Три дня в Сирии - Михель Гавен

— Сюда, сюда, заезжайте, — Абия стояла у распахнутых ворот, встречая их. — За дом заезжайте. Никто вас видеть не должен. Отец уже прибрал, приготовил сарай. Девочка моя проснулась, поела немного мяса, морковки, и снова уснула, — сообщила она, как только Джин вышла из машины.

— Хорошо, — кивнула Джин. — Не трогайте ее до вечера. Потом сделаете перевязку, и пусть девочка еще покушает. Бабак, помогите Кале вынести Милису, — попросила она водителя. — Это Кала, — Джин показала Абии на женщину в парандже. — Она будет постоянно находиться рядом с пострадавшей, ухаживать за ней. Особенно беспокоиться не надо. Я только покажу вам, как ставить капельницы. Я попрошу вас это делать, Абия. Боюсь, Кала не освоит. Вот аэрозоль, — Джин протянула Абии бутылку спрея, купленную в аптеке. — Опрыскивайте им помещение два раза в день.

— Хорошо. Я буду делать все возможное, — согласилась хозяйка.

Небольшой сарай, где Абия предложила разместить Милису, находился на краю хлопкового поля. Он был скрыт ветвями нескольких старых, раскидистых олив. Внутри помещение сияло чистотой — Ахмет постарался. Пол застелен фанерой, приготовлена покрытая цветным лоскутным одеялом лежанка из досок. На нее и положили несчастную женщину.

— О, Аллах всемогущий! Кто же смог такое проделать! — воскликнула Абия, только увидев лицо Милисы. Ее тело скрывала простыня. — О, ужас, о, ужас, — всхлипывала сирийка, приподняв простыню и разглядывая изуродованное тело. — О, ужас! Звери, звери.

— Я сейчас все покажу вам, Абия, и даже распишу подробно, — сказала молодая женщина.

— Да, конечно, сейчас принесу! — воскликнула Абия, побежав в дом.

В сарай вошла Снежана.

— Звонил хозяин. Он уже дергается. Где, говорит, запропастились, я столько за вас платить не буду. Все на машине катаетесь. Еще Абдуле обещал нажаловаться, хрен моржовый, — мрачно сообщила девушка.

— Скоро поедем, — успокоила ее Джин. — Сейчас все объясню Абии, и двинемся.

— Вот, принесла, — сказала Абия, вбежав в сарай и протянув Джин листок бумаги и простой карандаш. — Не волнуйтесь, — простодушно уверила она Снежану, заметив ее мрачное лицо, — я все сделаю от меня зависящее, как доктор скажет.

— Я не сомневаюсь, Абия. Меня мой урод волнует, — Снежана успокаивающе обняла женщину за плечи.

— Подойдите сюда, Абия, — сказала Джин, разрывая пакет с неиспользованной капельницей и показывая Абии, как правильно ее ставить. Объяснила, в какой бутылке находится физраствор, а в какой — глюкоза. Показала, как набирать шприц и делать укол.

— Не знаю, справитесь ли вы? — молодая женщина растерянно пожала плечами, понимая, насколько такие процедуры непросто сделать человеку, раньше не имевшему со всем этим дело. — Уход за ранами возьмет на себя Кала, — добавила Джин. — Будет промывать мыльным раствором, класть масляный лук и глину. Пока. Когда положение больной улучшится, мы перейдем к не настолько опасным химическим мазям. Вот капельницы и уколы очень нужны. У меня нет никакой возможности здесь остаться, и, видимо, — она повернулась к Снежане, — не будет даже возможности проверить качество вашей помощи.

— Мы постараемся. В самом деле, ни на кого, кроме тебя, Абия, надежды нет, — пообещала та.

— Я сделаю все по вашему требованию, — Абия повторила, не раздумывая ни минуты. — Разве я брошу человека в такой беде! Его не должны шакалы съесть в любом случае. Буду делать, научусь, Ахмет поможет. Все исполним. Не волнуйтесь. Я тебе звонить буду, — пообещала она Снежане, — и не прямо, конечно, но намеками все расскажу.

— Вот распорядок и дозы. Все исполняйте точно. Лекарств, которые мы купили, должно хватить на два дня. Дальше подумаем, как доставить, — Джин протянула Абии исписанный лист.

— Если мы поможем несчастной девушке, Аллах простит нам наши грехи, я уверена. Мне помогли с моей девочкой, так неужели я в долгу останусь? — пробормотала Абия, молитвенно сложив руки на груди.

— Все делайте точно по предписанию, ничего лишнего, Я надеюсь, при такой терапии дней через пять организм укрепится, опасность некроза пройдет, ткани начнут восстанавливаться, ужасные червяки исчезнут и дело пойдет на поправку. Тогда останется только лечить кожу от ожогов. Грядущие пять дней надо очень постараться, а иначе мы ее потеряем, — наставляла ее Джин.

— М-м-м…

За спиной Джин несчастная женщина сделала попытку приподняться. Джин повернулась, наклонилась к ней, поддерживая под руку. Страшные багровые хлопья кожи нависали над опухшими глазами Милисы, а над тем местом, где когда-то были спаленные брови, полз отвратительный белый червяк. Молодая женщина сняла его тампоном и раздавила в полиэтиленовом мешке.

— Не бойтесь, мы вас не бросим, — сказала она по-арабски.

— Она почти не понимает. Слишком мало прожила здесь. По-русски лучше, ведь мы с ней именно на нем разговаривали. В школе, говорит, учила. Еще чуть-чуть по-английски, — ответила за больную Снежана.

— Мы вас не бросим, вы поправитесь, — повторила Джин по-русски, а у самой от жалости ком стоял в горле. — Лежите спокойно. Вот Абия, — показала она на хозяйку. — Абия будет ухаживать за вами. Это Кала, — показала Джин на женщину в парандже. — Она будет лечить ваши раны. Я доктор, меня зовут Зоя. Все вместе мы вам поможем, а там дальше посмотрим, как быть. Жизнь покажет. Главное, чтобы она не закончилась.

— М-м-м…

Скрюченные пальцы Милисы коснулись руки Джин. Молодая женщина взяла руку больной в свою. Слезы стояли в полных страдания глазах женщины, и сама Джин чуть не плакала, глядя на нее. Только усилием воли молодая женщина взяла себя в руки. «Она не одна, с кем так поступили, — пронеслась внезапная мысль. — Они привыкли так поступать, ничего не боясь и зная о своей безнаказанности. Я верю, долго подобное продолжаться не может. Рано или поздно наступит конец. Всех их ждет виселица, как Саддама и его приспешников. Верхушка в курсе, поэтому они звереют день ото дня».

— Все, лежите спокойно, — Джин ласково погладила Милису по руке. — Ни о чем не волнуйтесь. Если мы продержимся следующие пять дней, — она повернулась к Абии, — или хотя бы три дня, то победим.

— Постараемся. Я сделаю все, что от меня требуется, — скромно ответила сирийка.

— Спасибо тебе, ты настоящий человек, — взволнованная Снежана поцеловала Абию в щеку. — Все, поехали, — кивнула она Джин, взглянув на молодую женщину блестящими от слез глазами, — поправляйся, — с нежностью прикоснулась она к руке несчастной Милисы. — Я скоро приеду тебя навестить. Теперь уже самое страшное позади. У нас есть доктор, — Снежана показала на Джин. — За этого доктора я любому глотку перегрызу, — пообещала она. — Хоть самому Абдуле, если он на нее руку поднимет. Пусть сначала меня убьют, потом ее. Найдутся другие люди у них на пути. Кто нас тут лечить станет, возиться с нами, заботиться о нас? — Снежана безнадежно махнула рукой. — Проститутки, бесправные твари. Хотя те, которые не проститутки, они с правами, что ли? Им все популярно объяснили в больнице в Даре, — она показала на Абию.

«Добро — одинокая искорка, которая вдруг вспыхнет во тьме, и кажется, ничто ее не спасет. Она вот-вот погаснет, — так говорила Джин бабушка. — Нет. Наоборот! Посмотришь, все шире делается ее свечение. Тянутся к добру люди, светлеют их души, просыпается совесть, задавленная страхом. Каждая такая душа — новая искорка. Они соединяются между собой, и вот уже целый сноп света струится во все стороны, прогоняя тьму. Она отступает. Куда же ей деться? Ведь если в кромешной темноте вспыхнет маленький огонек свечи — все, темноты нет, а есть свет, и каждое живое существо тянется к нему».

Коричневые холмы, залитые солнцем, тянулись за окнами машины бесконечной грядой. По каменистой равнине, пролегающей между ними и шоссе, пронеслась стая газелей. Вдалеке виднелся караван верблюдов, покрытых яркими попонами и нагруженных высокими корзинами с товаром. Они размеренно шагали по пустыне на виду у хозяев, то и дело останавливаясь, чтобы сорвать колючку.

— Вы телефон мой запишите, и номер машины, — отвлекшись от дороги, Бабак повернулся к Джин. — Если эту больную женщину еще куда-то надо отвезти, то я готов, и если вам понадоблюсь. Без всяких денег, конечно, бесплатно.

— Я запишу, давай, — Снежана достала мобильник. — Ты тоже меня извини, если я тебе грубила. Жизнь такая, сам понимаешь. Если кто у тебя дома заболеет, сейчас нас довезешь, будешь знать, где искать помощь. Доктор не откажет, я думаю, — сказала девушка, взглянув на Джин.

— Не откажу! Было бы чем лечить. Просто пальцем и добрым отношением много не сделаешь, сама понимаешь, — спокойно ответила та.

— Устроим, — уверенно пообещала Снежана. — Сейчас хозяину шепну. У него мать с постели год не встает. Он же ее обожает, как все они, сама знаешь, — нервно усмехнулась девушка. — Дома ведут себя как ласковые сыночки и муженьки, только с нами лютые. Мы для богачей товар, а не люди. Не исключено, он тебя сразу к ней и потащит. Со мной пусть Зухру к генералу посылает, я уж и наплевала на все ее притязания. Потерплю. Жалко, если тебя заставят этого урод-генерала забавлять. Ты же не такая, как мы, ученая. Хотя знаешь, наверное, только на моей родине, в Белграде, так думают, — вдруг призналась она. — Эти из Ирака, из Эфиопии так не рассуждают. Видела Калу? — Снежана даже презрительно присвистнула. — Я ей последние деньги отдала два дня назад, сама на одной воде сидела, лишь бы она за Милисой ухаживала, а Кала даже не удосужилась ее перевернуть. Мол, не приказывали, и все. Будет неподвижно сидеть, если рядом никого нет. Я об этом знаю. Тогда кто за ней проследит? Никакого соображения, да и особого сочувствия. Мы для них белые обезьяны, не больше. Меня, знаешь, как встретили, когда я впервые у нашего хозяина появилась? В первый же день вцепились, давай, мол, иди, ищи клиента, мы за тебя тут вкалывать не намерены. Я разве проститутка? Мне самой легко? Им наплевать, лишь бы самим меньше работать. Потому я и не хочу, чтобы тебя такая судьба постигла, — горько продолжала девушка. — Сама наелась вдоволь такого счастья, наплакалась, горючими слезами обливаясь. Кому они нужны, мои слезы? У меня образования нет, никакого другого пути не предлагается. Ты же — совсем другое дело.