Григорий Распутин. Авантюрист или святой старец - Александр Боханов

«Я видела у нас Распутина раза два-три. Каждый раз я его видела около больного Алексея Николаевича. На этой почве он у нас и появился: Государыня считала его праведником и верила в силу его молитв» (няня Царских Детей Е.Н. Эрсберг, прослужившая в Семье 16 лет).

Камердинер Государя А.А. Волков свидетельствовал: «Распутина я за все время видел во Дворце сам два раза. Его принимали Государь и Государыня вместе. Он был у них минут 20 ив первый, и во второй раз. Я ни разу не видел, чтобы он даже чай у Них пил».

Но об истинном положении вещей мало кто был осведомлен, да оно и редко кого интересовало. Занимало же совсем другое.

В 1910 году в высшем обществе уже уверенно стали передавать друг другу сенсационную новость: в Царской Семье появился советник, родом из Сибири, какой-то мужик. Говорили, что раньше он был «конокрадом», а потом стал «сектантом-хлыстом», что он обладает даром провидца и врачевателя и что Императорская Чета часто призывает его к себе, чтобы слушать его «откровения» и «наставления».

Распутин становился «модной столичной штучкой». Хозяйка великосветского салона графиня Софья

Игнатьева немедленно разыскала этого загадочного мужика и несколько вечеров «потчевала» им гостей своего дома. Можно предположить, что именно ее имел в виду писатель и журналист Дон-Аминадо (Шполянский), сочинивший хлесткие стихи, обретшие большую популярность.

Была война, была Россия.

И был салон графини И.,

Где новоявленный Мессия

Хлебал французское Аи.

Как хорошо дурманит деготь

И нервы женские бодрит,

Скажите, можно вас потрогать? —

Хозяйка дома говорит.

Ну, что ж, — ответствует Григорий. —

Не жалко. Трогай, коли хошь.

А сам, поднявши очи горе,

Одними глазком косит на брошь.

Не любит? Любит? Не обманет?

Поймет? Оценит робкий жест?

Ее на груздь, на ситный тянет,

А он глазами брошку ест.

И даже бедному амуру

Глядеть неловко с потолка

На титулованную дуру,

На бороденку мужика.

Другая столичная гранд-дама, баронесса Варвара Икскуль фон Гильденбандт, тоже долго не могла успокоиться, пока не заполучила в свои апартаменты этого проповедника. Он очаровал ее. Баронесса, которая ранее считала себя приверженцей Льва Толстого, заимела новое «увлечение», а на ее письменном столе портрет яснополянского графа-писателя сменил портрет сибирского крестьянина.

О том, насколько был велик интерес к Распутину столичного общества, засвидетельствовала эссеистка и фельетонистка Тэффи (по мужу H.A. Бучинская, урожденная Лохвицкая). На склоне лет в эмиграции в Париже некогда популярная писательница написала очерки воспоминаний о важных событиях и приметных людях, с которыми ей довелось встречаться. Среди них и Григорий Распутин, о котором она справедливо написала: «Человек этот был единственным, неповторимым, весь словно выдуманной, в легенде жил, в легенде умер и в памяти легендой облечется».

Очерк Тэффи содержит немало нюансов и подробностей, которые трудно отыскать у других мемуаристов. Автор признает, что ей совсем не хотелось этой встречи, она совсем ее не искала, хотя вокруг только и говорили о загадочном сибиряке. В некоторых домах, как отмечает Тэффи, она даже встречала транспаранты: «У нас о Распутине не говорят». Но все равно говорили.

Встреча состоялась в марте 1915 года по просьбе философа и писателя В.В. Розанова и журналиста А.А. Измайлова. Особенно настаивал Василий Розанов, который тогда был одержим разгадкой тайны «половых влечений». А кто же лучше Распутина мог ему помочь в этом. Но для получения «откровений» нужна была привлекательная приманка. И лучше Тэффи — видной и известной дамы — никого найти не сумели. Упросили, умолили. Причем непременно, чтобы оделась «пошикарнее». Она без всякой охоты пошла на «литературный обед», назначенный в доме издателя и биржевика А.Ф. Филиппова.

Тэффи прибыла полная предубеждений. Она один раз уже мельком видела Распутина, и хотя с ним не общалась лично, но и так «все знала». «Современную», «образованную», «талантливую» женщину, придерживающуюся «либеральных взглядов», не мог провести «какой-то мужик»! Она ни на что значительное не надеялась, но просто не могла отказать в просьбах «собратьям по перу».

Писательнице отвели место рядом с Григорием. Он заметил соседку, стал оказывать ей знаки внимания: задал два-три вопроса о ее личной жизни. И о себе кое-что рассказал. «Вот хочу поскорее к себе, в Тобольск. Молиться хочу. У меня в деревеньке-το хорошо молиться, и Бог там молитву слушает. А у вас здесь грех один. У вас молиться нельзя. Тяжело это, когда молиться нельзя. Ох, тяжело».

Ясное дело, что публика, собравшаяся за столом, совсем не то хотела слышать. Нужны были «пикантные подробности», требовались дела и слова совсем иного характера. Розанов, обеспокоенный ходом беседы, улучив минутку, отвел Надежду Александровну в сторону и давал наставления: «Вы его разговорите. С нами он так разговаривать не станет — он любит дам. Непременно затроньте эротические темы. Тут он будет интересен, тут надо его послушать».

Тэффи обещала. Но «эротической темы» все никак не получалось. Рядом сидевший Розанов зловеще суфлировал: «наводите его наэротику. спросите его про Вырубову, спросите про всех». Но «интересный разговор» никак не клеился. Распутин раздавал гостям листы со своими текстами, но «примечательного» собравшиеся там не усмотрели. «Набор слов», все о какой-то «отвлеченной любви».

Самой Тэффи Григорий оставил собственноручный автограф. «Надежде. Бог есть любовь. Ты люби. Бог простит. Григорий».

Публика изнемогала. Ничего скандального никак не «вытанцовывалось». Вечер был прерван неожиданно звонком из Царского. Распутин тотчас собрался и отбыл [16 — В дневнике Николая II встреч с Распутиным за март 1915 года не зафиксировано. Значит, если он и приезжал в Царское, то не к Венценосцам, а может быть, к Вырубовой, которая тогда все еще была недвижима и тяжело болела после железнодорожной аварии.]. Все. Хотя Распутин обещал вернуться, но Тэффи покинула «литературное застолье», тем более что был уже первый час ночи.

Писательница не хотела больше встречаться с Распутиным. Ничего «выдающегося». Но через несколько дней встретиться пришлось. По ее словам, ее «опять упросили». Все происходило там же, за столом — те же. Она опять, как «лакомая приманка», — слева от Распутина. В этот раз «событий» было больше. Григорию щедро наливали любимую им мадеру, он даже якобы плясал русскую, тем более что музыканты были заблаговременно приглашены.

На той встрече прозвучали предсказания, пророческое значение которых Тэффи поняла много позднее.