Изобретение велосипеда - Юрий Козлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они зашли в кабинет математики.
— Следи за мной внимательно, — сказал Гектор. — Видишь, я беру свой портфель и переношу его на твоё место. Это значит, что отныне с Таней Соловьёвой буду сидеть я! А твой портфель я отношу на моё старое место. Значит, с Инной теперь будешь сидеть ты!
Зазвенел звонок. Учительница математики первым делом вызвала Костю к доске решать логарифмы. Логарифмы Костя, яростно кроша о доску мел, решил, словно не прогуливал эти три дня, а изучал в тиши библиотеки таблицы Брадиса. Однако получил Костя почему-то четвёрку.
— Какой ты противный! — шепнула Инна Косте, когда он сел на своё новое место рядом с ней. — Ты заставил его уйти.
— Это он заставил меня пересесть, — ухмыльнулся Костя. — Он сказал мне, что давно мечтает сидеть с Таней Соловьёвой.
— С этой бочкой? С этой пожирательницей яблок? Ах, какой он противный! — чуть не задохнулась Инна.
— Так кто из нас более противный? — уточнил Костя. Пожалуй, впервые за эти дни ему стало весело.
— Вы оба очень противные! — проникновенно сказала Инна и ещё хотела что-то добавить, но тут её вызвали к доске, и Инна, к немалому удивлению учительницы математики, считавшей, что прогулы неизбежно влияют на уровень знаний, так блестяще решила задачу о трёх велосипедистах, выехавших куда-то из пунктов А, Б и В, что пришлось поставить Инне пятёрку.
А Таня весь урок с возмущением рассказывала про Гектору некоего молодого человека по имени Андрей, но Гектор так рассеянно слушал, что не понял, чем же этот Андрей провинился. Гектор весь урок посматривал на третий от учительского стол, где сидели Инна и Костя, и по тому, как поначалу негодующе качала головой Инна, Гектор понял, что она злится, но потом вроде она успокоилась и даже немного поговорила с Костей, который к концу урока обнаглел настолько, что снова стал читать книгу, положив её на колени, в то время, как весь класс записывал в тетради домашнее задание. И ещё Гектор вспомнил, как безнадёжно стояли они вчера втроём в подъезде, как Костя разделил огромный букет цветов на две части и одну протянул Инне: «Тебе, любимая девушка!», другую Гектору: «Тебе, искренний друг!..»
— Знаете что? — сказала тогда Инна. — Давайте поднимемся ко мне? Могу я пригласить вас в гости?
— Конечно, можешь, — сказал Гектор.
— Ещё как можешь! — подтвердил Костя.
И Инна радостно вызвала лифт, но как только она туда зашла, а следом за ней Костя, Гектор неожиданно с грохотом захлопнул лифт и, помахав им ручкой, выбежал на улицу.
Гектор пришёл домой и сразу же отправился гулять с Караем в Овсянниковский садик, где хулиганы в беседках поплёвывали сквозь зубы и слушали дребезжащие от неоднократных переписываний магнитофонные записи. На задумчивого Гектора и Карая, обнюхивающего кустики, хулиганы поначалу внимания не обратили. Зачем-то Гектор зашёл в будку телефона-автомата неподалёку от беседки и позвонил Косте.
— Привет! — сказал Костя. — Она меня отправила за тобой… Вот сумасшедшая!
Один из хулиганов подошёл к Караю, стоящему около будки, и стал его поглаживать, пуская сигаретный дым Караю в нос.
— Эй! Эй, друг! Тебе чего надо? — спросил Гектор, приоткрывая дверь.
— Да ничего мне не надо! — ответил по телефону Костя. — Знаешь, как это чудовищно — навязываться человеку, который видеть тебя не хочет!
Почему-то Гектор обрадовался, когда узнал, что Инна Костю выгнала. Гораздо хуже было бы, если бы Кости дома в данный момент не оказалось и длинные гудки звучали бы в трубке, рождая всевозможные мысли.
— Пока! — сказал Гектор и повесил трубку. После чего попытался выйти из будки, но обнаружил, что хулиган придерживает дверь ботинком и продолжает гладить Карая, зачем-то собирая в горсть куцую эрдельтерьеровскую бороду. Карай вопросительно посматривал на Гектора. Гектор снова попытался выйти, но нога хулигана в чёрном ботинке опять этому воспрепятствовала. Видимо хулигану доставляло удовольствие смотреть, как морщится и отворачивается Карай, и он упрямо продолжал дышать на него дымом.
— Фас! — заорал из будки Гектор, и Карай тут же тяпнул хулигана. Хулиган вскрикнул и попытался ударить Карая ногой, но Гектор дверью будки свалил хулигана и тот рухнул на асфальт. Жалобные его стоны разъярили Карая. Он сверлил повысыпавшихся из беседки, как из мусорного ведра, хулиганов глазами-буравчиками и рычал! Хулиганы на бегу строились полукругом, намереваясь взять Гектора и Карая в железное кольцо. «Карай! За мной!» — воинственно крикнул Гектор и очень быстро побежал прочь от хулиганов по газону на людные песчанки дорожки, где гуляли бабушки с детьми и иногда прохаживались милиционеры.
Не ожидавшие подобной трусости, хулиганы на минуту остановились, и Гектору удалось от них оторваться. Выкрикивая страшные угрозы, хулиганы теперь бежали сзади, но Гектор уже выскочил на улицу, добежал до остановки, запрыгнул в уходящий трамвай — двери чуть не прищемили Караю хвост. Трамвай набирал скорость. Через окно Гектор любовался, как суетятся хулиганы возле остановки, сбивая с какого-то пожилого человека берет, как шляпку с опёнка. Гектор смотрел на Карая, счастливого, свесившего язык до самого трясущегося трамвайного пола. Карай и не подозревал, что в ближайшие недели он не будет ходить гулять в Овсянниковский садик. По крайней мере с Гектором.
Все ученики десятого «Б» были комсомольцами. Во что выльется завтрашнее собрание, Гектор представлял себе с трудом, потому что публично Инну во лжи никто не уличал. Сусанна Андреевна побеседовала с Инной наедине и сказала, что доставать справку теперь не имеет смысла. Гектор очень хотел застать дома отца и отговорить его идти завтра на собрание, но на письменном столе лежала записка, где отец сообщал, что вернётся домой поздно. Как поведёт себя на собрании Костя, Гектор догадывался: Костя будет сначала молчать, а потом начнёт грубить, хамить, и может так всех разозлить, что ему дадут строгий выговор. Повестка дня гласила: «Личное дело комсомолки Леннер», имя Кости там не упоминалось. В этом Гектор тоже видел какой-то подвох.
«Что же это за собрание будет?» — думал Гектор, сидя в своей крохотной комнате на плечах у атлантов и глядя в окно. Карай после битвы с хулиганами спал тут же, у Гектора в комнате.
До самого вечера Гектор читал вузовский учебник «История русской литературы XIX века». Почему-то спать захотелось необыкновенно рано, и Гектор улёгся в кровать на розовеющие под вечерним солнцем простыни и, отложив вузовский учебник, почитал на сон грядущий книгу «Аэций — последний римлянин». В десять часов Гектор спал, хотя в комнате было светлым-светло, верхний сосед Юрка Тельманов играл Моцарта, а нижние соседи смотрели по телевизору футбольный матч. Тюлевая занавеска на окне в комнате Гектора ходила туда-сюда. В одиннадцать часов к Гектору зашёл отец. Он постоял около кровати, на которой спал сын, тихонько позвал Карая, потом поднял брошенную на пол книгу «Аэций — последний римлянин» и ушёл, притворив за собой дверь.
Проснулся Гектор, как всегда, от звона будильника от боя часов, от пения птиц, от суеты Невского, от Юркиных аккордов над головой.
33
Толик Ифигенин спешил на собрание. Он специально вышел из райкома пораньше, чтобы пройтись по Невскому и продумать своё выступление. До Толика вдруг дошло, что не знает он, о чём говорить на собрании. Но это Толика не особенно беспокоило. В подобных случаях он привык полагаться на вдохновение. Толик презирал людей, которые не умели выступать. Не ведал Толик и волнения перед аудиторией. В первый год работы в райкоме Толик придумал для себя своеобразную тренировку — просыпаясь, скажем, ночью, он быстро продумывал выступление на какую-нибудь тему, мгновенно намечал основные тезисы. В метро, на улице, дома — в любой ситуации — Толик, по примеру древних римлян, совершенствовал ораторское искусство. Как-то в магазину гневной речью осадил здоровенного мужика, который лез без очереди. В другой раз убедил не сдавать в милиция мальчишку-восьмиклассника, из-за которого чуть не столкнулись два самосвала. Сейчас Толик мог выступать по любому поводу. Особенно удавались ему выступления перед большими аудиториями. Единственно нужные слова приходили сами, голос начинал проникновенно звенеть, слушали Толика всегда с удовольствием.
И вот сегодня Толик спешил на собрание в свою бывшую школу — свежий, энергичный, и портфель прыгал у него в руке, точно была рука на пружине.
Спешил на собрание и Александр Петрович Садофьев. Шёл он навстречу Толику с противоположного конца Невского. Александру Петровичу было интересно посмотреть на сына, сидящего за партой, на его класс, на его школу. Настроение у Александра Петровича было хорошее — роман о современной молодёжи наконец-то был начат. Сейчас он писал главу, где главный герой — школьник-десятиклассник — как раз избирается на комсомольском собрании комсоргом. Александр Петрович полагал, что вскоре герой вступит в конфликт с руководством школы, будет отстаивать истину, которую доказать, увы, не сможет, и уйдёт учиться в техникум. Но всё это произойдёт в будущем, а сейчас Александру Петровичу очень хотелось побывать на комсомольском собрании. Неподалёку от школы он вспомнил, что не взял с собой даже блокнота. Он сунулся было в канцелярский магазин, но там был перерыв. Александр Петрович посмотрел на витрину, где частоколом стояли гиганты карандаши, и пошёл дальше.