Амулет (Потревоженное проклятие) - Сергей Волков

Я медленно отходил от той внутренней напряженности, которая охватила меня на кладбище, Витьку слушал в полуха, и жалел, что у меня нет телевизора — почему-то до смерти захотелось посмотреть телевизор!

Мы выпивали не торопясь, обстоятельно, закусывая колбасой и помидорами, курили, и Витька между тем продолжал свои рассуждения и добрался лично до меня:

— Вот ты сколько лет уже у нас во дворе живешь? Семь! Видал, блин, почти что как я! А пацанов со двора никого не знаешь! Ты же за братву держаться должен! Не, ну че ты лыбишся, Серега?! Я, в натуре, тебе говорю ты пацан правильный, хотя и с образованием. От своих нельзя отрываться, своя братва всегда поможет, понял?

Я вспомнил «свою братву» — они обычно с утра ошивались у магазина на углу, человек пять сильно помятых «вечных мальчиков», одетых в вещи конца семидесятых и неизменные трико с оттянутыми коленками. Мне опять стало смешно, но тут я попал — Витька рассказывал какой-то похабный анекдот, и я засмеялся вовремя.

После третьей бутылки окружающие предметы утратили четкость, в голове зазвенело, и Витька заявил, что «хорошо сидим, но скучно». Он сбегал к себе и приволок раздолбанный кассетник, из динамика захрипел Шафутиныч, проникновенно поведав нам про митяевскую соседку с ненаточенными ножами. Витька кому-то звонил по телефону, и спустя минут пять в дверь позвонили пришел какой-то Толясик, принес еще вина, мы снова выпили, потом еще и еще…

Я еще пару раз выныривал из алкогольного омута, с кем-то знакомился, пил на брудершафт с какой-то накрашенной блондинкой, плясал, хватаясь за мебель. Еще помню — в комнате полно народу, ревет музыка, на столе, сшибая каблуками бутылки, стаканы и консервные банки, скачет здоровенная грудастая деваха с задранной юбкой, машет жирными ногами в черных прозрачных чулках с затяжками и орет: «От Москвы и до Находки «Омса» — лучшие колготки!». И все — туман…

…Пробуждение напоминало умирание. Жутко болела голова, тошнило, во рту ощущался привкус какой-то дряни — наверное, такой вкус у куриного помета… Ох, мамочка моя! Что ж так плохо-то!..

Я медленно разлепил тяжеленные веки — лучше бы я этого не делала! В комнате был жуткий бардак. Стол стоял криво, заставленный банками, тарелками, заваленный окурками, залитый всякой дурнопахнущей жидкостью. Повсюду стояли, лежали, рассыпались кучками битого стекла пустые бутылки, просто чудовищное количество пустых бутылок! Чего тут только не было! Вино, водка, пиво, даже шампанское! В довершении всего этого разгрома на противоположной стене, прямо на обоях я увидел размашистую надпись чем-то красным, скорее всего губной помадой, но может быть и томатным соусом: «Серега плюс Надек равняется трах-трах-тарх!!!».

Пришлось снова закрыть глаза, чтобы не видеть всего этого разгрома. И вдруг откуда-то всплыло недавние воспоминание: Борис достает из бокса амулет, покачивается серебряный кружок на цепочки, бегут по кругу фигурки людей, животных, изгибает веки бирюзовый глаз. Но теперь мне кажется, что нет злости в его взоре — он лукаво щурится, словно говорит: «Что, человек, плохо? А будет еще хуже!».

Я с великим трудом сел на кровати, помотал головой, отгоняя видение, и обнаружил, что практически голый. Но самое ужасное — рядом со мной, бесстыдно раскинувшись, чуть прикрытая простыней, сладко похрапывала какая-то женщина со смазанным пухлогубым ртом и огромными, дряблыми грудями!

Минуту я просидел, как буддийский божок, тупо таращась на мою сокоешницу, наконец в голову пришли более-менее здравые мысли, я осторожно встал, нашел одежду, сходил в туалет, но унитаз оказался здорово загажен, и его вид настолько возмутил мой похмельный организм, что меня вывернуло. Потом, правда, стало легче, я умылся, даже почистил зубы, поглядел на себя в мутное зеркало — и не узнал! Весь в пластырях, опухший, обвисший… Как будь-то про меня сказано:

«Шире карты Мордовии в зеркале рожа,Глаз не видна, сплошная опухшая кожа.Это кто? Это я? Я вот этот бульдог?Ой, что было вчера! Но я вспомнить не смог…»

Я пошел на кухню ставить чайник — и тут проснулась «царевна Будур».

Видимо, подругой она была опытной — когда я услышал шум в комнате и вошел, моя нечаянная гостья, абсолютно голая, сидела на корточках на полу и сливала в грязный стакан из уцелевших бутылок остатки вина, водки и пива. Мутной жидкости набралось практически полстакана. Женщина равнодушно глянула на меня пустыми, как у куклы, белесыми глазами и одним протяжным глотком выпило содержимое стакана. Меня снова замутило…

С трудом втолковав захмелевшей диве, что продолжения банкета не будет, я кое-как заставил ее одеться и проводил до дверей. Честно говоря, меня мучил один вопрос — было у нас что-нибудь или нет, но спросить я постеснялся, а по другому определить не мог — я абсолютно, катастрофически ничего не помнил!

В дверях моя визави обернулась и потянулась поцеловать меня мокрым ртом. От нее пахнуло таким перегарищем, что я довольно грубо оттолкнул женщину. Она уничижительно посмотрела на меня, усмехнулась: «Козел! Импотентная рожа!», плюнула на пол и пошла вниз по лестнице, виляя бедрами и спотыкаясь на каждой ступеньке. Ее фраза, как не странно, меня утешила, я закрыл дверь и пошел наводить порядок…

Я еще не успел собрать всех бутылок, как в дверь позвонили. Сильно подозревая, что это вернулась мадам, забывшая что-то из своего гардероба (причем я сразу увидел, что — на разосланной кровати валялись голубенькие трусы пятьдесят шестого размера!), я поплелся в прихожую.

Но это была не она! На пороге, возвышаясь во весь свой могучий рост, бугрясь мышцами, обтянутыми камуфляжем, стоял Виталик, Катькин «двоюродный кузен». Был Виталик свеж, подтянут и весел. В руках его блямкала чем-то стеклянным спортивная сумка, а на красном чистовыбритом лице застыла улыбка:

— Привет, родственничек! Бухаешь? — голос Виталика, очень тонкий, как у ребенка, совершенно не подходил к его бравой внешности «качака». Я застенчиво улыбнулся:

— С чего ты взял? Так, посидели вчера маленько…

— Ни хрена себе маленько! — Виталик прошел в комнату, окинул ее орлиным взором, посмотрел на меня: — Пропадаешь?

Я молча кивнул — с утра пораньше, а было всего девять, картина моего морального падения столь меня напугала, что в голове уже созрел план сходить, закодироваться.

Виталик между тем уселся на разосланную кровать, подстелил под задницу покрывало, еще раз оглядел стол и спросил:

— Врачебная помощь требуется?

— В смысле? — не понял я.

— В смысле лечения головки! — и Виталик извлек из своей сумки две бутылки «Жигулевского»!

— Ух ты! Спаситель! Айболит! Виталик, ты просто гений, Чип и Дейл, един в одном лице! А как ты догадался? — я засуетился, выискивая на столе более-менее чистые стаканы.

— Да ты что, совсем? Что, ничего не помнишь? Как мы вчера по телефону разговаривали? Как ты мне какую-то хреновину нес — про амулеты, археологов, ФСБ? Ни-че-го?

Я отрицательно помотал головой. Я действительно не помнил нашего вчерашнего телефонного разговора, если на то пошло, я вообще ничего не помнил!

Виталик улыбнулся:

— Ладно, понято… На, держи, лечись! — и швырнул мне бутылку пива. Все, что я смог сделать — это увернуться. Кто же заставляет человека с похмелья ловить такие вещи! Бутылка, блеснув зеленым боком, врезалась в стену и гулко разлетелась, зашипев вспеневшимся пивом! Я вскрикнул.

— Ну ты, чувак, совсем! — покачал головой Виталик, достал из сумки еще бутылку и бережно передал в мои протянутые руки. Я черенком вилки кое-как отковырял пробку, и присосался к горлышку, забыв про стакан. В горле забулькало, пиво шибануло в нос, но я не отрываясь, пил и пил, чувствуя, как мой организм буквально наполняется жизнью.

Виталик с усмешкой ловко вскрыл свою бутылку обручальным кольцом, глотнул пару раз, и решительно объявил:

— Значит так! Повторяю свои вчерашние слова: я договорился с шефом, в четверг тебе надо будет приехать к нам в главный офис, на собеседование, в десять тридцать. Вот адрес. Постарайся выглядеть солидно, захвати всякие бумажки — диплом там, грамоты какие-нибудь спортивные… Если понравишься, считай, тебя взяли. Сначала будешь работать на автостоянке, типа испытательного срока, сутки через двое, тристо баксов в месяц. Устраивает?

Я кивнул, не отрываясь от бутылки.

— Ну тогда все! Больше сегодня не пей, лучше поспи, а то рожа у тебя… Да, все пластыри свои поотлепи — шеф этого не любит! Так и иди с побитой рожей — синяки украшают мужчину! Ну все, я поскакал, пока!

Виталик ушел. Я, окрыленный перспективой получения работы, а больше всего, наверное, выпитым пивом, с утроенной силой взялся за уборку.

Провозился я почти час. Когда, наконец, квартира приобрела более-менее божеский вид, в дверь снова позвонили.