Пятнистая смерть - Явдат Ильясов

Не первый раз осмотрительному Гау-Баруве сдерживать повелителя. Излишне порывист. Излишне! И Куруш покорился, ибо доверял тонкому уму главного советника больше, чем своему — грубому и твердому.

— Пустыня по эту сторону Аранхи нам уже знакома, по ту — все равно, что Страна Мрака, — сказал Раносбат на совете. — Где их там искать, проклятых собак? Отойдем на три дня пути. Пусть саки перейдут на левый берег. Они начнут преследовать нас в песках, так? А мы? Мы незаметно обойдем их сзади, так? И отрежем от переправ, чтоб некуда было бежать. Окружим. И пусть Томруз умоется своей кровью, дочь ослицы-ы-ы…

Разумно! Как бы ни кичились персы храбростью на людях, в глубине души они боялись лезть в барханы Красных песков. Утана и все начальники отрядов, как персидских, так и вспомогательных, дружно поддержали Раносбата. Поддержали к великому неудовольствию Куруша, который терпеть не мог отступлений и промедлений.

Даже Виштаспа не пытался возразить Раносбату. Обидно опоздать к бурлящему в котле вкусному вареву. На тот свет опоздать — не обидно.

Даже Гау-Барува, судя по его одобрительным кивкам, склонялся к тому, чтобы присоединиться к мнению ниссайского военачальника. Однако он не сказал пока ни слова.

И тогда заговорил Крез.

Да, всеми забытый, немощный лидиец Крез. Ему на покой давно пора бы, но Куруш до сих пор таскал старика за собой. Притащил и сюда, к Аранхе. Э, судьба! Где Аранха, а где Лидия?

Не потому не отпускал перс дряхлого Креза, что боялся, как бы тот не взбунтовал родную Сфарду. Нет! До бунта ли человеку, опустившему обе ноги в могилу. Просто лестно было Курушу держать в своей огромной свите, в числе других покорившихся владетелей, знаменитого на Востоке царя.

Но напрасно воображал повелитель Айраны, что Крез для него теперь не опасен… Промах. Ошибка. Поистине, если бог хочет наказать человека, он лишает его разума. И — бдительности.

Под морщинами, избороздившими бледный лоб Креза, деятельно работал мозг. В сердце Креза неугасимо, подобно священному костру огнепоклонников, пылала ненависть. Именно эта жгучая ненависть питала сердце лидийца, заменяя остывшую жидкую кровь, и сообщала его ударам юную силу.

Крез понимал — великую Лидию не возродить из праха. Звезда Сфарды закатилась навсегда. Пройдет немного времени, и лидийцы утратят родной язык, обычаи, смешаются с другими народами. Исчезнет, как дым, даже название страны.

Лидия погибла. Но жив Крез! И жив перс Куруш. И Крез отомстит Курушу. Он знал, что день его придет. Он ждал год, три года, семнадцать лет. О, терпелив был Крез — терпелив, молчалив и зорок.

Он хорошо изучил Куруша.

И неплохо изучил саков — пусть понаслышке.

Кто, как не Крез, исподволь внушал все эти годы Курушу через Гау-Баруву: для того, чтобы окончательно сломить Запад, нужно сначала покорить Восток?

Внушал — и ждал. И наступил тот желанный день.

Семнадцать лет назад, готовясь к битве с персами, Крез вопросил оракула, что принесет эта битва. Лидийцы стояли по одну сторону реки Галис, персы — по другую. Как сейчас Куруш и Томруз на берегах Аранхи. Оракул ответил: «Царь, Галис перейдя, великое царство разрушит».

Какой царь? Конечно, я, Крез — решил Крез. Какое царство? Конечно, Персидское. Лидиец, очертя голову, ринулся через поток — и потерпел ужасающий разгром. После он горько упрекнул коварных жрецов за гнусную ложь. «Оракул не обманул тебя, — сказали жрецы-хитрецы. — Перейдя Галис, ты действительно разрушил великое царство — свое».

Пусть же Аранха станет Галисом для Куруша.

Крез хорошо обдумал, что скажет сейчас.

Когда-то он подражал сынам Эллады, говорил и писал на их языке. И даже молился греческим богам. Подарив мраморные колонны эллинскому храму в Эфесе, он велел, по греческому обычаю, высечь на их базах: «Царь Крез посвятил».

Теперь старик почти забыл не только эллинский, но и лидийский язык, зато отлично изъяснялся по-персидски.

Он начал с того, что передразнил Раносбата:

— «Перейдут, отойдем, обойдем…» Согласен ли я с тобою, мой сын Раносбат? Нет, не согласен!

Военачальники удивленно притихли. Они давно, а многие — никогда, не слышали его речей.

— Почему не согласен? — продолжал Крез. — Вот почему. Какой народ самый хитрый на земле? Саки. Разве не ясно, что они хотят нас подло обмануть? Ясно. Слушайте. Что случится, пока мы будем отступать на три дня пути? Саки уйдут на такое же расстояние. Сколько минует дней, пока мы сообразим, что нас провели? Еще три дня. Итак, сколько дней пути окажется между нами? Девять. А сколько дней понадобится, чтобы связать плоты вместе, навести мост и переправиться на правый берег? Не меньше пяти дней. Так? Следовательно, саки удалятся от Аранхи уже на сколько? На четырнадцать дней пути! Пока мы будем их догонять, они — что? — они уберутся еще дальше. Да! Надо уметь считать. За это время к ним успеют прийти на помощь — кто? — их друзья из Хорезма и Сугды. Придут? Обязательно придут. Между ними и саками, я слыхал, нет почти никакой разницы. Один язык, вера одна. Осядет сак на земле — вот он и сугд. Двинулся сугд в степь — вот он и сак. И Бактра может восстать. Да. Не ослы же, в самом деле, эти сугды и хорезмийцы? Поймут их разведчики, что не против кочевых саков мы тащим два десятка осадных башен, таранов и лестниц. У саков нет городов и крупных крепостей. Одни загоны для скота. Хорезмийцы поднимутся вверх по реке и отрежут нас от моста. Сугды ударят с востока. Бактры — с юга. Хорошо? Плохо. Не забывайте — мы явились в Туран не ради того, чтоб погибнуть бесславно, а ради того, чтоб победить со славой. Нужно сейчас же, не медля, начать сооружение моста! Сейчас же. Не медля. Начать. Настигнем Томруз, пока она недалеко! Лучше так будет или хуже? Лучше! Да. Лучше.

Крез умолк. Военачальники таращили глаза от изумления. Даже Гау-Барува с его искушенным разумом поразила столь глубокая рассудительность. Да! Да! Правильно говорит Крез.

— Хвала тебе, мой брат! — горячо воскликнул персидский царь, окрыленный помощью, пришедшей с совершенно неожиданной стороны. — Хватит болтать! — с яростью крикнул он приближенным. — Пора, наконец, спрятать языки и обнажить мечи! Мне предстоит совершить еще не один, и не два, и не три похода. Я хочу, с благоволения Ахурамазды, обратить в истинную веру весь мир. Но мир велик, а я стар. Поэтому я не могу топтаться здесь три года. Мы должны просверкнуть в Туране, как молния! С Томруз покончим за пятнадцать дней. Спустимся к Хорезму. С Аранхи перейдем на Яксарт, поднимемся к Сугде. Осенью мы должны вернуться домой. Помните — нас ждет Египет. Эй, начинайте наводить мост.

Осенью, добравшись до Парсы, истерзанный Виштаспа рассказывал Камбуджи и Хутаусе:

«Воины спустили плоты на воду и привязали их друг к другу ремнями и волосяными веревками. Вдоль левого берега Аранхи вытянулся огромный плавучий мост. Нижний конец моста прикрепили цепями к толстым столбам, врытым в землю. Верхний оттолкнули от суши. Быстрая вода повлекла зыбкое, но прочное сооружение за собой и плавно поставила его поперек реки.

Триста варканских лучников обстреливали с двигавшегося моста берег, занятый саками; едва восточный конец моста коснулся суши, отряд копейщиков, сидевших на плотах наготове, ринулся на толпу конных кочевников, вертевшихся у переправы. Завязался бой. Саков оказалось очень мало, не больше ста всадников; убив стрелами двадцать-тридцать наших, они быстро скрылись в пустыне.

Едва мы приступили к переправе, поднялся, как нарочно, сильный ветер. Видно, то колдуны саков наслали непогоду. Река и без того бешеная, казалось, встала на дыбы. Небо заволокло красноватою пылью. Она, как туман, клубилась над Аранхой и плотной завесой оседала на кипящую воду.

Мост, слава Ахурамазде, остался цел. Но движение все же пришлось на время прекратить. Кони боялись раскачивающихся плотов, а воины не видели, куда ступают. Утонуло сразу тридцать-сорок человек, да и то, хвала премудрому богу, защитнику Айраны, не персов, а дахов и варкан. Скоро ветер улегся, река немного успокоилась, воздух очистился. Переправа продолжалась.

На правом берегу разбили второй лагерь. Царь, по совету Креза, решил взять лучшую часть войска с собой, а худшую оставить для охраны моста. У реки оставили главный обоз, осадные приспособления, немногих пленных. И семитов-вавилонян, умеющих отлично управляться с таранами, возводить насыпи, строить сапы и делать подкопы. Сынов Божьих Врат надлежало беречь для боев у стен Хорезма и Сугды.

Куруш повелел не брать в барханы и быков, захваченных из Марга для пропитания воинов. Он не собирался долго возиться с кочевниками, поэтому выступил из лагеря налегке. Оружие, хлеб, сушеный сыр, соленое мясо, пять бурдюков с водой, запасной конь — чего еще нужно человеку на десять-пятнадцать дней?

Сфардец Крез, проклятый лукавец, притворился хворым, и царь царей, довольный его речью на совете, милостиво дозволил нечестивцу остаться в лагере.