Сидим, курим… - Маша Царева

Она посмотрела сначала ему в глаза, потом на его ботинки Pollini. И поняла, что электрическая цепь замкнулась, а часики, отсчитывающие минуты ее беззаботных скитаний, остановились. Ей стало грустно и весело одновременно. И она сказала:

— Ну что же с вами сделаешь. Пойдем.

Len'a (crazy) всегда добивалась поставленных целей.

Ей понадобилось два с половиной месяца, чтобы толстяк окончательно потерял от нее голову и предложил переехать к нему.

Признаться, мы с Мариной сначала не верили в этот идеально сложившийся пасьянс. Но преображение было стремительным и не укладывающимся в голове. Сначала Ленка потратила десять тысяч долларов на гардероб, потом научилась ходить на маникюр, потом отбелила зубы, немного поправилась, избавилась от портящих ее образ темных полукружий под глазами и привычки вставлять через каждые три слова экспрессивное «бля». Ну а потом она стала тем, кем является сейчас, и тем, кого всегда, кажется, презирала, — ухоженной лупоглазой куколкой, помахивающей крокодиловой сумочкой. То есть сама она считала, что изменилась только внешняя оболочка. Уснул вулкан, гора обросла мирными виноградниками, но где-то под облаками прячется остывший кратер, а под ним — готовое взорваться огненными брызгами окровавленное сердце земли.

Здорово, наверное, было бы родиться в семье питерского мэра и стать роскошной светской блондой в костюме Cavalli, расточающей направо и налево кокетливые матерки. Или на заре тонконогой юности выиграть в русской рулетке мегаполиса внимание сентиментального олигарха, который шутя может обеспечить твое будущее. Здорово было бы нежданно-негаданно приглянуться именитому продюсеру, который одел бы тебя в виниловые шорты, вручил микрофон, снабдил качественной «фанерой» и отправил покорять миллионы. Было бы так здорово, но…

Я была тем, кем была, — малозарабатывающей, одинокой девушкой двадцати пяти лет, чья жизнь со стороны выглядит сценарием экспериментального кино о возрождении традиций хипповской свободы, а на деле является непрекращающимся выживанием в джунглях самого жестокого города Европы.

Когда я задолжала квартирной хозяйке за два месяца, та пригрозилась прийти с участковым и выгнать меня вон. Перспектива не из радостных: я и так снимала свой уголок неправдоподобно дешево. Найти что-нибудь за такие деньги не то чтобы на самом Арбате, но и вообще внутри Садового кольца не представлялось возможным. А такие избалованные центром особы, как я, на рабочих окраинах не выживают.

И тогда, в порыве отчаяния, я согласилась на предложение, которое в иных обстоятельствах не приняла бы ни за что.

Я сама не верила, что это делаю. И все-таки…

Я буду сниматься в порнофильме.

В порнофильме!

Я…

Сама мысль эта эйфорически бурлящей субстанцией будоражила мою кровь. Девочка-припевочка с Арбата, в косметичке которой даже гигиенической помады днем с огнем не сыскать, предпочитающая практичные шерстяные кальсоны в стиле сороковых годов гламурному кружеву (а вы попробуйте в стрингах поработать на пронизывающем ветру). Девочка, которая и в секс-шопе-то ни разу не была. Принцесса из насквозь гуманитарной семьи, лишившаяся девственности в двадцать лет.

В порнофильме!

— Да не нервничай ты так! — Маринку мое состояние забавляло. — В первый раз всегда страшно.

— Надеюсь, что первый раз станет последним. Просто деньги уж очень нужны, полный беспросвет.

— Передо мной можешь не оправдываться. А больше никто об этом не узнает. Мы тебя так загримируем, что ты сама себя не узнаешь.

Все равно поверить не могу, что я на это согласилась.

— Еще не поздно все переиграть, раз уж ты так напрягаешься, — нахмурилась она. — Не забывай, что это мой хлеб. Так что твои сомнения и стенания целки-невредимки оскорбительны.

— Ну извини, — смягчилась я, — но мне точно не придется…

— Ты же читала сценарий!! Ты сыграешь богатую телку, которой нравится наблюдать за сексом других людей. Вуайеризмом это назывется. Ты снимаешь двух проституток — то есть меня и Олежку. Мировой парень, тебе понравится, мы не первый раз с ним работаем. Все, что тебе придется делать, — это наблюдать за нами. Ну и помастурбировать слегка. Пару часов потратила — сто долларов получила.

Фильм снимал известный в узких кругах режиссер, настоящего имени которого никто не знал. Все называли его Драконом. У него была татуировка во всю спину — дракон с шипастой спиной и разверстой пастью, из которой вырывалось оранжевое пламя. Когда он шевелил лопатками, дракон расправлял крялья, словно готовясь взлететь. Смотрелось это в высшей степени эффектно — говорят, за такую татуировку Дракон заплатил почти десять тысяч долларов.

Он просмотрел мои фотографии, которые притащила ему Маринка, и вроде бы моя кандидатура его устроила.

— Дракон хотел, чтобы эту роль сыграла непрофессиональная порноактриса, — призналась Маринка, — он искал среди старшекурсниц. Нужно свежее лицо. Лицо человека, в жизни которого не было никаких особенных проблем.

Снимали в квартире самого Дракона — просторной «трешке» близ метро «Университет», оборудованной под студию. Всюду валялся реквизит — разноцветные фаллоимитаторы, латексные костюмы, кружевное белье с кокетливыми прорезями в районе сосков, тюбики со смазкой, шипастые ошейники, наручники с розовым мехом. Любая прихоть — на любой вкус. В середине антикварного обеденного стола стояла хрустальная вазочка для конфет, наполненная презервативами. По стенам были развешаны фотоработы Дракона. На что ни посмотри — хочется отвести глаза.

Третий актер, Олег, опаздывал, так что Дракон угостил нас чаем с бутербродами. Хоть позавтракать я и не успела, аппетита почему-то не было. Мне все казалось, что девицы с огромных фотографий — голые, фривольно позирующие — рассматривают меня с любопытством и, быть может, даже слегка посмеиваясь.

— Здесь так шикарно, — шепнула я Маринке, — такая мебель, такая техника. Да один этот стол минимум десять косарей стоит. Я знаю, на Арбате в антикварном присматривалась. Неужели его труд так сногшибательно оплачивается?

— Еще чего, — ухмыльнулась Марина. — Дракон был женат на профессорской дочке и при разводе квартиру отсудил. Такому палец в рот не клади. Но говорят, жена ему еще и не то была готова отписать. Очень уж его любила.

Я покосилась на Дракона, нарезающего колбасу по-мужски неаккуратными кружочками. На мой взгляд, он на рокового мужчину не тянул. В целом ничего — высокий, широкоплечий, с проработанным рельефом железных мускулов, отредактированным в солярии загаром и густыми темными волосами. Да еще и эта татуировка — большинству девушек должно такое нравиться. Этакий гангстерский шик. Но лицом он напоминал недружелюбного грызуна. Слишком мелкие для такого брутального типажа черты, слишком острый носик, слишком короткая верхняя губа, а зубы — просто слезы: желтые, выступающие вперед, наезжающие один на другой…