Новые мосты - Галина Дмитриевна Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Губы женщины невольно дрогнули в ответной улыбке. Первый шаг был сделан.
Мия– Разве не стоит подождать до лета?
– Поверь, Мия, сейчас самое подходящее время.
Мия пожала плечами, глядя на море. С ее точки зрения, самое подходящее время все равно было летом. Не холодно, штормов нет…
– Это связано с ветрами и течениями, – объяснил ей Джакомо. – Смысл в том, что в феврале ветра начинают дуть с континента и до Девальса можно доплыть быстрее. А шторма, наоборот, самые сильные по осени. И, как ни странно, в апреле.
– Почему?
– Тоже связано с ветрами. Поэтому самый подходящий сезон, чтобы выйти в сторону Девальса, – ранняя весна или поздняя зима. А вернуться как раз в июне, летом. И ветра будут попутные, и шторма прекратятся, и основной сезон ярмарок скоро наступит… не весной же торговать? Это для других, тех, кто с зерном-овощами ездит, а Фредо по другому товару специалист.
Мия задумчиво кивнула:
– Да, наверное.
– Просто тебе не хочется отпускать Энцо в плавание.
– Не хочется. – Какой смысл лгать? Все равно и так понятно.
На земле она, конечно, тоже много чего не контролирует. Но на воде оно и вовсе уж… там течения, ветры, шторма, а еще пираты! И с ними Мия ничего не сделает. Гр-р-р-р-р!
– Фредо не первый раз посылает на Девальс корабли.
– Меня это не успокаивает.
– А еще… Мия, дай Энцо повзрослеть. Он должен приобретать свой собственный опыт.
– Да неужели? – фыркнула Мия.
– А как еще мальчику становиться мужчиной?
– Я предполагала, что это не там делается, – спошлила дана Феретти.
Дан Джакомо фыркнул в ответ:
– Если ты о борделе, так я его отведу в свое время. Но пока у него первая романтическая любовь.
– Здоровее будет.
– Я тоже так думаю. Отпусти, Мия. Так надо. Мальчики должны становиться мужчинами, приобретать жизненный опыт, брать на себя ответственность…
– Я все равно за него боюсь.
– Идет несколько кораблей. И Лаццо далеко не беззащитны, уж ты мне поверь.
– Правда?
– Да.
Мия только вздохнула.
Она могла устроить скандал. Могла кричать, могла делать что угодно – а толку? Энцо останется дома, допустим. Она поговорит с Марией, та с супругом, Фредо послушается, и Лоренцо никуда не поплывет. Это реально, это возможно.
А Энцо простит старшей сестре такие выходки?
Вот Мия бы не простила, если бы так поступили с ней. Раньше бы – даже не заметила. А вот получив у Джакомо своеобразную, но свободу…
Попробуй сейчас запри ее!
Порвет на ленточки и тряпки!
Энцо придется ехать. А ей… ей придется ждать. И заодно научиться молиться.
Нет, Мия знала молитвы и ходила к причастию, но сейчас уже сильно подозревала, что Бог… а есть ли ему дело до их молитв? Кто ж его знает… точно не Мия.
И искренности в ее словах оставалось все меньше и меньше.
А вот за брата…
Она будет молиться. Искренне. До глубины души.
Ничего нет хуже, когда любимые и родные далеко от тебя, и помочь ты ничем не можешь, и ничего от тебя не зависит. И спрятать бы у себя под крылом, обогреть, защитить… да вот беда! На всю жизнь не наздравствуешься. Вырастет эгоистичное бессмысленное существо, ленивое и вялое… кто хочет такой судьбы любимому брату? Уж точно не Мия.
Пусть едет.
А она будет молиться за Лоренцо Феретти. Пусть Бог хранит его и приведет живым домой. Пусть сохранит…
* * *Бог-то Бог…
Как ноги занесли Мию в церковь? Она бы им сама не ответила.
Вроде бы и знала, что Бог ее не услышит, что она оборотень, перевертыш, метаморф – называй, как хочешь, а все неизвестно, чье творение, – что она убийца, что воровка…
Заповеди она нарушила… какие?
Да практически все. Разве что чужих ослов и рабов не желала. А так…
И что?
Энцо-то ничего не нарушал…
Вот и сидела Мия на скамейке в храме, вот и слушала певчих. И в душе ее царил раздрай и хаос. Тошно ей было, тяжко и горестно.
Брат уплывает.
Она ничего о нем знать не будет. Помочь не сможет.
Случись что – и отомстить не сумеет.
И как тут оставаться спокойной?! Мало ли что Джакомо говорит! Да хоть бы и с утра до вечера стихи он декламировал! Чушь это!
Понимаете – ЧУШЬ!
Ему Энцо не важен и не дорог, ему даже Мия важна как источник денег. А уж мальчишка-то…
Вернется, не вернется – какая разница?
К причастию Мия подошла. Но, видимо, лицо у нее было такое, что священник легонько коснулся ее руки:
– Задержись, дочь моя. Мне кажется, тебе нужно с кем-то поговорить?
Мия вскинула на него глаза.
Старый уже… сколько ему лет? Весь седой, сгорбленный, высохший, словно щепка. А вот голубые глаза светятся чем-то таким… надмирным.
Верой.
Это называется – искренняя вера в Бога. То, что Мия утратила еще в день смерти отца. Сломалось что-то… и не починишь уже, не залатаешь. Но почему бы и не задержаться? Что она теряет?
Мия отошла в сторону, села на скамейку и ждала, пока падре не отпустит последнего прихожанина и не подойдет к ней.
– Дана, поговорим?
– Вы хотите услышать мою исповедь?
Священник покачал головой:
– Нет, дана. Вы не хотите исповедаться. В вашей душе нет для этого решимости и уверенности. Но мне кажется, вам очень надо с кем-то поговорить.
Мия только вздохнула:
– Надо. Падре…
– Ваккаро. Норберто Ваккаро.
– Мия Феретти, – представилась Мия. Пес с ней, с известностью. Лицо она сегодня нацепила мамино, но эмоции-то на нем принадлежали Мии!
– Что вас настолько гнетет, дана Феретти? Вы сама не своя, это видно.
– На днях уезжает мой брат. Отправляется в путешествие на корабле.
– И вас это тревожит?
Мия качнула головой:
– Я не могу защитить его. Я не смогу даже узнать, что случилось. Если случится, конечно.
Священник только головой покачал:
– Дана, дана… это мужчины должны вас защищать!
Мия фыркнула. Непочтительно, конечно, но ведь это – не исповедь! Чего стесняться?
– А мы их – не должны?
– Вы можете ждать, молиться, любить…
– Я так не умею.
Священник медленно кивнул.
Да, с таким он тоже сталкивался. Очень деятельная натура. Очень умная, очень сильная, очень своеобразная… Он с такими сталкивался. И иногда видел, как они превращаются в проклятие для своей семьи. Если не смогут смирить куриный инстинкт и отпустить птенцов в полет.
– Вы не хотите его отпускать, дана?
– Не хочу. Но отпущу.
Эта – не превратится. Уже хорошо.
– Что вас так гнетет? Что вы не сможете его защитить? И все?
Мия кивнула:
– Не смогу. Я даже молиться не смогу, падре. Я грешница, и Господь меня не услышит.
– Дана, он всех своих чад слышит. Не сомневайтесь…
Мия покачала головой. Ей было больно, больно…
– Падре, если бы я знала, что так сложится… я готова хоть на коленях вокруг столицы проползти, но лишь бы это помогло! Но ничего, понимаете, ничего не поможет!
– Вам – или ему?
– Мне? Почему мне?
– Вам ведь тоже будет плохо.
– Да, но это не так важно. Я не хочу, чтобы что-то случилось с моим братом, вот и все…
Падре
