Я никогда не была спокойна - Амедео Ла Маттина

Анжелика возвращается в редакцию только как партийный руководитель. На следующий день после окончания «дела Джудиче» она посылает в правление письмо об увольнении, но Лаццари и Серрати пытаются ее переубедить. Все напрасно. К ней приходят простые журналисты и делегации коллег. Все умоляют ее вернуться в газету, даже просят стать редактором. Муссолини не ищет ей замену: ее стол пустует, на случай если она решит вернуться. Но ее решение неизменно. Возможно, она ждет, что Бенито сам к ней придет. Этого не происходит. Он не оставляет ей даже записки, а ведь он Анжелике еще и должен денег.

Бенито часто занимал у нее: его жена и дочь жили в Милане, он едва сводил концы с концами с зарплатой в пятьсот лир. Он должен вернуть ей семьдесят пять лир, он посылает их в конверте, в который вложен фирменный бланк Avanti! на нем написано всего одно слово: «Спасибо». Она ему отвечает: «Ты для меня больше не социалист. Как быстро ты забыл, что такое голод. И я не вижу причин, по которым я могу по-прежнему выражать тебе солидарность, в которой ты так цинично отказываешь другим»[177].

Она разрывает личные отношения, но не политические. Эти двое встретятся на заседании руководства партии 14 июля. Она поднимает «дело Джудиче» и говорит, что, если бы она стояла не перед редактором Avanti! а перед редактором какой-нибудь буржуазной газеты, она бы бросила ему в голову чернильницу. «А я бы бросил в тебя другую», – отвечает Бенито. «В этом случае газета заплатила бы за три чернильницы, а ты бы вышел с одним глазом», – раздраженно парирует Балабанова[178]. Это ссора двух товарищей, которых связывает не только политика, которые пережили вместе много битв, и таких ожесточенных, как, например, забастовка миланских металлургов, охватившая всю Ломбардию.

Июньская забастовка, о которой мечтали революционные профсоюзные деятели и против которой выступала Генеральная конфедерация труда под руководством Ринальдо Риголы, потерпела неудачу. Сторонники мобилизации Филиппо Корридони и Альцест де Амбрис были арестованы. Еще одна забастовка и еще один провал. На этот раз умеренные члены ИСП и профсоюзов решили отомстить: они обвинили Муссолини в поддержке инакомыслящих, анархо-синдикалистских позиций. На его стороне снова оказалась Анжелика. Для нее личные дела – одно, а политическая линия – другое.

Конечно, помпезные хроники Avanti! ничего не сообщают о «деле Джудиче» и отставке главного редактора. Напротив, в них пишется о полном согласии товарища Анжелики с Муссолини. Обсуждение в руководстве длится несколько дней. В итоге Бенито выходит победителем благодаря прекрасным показателям первых семи месяцев, когда он руководил изданием газеты. Тиражи выросли, и Avanti! стала главным героем этого, пусть и неудачного, пролетарского союза, вызвавшего энтузиазм во всей местной социалистической печати. В конце концов партия вновь обрела уверенность и силу среди молодежи и рабочего класса. Таким образом, социализм вернулся к жизни, обрел силу, вышел из побеленных склепов салонов.

Благодаря поддержке Балабановой с заседания руководства, состоявшегося 14 июля, Муссолини вышел еще более окрепшим. К великому огорчению Турати, который был уверен, что события в Милане уничтожат этого выскочку. А Муссолини посылают на съезд в Анконе 1914 года, где он станет новым лидером партии.

Глава одиннадцатая

Проклятие действует

Когда рядом не стало Анжелики, «ереси» Муссолини посыпались как из ведра. Птенец встал на крыло. Что до нее, то она ранена, разочарована, ее предали как друга и как женщину. Но прежде всего она стойкий борец за дело социализма. Личное дело – это политика, любовь должна быть принесена в жертву классовой борьбе. Теперь она освобождена от работы в редакции и снова может гулять как когда-то, – вдали от города, от бессмысленного соперничества миланских примадонн, от любовных приключений Бенито. Она продолжает писать для газеты, но теперь у нее появляется время, она может продолжить пропаганду и обучение марксизму в деревнях и селах. И вот она снова монахиня-паломница в грязных ботинках, длинном пыльном плаще, с собой у нее вещевой мешок, набитый газетами, русскими и немецкими романами, и стихи Леопарди, с которыми она никогда не расстается.

Она возвращается в Милан в нужный момент. Ездит в Рим на заседания руководства партии. Не пропускает ни одного мятежа: она там, где бастуют рабочие. Во время беспорядков «Красной недели» в 1914 году она в первых рядах. Теперь она может поехать в Европу и встретиться с друзьями: Либкнехтом, Люксембург и Цеткин. Ее любимой страной по-прежнему является Германия. Она находится во Франкфурте, когда в феврале 1914 года вспыхивают протесты рабочих. Она участвует в демонстрациях, ее приглашают выступать, она бросает яростные обвинения в адрес правительства в Берлине, и в конце концов ее изгоняют из страны. Вернувшись в Италию, Балабанова чувствует, что революционный процесс запущен. И его вряд ли удастся остановить. Но это всего лишь идеологическая иллюзия.

26 июля 1914 года Анжелика Балабанова находилась в отдаленном уголке Тосканы, когда из местного отдела партии ей доставили телеграмму от руководства Интернационала: ей срочно надо ехать в Брюссель. Она спешно едет в Пизу, садится на ночной поезд, следующий в Милан. В Милане она надеется пересесть на другой и добраться до Брюсселя вовремя, чтобы попасть на заседание.

– Не могли бы вы разбудить меня, когда мы приедем в Милан? Я хотела бы вздремнуть, – просит она проводника, падая с ног от усталости.

– Милан? Но мадам, этот поезд идет в Рим!

Она села не на тот поезд. Это экспресс, он идет без остановок, и назад вернуться она не может. Анжелика в отчаянии, она рискует не попасть на самое важное в ее жизни заседание.

– В Рим? Разве мы не в Милан едем? Умоляю вас, сделайте что-нибудь, помогите мне. Послушайте, товарищ, началась война. Мы должны остановить ее, если получится, или не дать ей распространиться по всей Европе. Съезд Интернационала состоится в августе, это слишком поздно. Исполнительный комитет должен действовать сейчас. Завтра мы встречаемся в Брюсселе.

– Я так часто видел вас на вокзале, – говорит он, – и знаю, кто вы. Не беспокойтесь, товарищ. Вы будете в Брюсселе вовремя, – отвечает проводник и уходит.

Полчаса спустя поезд замедляет ход и останавливается на какой-то станции. Проводник входит в ее купе и открывает окно. Подняв Балабанову, он через окно опускает ее в протянутые руки станционного служащего, который бежит вдоль платформы. Однако на станции в этот ночной час не останавливаются пассажирские поезда, следующие в Милан, только товарные. Но это неважно. Ее сажают в вагон, идущий на север, до Милана, и потом в Брюссель.

«Я уже несколько раз совершала подобные поездки,