Йога-клуб. Жизнь ниже шеи - Сюзанн Моррисон

С тех пор как мы пришли, народу заметно прибавилось. Я оглядывала клуб через линзу фотокамеры. В кадр попадали то длинноволосые, модно одетые балинезийцы, то европейцы, ведущие под руку роскошных немолодых азиаток. На подушки прилег мужчина в мятых льняных брюках и рубашке. Он обгорел и вспотел, в руках у него была сигарета. Через объектив они все казались такими самодовольными, такими чужими здесь — и прохлаждались, как будто это место принадлежало им.

Я навела камеру на столики вокруг танцпола. Там трое самоуверенных белых мужчин с короткими стрижками флиртовали с индонезийками. Женщины средних лет с выбеленными волосами и пышными грудями сидели за столиками, заставленными коктейлями и пепельницами, с молоденькими смазливыми мальчиками-индонезийцами. За стойкой бара толпились красивые мужчины и женщины в блестящих рубашках и узких брюках, которые облизывали губы, глядя друг на друга, и хлопали крышечками мобильных телефонов. Их взгляды шныряли по комнате, следя за официантками, что пробирались в толпе пьяных танцующих, держа спину прямо и балансируя с подносами на голове, но на всякий случай придерживая их изящными пальцами. Я представила, как эти девушки возвращаются домой, в семейное жилище, а утром просыпаются и делают корзины с подношениями для храмов и прилежащей территории, как Су. Днем — ублажают духов острова, а ночью — разносят рюмки с крепким алкоголем и пачки сигарет европейцам, американцам и австралийцам. Что, по сути, одно и то же.

Народ расплясался, и стало все сложнее делать какие-либо осмысленные снимки, поэтому я просто стала смотреть, немного опустив камеру. Музыка играла громче, чем раньше. Я обвела всех взглядом.

И вдруг во мне что-то сдвинулось. Я своими глазами увидела всех этих людей не через фильтр. И поняла, что, даже если и здесь, кроме этих людей, ничего нет, мне все нравится. Нравятся плавные движения официанток, мужчины, бросающие взгляды на женщин, и женщины, смотрящие на мужчин. Танцующие фигуры на площадке.

Смерть — это естественно?

Нет! Жизнь — это естественно!

Я отклонилась назад и заглянула за трепещущий на ветру край полога в небо. Луна была идеально круглой и белой. Толпа отплясывала на танцполе, и я подумала было присоединиться к своим спутникам. Но вместо этого легла на подушки, глядя на луну, и решила, что мне хотелось бы растянуть луну, как дырку в темной ткани, надеть небо через голову и посмотреть, что там, по ту сторону небосвода.

Не знаю даже, как описать случившееся сегодня. Мы с Джессикой сидим на веранде. Солнце заходит. Играет оркестр гамеланов. Пытаюсь записать сегодняшний день на этих страницах, хотя часть меня хочет просто отпустить все и побыть в настоящем, посмотреть закат, послушать гамеланы и поглазеть на Су, которая внизу, в храме, совершает вечернее приношение — раньше я ее там никогда не видела.

Но мне хочется, чтобы память об этом дне осталась.

Сегодня мы сделали несколько заходов дыхания бхастрика, когда Лу велел нам вдохнуть, а потом сделать полный выдох и задействовать мулабандху. Я так и сделала, и в тот самый момент вантилан, другие йоги и окружающие поля как будто растворились, и я оказалась в машине, которая ехала навстречу свету, белому, как луна. Правда, ехала я не столько к нему, сколько в нем. Машина была с откидным верхом, и я находилась как будто в цилиндре белого света, словно внутри белой молнии. На заднем сиденье у меня прохлаждались два каких-то бесполых существа с прическами «под горшок», в которых я, тем не менее, опознала своих родных. Они смеялись, их смех был серебристым и прозрачным и падал изо рта на пол капельками ртути.

Свет стал ярче, я почувствовала, а потом и услышала гул бормочущих голосов и решила, что заснула в шавасане и мне приснился чудесный сон — такой, что не хотелось даже просыпаться. Мне хотелось снова погрузиться в него, однако я знала, что спать нельзя, ведь я должна сидеть и медитировать.

Один из голосов закручивался вокруг меня спиралью, становился громче, потом тише, потом снова громче и громче. Все хорошо, повторял голос. Я тоже была там. Голос был такой громкий, что слова как будто хлестали меня по лицу. Наконец он обрел в моей голове форму, и я поняла, кому он принадлежит.

Это был голос Индры. Ее лицо было всего в паре сантиметров от моего лица. Я лежала у нее на коленях. Мою ладонь, прижатую к сердцу, она накрыла своей. Когда она говорила, мое лицо обдавал поток воздуха. Я оглянулась, не шевеля головой, и увидела, что мои товарищи по семинару сидят в парах и массируют друг другу стопы. Лара плакала. Джессика тоже. Я, должно быть, что-то сказала, потому что Индра велела мне молчать. И протянула голубой пластиковый стаканчик, приказав выпить из него.

Я подняла голову, чтобы сделать глоток, но это было очень трудно, потому что я все время улыбалась. Вы только посмотрите на них, думала я. Мои прекрасные друзья массируют друг другу стопы. Я взглянула на Лару, надеясь, что та меня поймет. Она лишь заплакала громче.

Я начала смеяться и в тот момент поняла, почему иногда смех сравнивают с журчанием ручья: мне хотелось выпить свой смех, таким чистым и прозрачным он был. Как все потрясающе, думала я! Какие мы все потрясающие и идеальные!

Вдруг передо мной возник Лу и коснулся моей ноги. У него был спокойный, но любопытный вид.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил он и улыбнулся.

«Я люблю тебя», — подумала я.

Тут его лицо осветилось и стало таким, каким я его еще никогда не видела. Как будто он действительно прочел мои мысли. Он положил руку поверх ладони Индры, которая по-прежнему накрывала мою, а другой рукой убрал волосы, которые лезли мне в глаза.

— Сюзанн, — проговорил он, — кажется, у тебя только что поднялась кундалини.

Индра напряглась:

— Пусть спокойно попьет, Лу.

— Как ты себя чувствуешь? — еще раз спросил он.

Я не находила слов, чтобы ответить ему.

— Хорошо, — сказала наконец я, все улыбаясь и улыбаясь. И как это я раньше никогда не замечала, как сияют его глаза? — Что значит «поднялась кундалини»?

— Сюзанн, — спросила Индра, — можешь вспомнить последнее, что ты делала?

Я задумалась, а потом пересказала ей свой сон.

— Нет, что ты помнишь до того, как отключилась, пока еще была в классе?

— Бхастрику.

— А помнишь конкретный момент — во время бхастрики?

— Лу велел нам сделать мулабандху, и я сделала.

Лу сложил руки в намасте и кивнул:

— Скорее всего, это поднятие кундалини, Сюзанн.

— Но что это? — спросила я.

Лу взял мои руки в свои и заговорил. Он стал объяснять, что в основании позвоночника спит энергия, которую можно пробудить посредством пранаям или медитаций, и тогда поток праны поднимается по каналу сушумна… Тут я отвлеклась, потому что стала думать, какое это красивое слово — сушумна. Лу добавил, что во время поднятия кундалини человек может спонтанно делать асаны, мудры и крийи[28].

— Со стороны это похоже на припадок, — заключил он, — но это не так. На самом деле это — духовный прорыв.

Мне казалось, что я плыву на руках у Индры, как будто все напряжение в моем теле разом рассеялось. Мне хотелось лежать так вечно. Но я так же ничего не понимала.

— А… что со мной было?

Индра мягко сжала мое плечо:

— Как ты и сказала, это произошло сразу после того, как Лу велел сделать мулабандху. Ты сидела прямо, а потом вдруг упала на правую сторону и начала проявлять признаки повышенной неврологической активности. Затряслись руки и ноги, закатились глаза. Ты здорово напугала своих товарищей.

— Ух ты! — выпалила я — и вдруг поняла, какое красивое это выражение — ух ты! Чувствуя себя счастливее всех на свете, я поудобнее устроилась у Индры на коленях. — Я люблю тебя, — проговорила я.

Индра немного напряглась, но потом снова сжала мое плечо. Лу захлопал в ладоши, как мальчишка, и рассмеялся. Кажется, я раньше никогда не слышала, как он смеется. Я ему улыбнулась, а он — мне. Мы были как два счастливых укурка.

Занятие закончилось раньше положенного времени. На пути домой вдоль берега реки мы с Джесс молчали, и когда сидели у бассейна с Джейсоном и Ларой — тоже молчали.

А теперь вот сидим и молчим на веранде — каждая пишет в своем дневнике, только я время от времени отрываюсь и смотрю, как Су раскладывает приношения в храме перед нашим домом.

Алтарь в храме похож на большой трон. Трон для Бога. Су взяла одну корзину из банановых листьев, наполненную рисом, фруктами и цветами, а остальные оставила на подносе на нижней ступени нашей веранды. Водрузив корзинку на алтарь, она зажгла благовония, потом, зажав цветок лотоса пальцами, окунула его в тарелку с водой и побрызгала на алтарь, грациозно встряхивая запястьем. Потом закрыла глаза, положила свободную руку на центр груди, как при молитве, и склонила голову. Простые и прекрасные движения, за которыми я наблюдала каждое утро с тех пор, как приехала сюда, однако сегодня они меня просто заворожили. Этот ритуал преобразил ее. Стеснительная, хихикающая девчушка на глазах стала старше. Взрослее. Одухотвореннее благодаря контакту с невидимым.