Янка Дягилева. Жизнь и творчество самой известной представительницы женского рок-андеграунда - Кристина Пауэр

– несмотря на полночь, стрелки указывают на другой час («Полночь, а стрелки врозь – не сойтись им никак»). Однако серые будни не дают обычному человеку замечать отхождения от нормы: работа идёт своим чередом, «замыливая взгляд» на реальную меняющуюся жизнь: «По самый шиворот ворох шуршит бумаги клочьями / По чистому писаных, не между строк да наискось».

Биографический код, указывающий на неудачный период жизни поэта, отражается на тексте: «По самый шиворот ворох шуршит бумаги клочьями / По чистому писаных, не между строк да наискось / Сверху красным карандашом». В этих строках узнаётся творческий рабочий процесс, когда автор недоволен тем, что он написал: ворох черновиков превращается в скомканные листы неудачных попыток. Черновики зачёркиваются, исправляются, вновь перечёркиваются и правятся красным, чтобы автор не запутался в количестве заменённых фрагментов. Возможно, это сублимация реальной истории, когда Летов рекомендовал переписывать партии для первого альбома, настаивал на исправлениях, на доведении до идеала, что могло ранить старательную Янку.

Затем мы вновь окунаемся в серые рабочие будни обычного человека, которого мотивирует руководство, может быть, премией, а возможно, повышением: «Авансом получи сполна – хорош задаток?» Но реальное бытовое пространство резко сменяется кадрами сказочными, а затем наоборот: «Птица райская с картошкой жареной / Крылья – твои, взамен на рога».

Таким образом, калейдоскоп иллюстраций серой «бытовухи» и сказочных образов трансформируется в резкую динамичную рябь, где райские птицы совмещаются с картошкой, а крылья превращаются в рога, как карета Золушки в полночь становится тыквой.

Итак, этот текст эксплицирует контраст серой бытовой реальности и красочного сказочного мира: иными словами, момент, когда мечты не становятся явью.

Синим мячиком с горы прочь голова… (1987)

Стихотворение «Синим мячиком с горы прочь голова…» написано в поезде из Новосибирска в Омск в октябре 1987 года. Этот текст наполнен метафорами. Первую мы обнаруживаем в первой строке, где голова, вероятно переполненная мыслями и проблемами, мешающими спать, сравнивается с резиновым мячиком: «Синим мячиком с горы прочь голова». Оборот мыслей сводит с ума: «Разбуди фонарём в глаза безумные!» Возможно, лирическую героиню в этот момент беспокоят бытовые вопросы, связанные с отсутствием комфорта и, может быть, даже с голодом: «Хлебной крошкой под простынёй играет память». Соотнося стихотворение с биографическим кодом, мы понимаем, что здесь описан быт в путешествии в поезде, где за окном мелькают сибирские пейзажи: «Затянет окна лёд к концу месяца – к концу октября». Эти картины навеивают воспоминания о деревенском быте, вероятно, господствующем на даче Дягилевых, откуда она и ушла, не вернувшись: «Под рок-н-роллов пляс на крышке погреба / Встань в рань – пора-то страдная». Образ погреба как холодного подземного пространства созвучно с лексемой «гроб» и темой смерти: «Спи, брат».

Однако из подземного мира мы возвращаемся в реальность поезда из Новосибирска в Омск («Спи, брат. Сегодня наша полка вагонная да степи длинные»), путь в котором сопровождается историями из путешествий («Спи, брат. Сегодня наша полка вагонная да степи длинные / Заморские страны, пляжи из цветного бисера – развесь уши хоть раз / Ещё раз туда едем, надев кожаный ремешок на голову»). Преувеличенные или даже выдуманные истории попутчиков («Заморские страны, пляжи из цветного бисера – развесь уши хоть раз») противопоставляются осенне-зимнему сибирскому пейзажу в сочетании с урбанистическими бытовыми элементами («Ещё раз туда едем, надев кожаный ремешок на голову / Вернёмся за полночь по снегу грязному чистыми ногами / Босыми по зелёным горлышкам бутылок – смотри, поранишься, / Перевяжу кожаным ремешком своим»). Героиня сочувствует попутчику, опуская его с небес фантазий на землю («Босыми по зелёным горлышкам бутылок – смотри, поранишься, / Перевяжу кожаным ремешком своим»).

Лирическая героиня повествует о том, как разрушилась её вера: «Твои глаза – это не стекло, из этого наши бусы, твоя вера / Моя катилась по асфальту год назад в этот день / Не ты ли её подобрал, когда она сверкнула на солнце? / Один день было солнце – Good day, sunshine!»[11] Получается, что, потеряв веру и радость жизни, лирическая героиня сравнивает с редким солнечным днём момент обретения веры (отметим, что здесь веру мы не путаем с религией).

В следующем четверостишии чувство героини сравнивается с элементом гардероба, ассоциирующимся с заботой и детством: «На голову горюшко тёплой шапочкой / Почём теперь сказочки – по жизни да разуму». В этих строках чувствуется этап взросления, когда человек понимает, что экзамены жизни гораздо сложнее и болезненнее, чем в период учёбы, ведь неизвестна дата сдачи, а пересдача невозможна: «Почём теперь сказочки – по жизни да разуму». Наша героиня резко перемещается во «взрослую» бытовую реальность, где что-то покупается, а что-то продаётся (даже то, что почему-то называют любовью): «Хочешь – покупай недорого, любовь – цена красная». Лирический герой тянется за поддержкой и помощью к самому близкому человеку, чтобы почувствовать заботу и счастье, испытанные в детские годы: «По сухой пыли ползу пчёлкой бескрылой к маме…»

Светлые чувства сменяются потребительскими отношениями: «Пойдём со мной, девка, заплачу 25? Нет? Сколько?» В этой опасной ситуации героиня находит выход в эскапизме – она решает спасти себя творчеством, прикинувшись сумасшедшей: «Да она сумасшедшая, слышите, песенку поёт / Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама…» Песнопение отсылает к индуистской религии. Вспомним, когда выше указывалась вера, именно она отражалась в солнце. Таким образом, катализатором веры становится то ли палящее солнце, то ли метафора стрессовой ситуации: «Видишь, как оно, солнышко-то любить?» Этот риторический вопрос, возможно, может стать спасением для попутчика, подобравшего веру лирической героини.

Затем мы понимаем, что солнцем и направляющей жизненного пути становится творчество: «Рельсы косыми струнами скрещиваются / Сколько же нас, и все туда?»

Спасаясь от маргинальных личностей, героиня поёт кришнаитские песни или прикидывается больной, спасаясь от чуждого общества: «Не подходи ко мне – я заразная, грязная».

Затем вновь ставится вопрос о вере и о сокрытии от внешнего мира: «Я тряпочкой рот прикрою от греха». Героиня считает себя чужой и непонятой: «Махни рукой – развеешь дым моих вонючих папирос, / Что глаза так ест. Пока ещё не до слёз / Напьюсь городом чужим с утра». Далее героиня вновь обращается к родному попутчику: «Спи, брат, нету хлеба. Ну ты попробуй уснуть / Вспомни, как мы ловили стрекоз там, у реки, вчера. / Мы туда вернёмся через год / Когда будет солнце». Напомним, что ровно год назад вера лирической героини исчезла, но передалась попутчику, сверкнув на солнце: «Твои глаза – это не стекло, из этого наши бусы,