему не приходилось рассчитывать, ибо он отличался вопиющим простодушием.

Я хорошо знала Жогону. За год до этого несчастья на ферме произошло страшное убийство. Двух индусов, снимавших у меня выше по реке пресс и моловших на нем для кикуйю маис, нашли убитыми. Преступление было совершено под покровом ночи; все добро убитых исчезло, а убийц так и не нашли. Убийство нагнало страху на всех окрестных торговцев и лавочников-индусов, и они разбежались, словно их сдуло порывом ураганного ветра. Мне пришлось вооружить Пурана Сингха, жившего на моей кофесушилке, дробовиком, иначе и он не усидел бы на месте, но к оружию пришлось приложить и немало уговоров. В первые ночи после убийства даже мне самой чудились в темноте шаги по дому, и я на протяжении недели держала при себе ночного сторожа. Это и был Жогона. Этот безобидный человек не уберег бы меня от злоумышленников, зато он отличался дружелюбием, и беседовать с ним было сплошным удовольствием. У него были манеры беззаботного ребенка, с широкой физиономии не сходило вдохновенное выражение; глядя на меня, он всегда смеялся. Мое присутствие на кияма сильно его порадовало.

Впрочем, в Коране, который я тогда как раз штудировала, сказано черным по белому: «Не отклоняйся от закона в пользу бедного».

Кроме меня, как минимум еще один участник собрания понимал, что цель всех присутствующих заключается в том, чтобы разорить Канину: сам Канину. Остальные старики проявляли величайшее внимание к происходящему и напрягали все умственные силы. Канину сидел на земле, накрыв голову плащом из козьих шкур; время от времени из-под плаща раздавалось повизгивание, словно там пряталась собачонка, уставшая выть и способная только скулить.

Старикам хотелось начать с дела раненого Ваниангерри, так как оно открывало возможности для безграничного разглагольствования. Каким должно быть возмещение, если Ваниангерри умрет? Если останется уродом? Если больше не сможет говорить?.. Фарах сказал им от моего имени, что я отказываюсь обсуждать все это, пока не побываю в Найроби и не побеседую с лечащим врачом. Старики стали разочарованно готовить аргументацию по следующему делу.

Я объяснила им через Фараха, что кияма обязана быстро разрешить данный вопрос, а не обсуждать его до второго пришествия. Ведь любому ясно, что это не предумышленное убийство, а ужасная случайность. Кияма выслушала мою речь с почтительным вниманием, но тут же выставила свои возражения.

— Мы ничего не знаем, мсабу, — было заявлено мне. — Но, как мы видим, ты тоже знаешь недостаточно, а из того, что ты нам говоришь, понимаем лишь малую часть. Выстрел произвел сын Канину. Иначе как могло получиться, что невредимым остался он один? Если ты желаешь услышать больше, то твое любопытство удовлетворит Мауге. Там был его сын, лишившийся при выстреле уха.