Русская модель управления - Александр Прохоров

Вообще-то, в науке сам за себя должен говорить результат — открытия и публикации, в литературе — тиражи журналов, в искусстве — аншлаги и очереди в кассы. Но наши литераторы, художники, артисты, ученые почему-то не ждут, когда публика придет к ним и признает их успех. Они сбиваются в стаи-кластеры и с первых шагов доказывают, что их учение, их направление, их школа являются единственно верными и правильными, и большую часть сил тратят не на то, чтобы творить самим и утверждать свое научное или художественное направление, а на то, чтоб задавить конкурирующие школы, расходуя время и силы на публицистическую, административную и политическую борьбу с ними.

«У русских футуристов существовало совершенно маниакальное предубеждение, что нельзя создать ничего нового, не убрав с дороги старое. Чтоб свободно творить, им нужна была Сахара вместо культуры. Эта мания с ниспровержением кумиров отнюдь не была невинной. По признанию современников, Малевич входил в группу специалистов, предлагавших уничтожить Кремль, собор Василия Блаженного и Большой театр как окончательно устаревшие здания. „Я живу в огромном городе Москве, — писал Малевич в 1918 году, — жду ее перевоплощения, всегда радуюсь, когда убирают какой-нибудь особнячок, живший еще при алексеевских временах“»[172].

А уж какие формы приобретала борьба в России научных школ, когда одно направление полностью истребляло другое (при Сталине — физически). Какую пустыню Лысенко оставил после себя в биологии! Да почти в любой науке после жестокой взаимной войны была объявлена единственно верной какая-то одна школа, остальные преследовались.

Те же тенденции прослеживались и в литературе, и в музыке, и в живописи. И сейчас художники (по крайней мере в столице и крупных городах) не могут существовать, не участвуя в борьбе группировок и школ. «В выставочном зале МОСХа на Кузнецком мосту открылась ежегодная выставка молодых художников. …Работы разбрелись по большому залу, как по избе, по четырем углам… Это — четыре всегда противостоящие друг другу московские школы живописи и рисунка, сходящиеся только на ристалищах летних выставок. Схватки командные — бьются не личности молодых художников, не их индивидуальные взгляды, а техники или приемы, принятые в каждой из школ»[173]. Почему?

Конечно, во всем мире были неформальные творческие объединения, и естественным образом не могли не существовать научные школы, потому что если есть научный руководитель, то у него есть ученики, которые разделяют его взгляды. Но сам характер деятельности этих школ в живописи, литературе, театре не был столь агрессивен, как в России. На Западе они были нацелены на то, чтобы с помощью своих коллег по научной или живописной школе, по театральной труппе завоевать большую долю рынка, поднять тираж издания, привлечь больше зрителей и, таким образом, захватить этот рынок, постепенно вытесняя конкурентов на периферию.

В России же подобные школы и направления поступали иначе. Они не были озабочены захватом рынка через свободную конкуренцию, не провозглашали: «Пусть все зрители придут к нам, а не к конкурентам, потому что мы лучше играем, лучше снимаем, лучше ставим фильмы и спектакли; пусть читают наши журналы, а не журналы конкурентов, потому что наши журналы убедительнее доказывают нашу точку зрения, пусть читают наши романы и поэмы, потому что они лучше написаны». Научные, художественные и литературные школы с самого начала были настроены на то, чтобы задавить конкурента, создать у публики и государства уверенность в лженаучности и злонамеренном убожестве всех остальных.

Новая театральная школа не просто борется за существование, она доказывает, что всякий нормальный человек может ходить только на спектакли этой театральной школы. А все остальные — закрыть и запретить. Научные школы претендуют на ликвидацию враждебных исследовательских институтов, враждебных кафедр, закрытие научных журналов, и передачу им, победителям, денег на издание новых журналов. В литературе — постоянное избиение враждебных группировок на журнальных страницах и в устных выступлениях как норма литературной жизни.

Создав монопольные творческие союзы (Союз писателей, Союз композиторов, Союз кинематографистов и т. п.), советская власть окончательно институционализировала волчьи нравы российской творческой интеллигенции. Отныне, чтобы получить доступ к публике, надо было или втереться в господствующую в данный момент школу, или, объединившись в кластер с другими обиженными, сковырнуть с руководящих постов зажравшихся мэтров и самим захватить доступ к тиражам, выставкам, ролям и ставкам. В таких условиях у классической творческой богемы шансы на выживание были не больше, чем у вольной Новгородской республики в структуре Московского государства.

Художники, актеры, литераторы, поэты и ученые, как и все русские, знают, что период нестабильного состояния системы управления недолог и за короткое время надо успеть утвердить себя. Им некогда дожидаться, пока их научные концепции, их стиль в поэзии и живописи завоюют рынок, а конкуренты вынужденно окажутся на мели. Нет, они с самого начала должны добиваться перераспределения в свою пользу всех ресурсов.

В системах управления западных стран перераспределение ресурсов в пользу победителя является результатом конкурентной борьбы, ее итогом. В России же период нестабильного состояния системы управления — период «конкуренции администраторов» — заключается в том, что перераспределение ресурсов разворачивается с самого начала, еще до того, как конкуренты получили конечный результат своей деятельности. Уже по первым шагам, по начальным попыткам кластерных ячеек достичь результата система управления делает вывод о том, кто из конкурентов победитель, а кто аутсайдер, кого финансировать, а кого ликвидировать, кого повышать по должности, а кого увольнять.

«Конкуренция администраторов», конкуренция по-русски, особенно безжалостна, она уже на ранних стадиях развития той или иной отрасли или сферы деятельности показывает свой звериный оскал. Ресурсы перераспределяются гораздо быстрее, чем в ходе классической западной конкурентной борьбы, поэтому эволюция всех сфер жизни общества на фазе нестабильного состояния системы управления идет в России громадными темпами; процессы, в других странах длящиеся десятилетиями, у нас могут занять годы, если не меньше.

Из всех политических партий начала XX века большевистская отличалась наибольшей остротой и жесткостью внутрипартийной борьбы. И именно большевики в конечном счете победили. Внесшие наибольший вклад в расцвет русского авангарда живописные школы одновременно отличались и наибольшим свинством в отношениях с коллегами (чего стоит один только погром в здании Академии художеств, сопровождавшийся выбрасыванием в окна копий античных скульптур).